Пейзанизм

   "Да какая женщина не заведёт себе любовника при таком муже". При таком, который не порет треххвостой плетью с закоревшими кончиками? Конечно, русская народная мудрость гласит: "Раз бьёт, значит любит". А этот, англизированный, не бьёт.

   А вот онегинской Татьяне, похоже, доставалось. В исконно-посконном, традиционно-патриотическом стиле. То-то она так чётко, по уставу, формулирует:

   Чувствуется педагогическое воздействие мужа-генерала. Он-то привык, что у него его боевые товарищи из нижних чинов "ежевечерне кричат ягодицами". Вплоть до криков: "помилосердствуйте, братцы", и летального исхода. С уставным мордобоем "милосердствующих". Опять же, классика - "После бала".

   Видать, "защитник отечества" успешно "вложил ума" юной жене, для "несколько детскую резвость приутишить, благопристойность -- приулучшить". Заявляется убелённый сединами боевой генерал к любимой жене и сообщает: "Дитя моё, нынешнем вечером на балу у Куракиных вы позволили себе дважды обронить надушенный платочек свой к ногам самого генерал-адъютанта. Сие есть нарушение приличий, уже в свете отмеченное. Так что извольте, душа моя, обнажиться и вот сюда к скамеечке на коленки встать. По первости, полагаю, десяти горячих довольно будет". И становится юная генеральша в уголке на коленочки, укладывается своим нежным бюстиком на шёлковую подушечку, и ласковым голоском своим просит законного и богом данного супруга не бить её лишь по плечам. Поскольку вскорости опять бал, а платье у неё довольно открытое -- полосы красные видны будут.

   Не понятно только: этот супруг поркой юной жены занимался только в воспитательных целях? Или же совмещал полезное с приятным? Педагогику с аутотренингом? Возбуждая своё немолодое, пострадавшее в деле защиты отечества тело, к битвам иным, более приятственным, любовным. Ибо вскрики юной красотки, вид красных полос, возникающих на её нежном белом теле, свист плети вызывают в некоторых возбуждение, подобное восторгу, возникающему в душах воинов при виде поражаемых оружием нашим врагов, в страхе бегущих и стенающих.

   А романтическая вышеупомянутая "бедная Лиза", упоённая ласками нежного возлюбленного мужа и разглядыванием двух- или трёх- хвостого подаренного счастливым новобрачным инструмента, записывает карандашиком в золочённой оправке в блокнотик для памяти: "Навестить маман. Сменить гардины. Горничной -- 50 плетей". Это -- не Салтычиха, это прелестное созданьице аристократического происхождения и изысканного воспитания. Каковое, очевидно, тоже вбивалось ей в задницу.

   Собственно говоря, публичная порка дворянства и духовенства что кнутом, что плетями отменены были только в во второй половине восемнадцатого века. И количество ударов кнутом для людей благородных доходило до 400. По простонародью ограничений не было вообще. А вот более простые розги или палки-шпицрутены использовались на порядок активнее. То есть если плетей -- 50, то розог - 500.

   Государь наш Николай Павлович, милейший, кстати, человек, предмет тайных воздыханий всех смолнянок нескольких поколений, получил прозвище "Палкин" за любовь давать защитникам "веры, царя и отечества" по 6-8 тысяч ударов этими самыми шпицрутенами. При том, что обычная норма, приводящая к смерти, составляет 2 тысячи.

   Удивительно -- бить женщину плетью, хвостики которой вырывают куски кожи -- нормально. Бить нагайкой, у которой на конце мешочек с грузом, который при ударе вызывает или переломы, или внутренние кровоизлияния, которой диких волков до смерти забивают -- нормально. Это - на Руси. В Европах это называется "убийство". В оригинале, до Шекспировской переделки, Отелло именно так Дездемону ухайдокал: бил мешочком с песком, пока предполагаемая нарушительница супружеской чести не померла от внутренних повреждений. Очень удобно -- нет внешних следов.

   А вот розгой, хоть мужчину, хоть женщину -- нельзя. Это только для детей.

   " - Владимир Ильич, там вагон с хлебом пришёл.

  -- Отдать детям.

  -- И еще вагон с презервативами.

  -- Все -- детям.

  -- Так презервативы же!

  -- А! Проколоть - и левым эссерам"

   У нас тут на поварне - ни вагонов, ни эссеров, ни презервативов. Даже детей нет. Так вот почему Ноготок, хоть и вызвался сам пороть Светану, а в смущении. Плеть бы ему. А лучше -- кнут. А розгой, взрослую бабу... не по обычаю. Не по дедам-прадедам.

   Кстати деталь: всеми инструментами штатно работают по спине. То есть можно, к примеру, пустить плеть так, что она и по спине ляжет, и кончиками с другой стороны у бабы сосок ухватит и вырвет. Это, конечно, не на кобыле, а у столба с перекладиной, при подвесе за кисти рук. А можно -- что и не ляжет на спину, а просто скользнёт, ветерком пахнет -- и тоже вырвет. Разные наборы последовательных ощущений.

   А вот розгой -- работают преимущественно по ягодицам. И еще: у берёзового прута, естественно, ни гибкости кнута, ни длины. Совсем другая техника. Только одна сходная деталь: прут, конечно, ошкурен. Но вот места, где сучки были, выступают -- несколько похоже на узлы на кнуте. И, как следствие, возможность "потяга". Собственно, поэтому и говорят "сечь" - удар не рубящий получается, как топором или мечом, а режущий, сабельный. Саблями - "секутся".

   Вот Ноготок и продемонстрировал типовой удар: по средней трети ягодиц с потягом. Называется - "попробовать берёзовой каши". А я-то все никак не мог понять: что это у берёзы собирают и варят, чтобы "берёзовую кашу" сделать. Светана как-то за это время притихла. Чарджи её за руки держит, Ивашка за лодыжки. Не сколько держит, сколько панорамой любуется. Николаша полез не то шнурок от крестика убрать, не то одежду на голове поправить. И так завис там, где-то в районе женской шейки.

   А тут "берёзовая каша". Ух как она взвилась. Хорошо хоть моя портянка у неё во рту -- убила бы акустическим ударом. Ребятки мои как-то тоже несколько расслабились -- чуть не вырвалась баба. Тут Ноготок продемонстрировал, что он отнюдь не теоретик, не палач-заочник. Сместился на шаг к голове и снова положил удар. Но не по ягодицам, а по лопаткам. Вроде бы ничего серьёзного. Просто красная полоса поперёк спины. Без всякого потяга или там проворотов кистью -- есть и такой технологический приём. Но Светана сразу воткнулась в стол и обмякла. Похоже на удар полицейской дубинки. И по месту нанесения, и по полученному результату. Лежит себе спокойно, чуть подёргивается судорожно, перхает тихонечко в своих тряпках. Вздохнуть пытается.

   А Ноготок объясняет дальше. Как можно даже розгой сломать шею. Как пробиваются почки. Так что человек неделю будет ходить согнувшись и писать кровью. Или не неделю, а всю оставшуюся жизнь. Недолгую. Как обрабатываются голени. Ну, это я по Саввушке помню. Хотя "правёж батогами" и порка розгами -- существенно разные технологии. Очень интересная техника нанесения ударов кончиком прута по двум точкам чуть ниже поясницы. Там тазобедренные кости имеют по верхнему краю такие вырезы, и в них прощупываются нервные окончания. Так вот, даже щелчок не самим прутом, а только его хвостиком, даёт мощное и долговременное воздействие. Хочешь -- будет ходить согнувшись и подвывая на каждом шаге, хочешь -- вообще ноги отнимутся. Я с этими точками по массажным делам знаком, в лечебных целях, особенно для женщин с больной спиной. А здесь... А что здесь? Здесь все поротые.

   Ме-е-едленно.

   Все население Руси -- многократно поротые люди. Все. Кроме сирот. Эти -- битые.

   То есть, читаешь о деяниях Владимира Святого и вспоминаешь: "был многократно порот розгами за неуважительность". Или там житие какой-нибудь блаженной Евдокии -- княжны-инокини из Полоцкой ветви рюриковичей, и помни: "порота розгами по воскресным дням благочестия ради". А воспитанный человек после порки, кривясь от боли в полосатой спине, низко кланяется, благодарит, ручку с плёткой целует. Мономах, к примеру, очень благостен был. Обязательно давал к ручке приложиться. Сыну своему Мстиславу, позднее прозванному Великим.