Вляп

   Поклон в пояс. Рукой до земли. Шаг назад, второй поклон. Я чуть не свалился с помоста. Спрыгнул, развернулся, народ от меня как-то в стороны, подхватил свои тряпки, по полу разбросанные, и на выход. Скорее к Фатиме, скорее домой, скорее от этих... таксидермистов.

   Фатимы не было, она тоже слышала. Убралась подальше. Я - на выход и где-то в переходе под лестницей меня слегка плечиком приподтолкнули, ножку приподставили, я сходу - в открытую дверь. Чулан вроде какой. Дверь за спиной - хлоп. Темно. Мужики какие-то. Один за руки держит, другой сразу в штаны ко мне полез. И вообще - пытается во всюда сразу. Живот щупает, к попке прижимается, лифчик сдвинуть норовит, кажется, еще одновременно и на себе штаны расстёгивает-развязывает. Шива многорукий. Горячий, потный, липкий. Сработал на автомате: сильный прогиб вперёд и левой пяткой назад. Попал. Повезло. Мне. Мужик уже успел нижние пуговицы на кафтане расстегнуть. От толчка моей головой в живот, и передний завалился. Рук не отпускал, пока я ему тем же коленом на причинное место не встал. Оба воют и матерятся. Я шмотки - что в темноте ухватил - и к двери. Опа. Дверь открывается - в проёме третий. Вот теперь хана. Сам же дочку учил: после удара по гениталиям или убивай, или убегай - пощады не будет. Добить этих - не смогу. Убежать - тоже. Сейчас они меня... во всюда куда найдут. Через дверь свет снаружи, один из лежащих ухватил меня-таки за ногу. Тут от двери голос:

  -- Отпусти.

   Этот, что ухватил, пополам с матами:

  -- Не лезь, Артемий. Хочешь - в очередь стань.

  -- Отпусти её, первым в очереди - Гордей. Сказать ему?

  -- Давай мы её все вместе. Все едино ей завтра либо Гордей, либо дочка его - все поломают. Хучь целенькой попользуемся. А потом скажем...

  -- Отпусти. (мне) Пошли.

   Так, тряпки подобрал, бочкам-бочком мимо него в дверях. А на мне никаб на голове, лифчик и шортики со штанинами. Тут я сейчас в проёме дверном его голым животиком "влажно дрожащим" задену, у мужика крышу снесёт и... Тут он меня за плечо - цап. Началось...

  -- Накройся.

   Однако... Одну юбку вокруг тела, другую на плечи.

  -- Пойдём провожу. А то тебя еще кто-нибудь... Я - Артемий. Артемий-мечник. А тебя как звать?

   Ну и что ему может ответить "княжна персиянская"? Которая не говорит, не княжна, не персиянская, не девушка вообще? Мычу. Типа: "нихтферштейн факеншит". Понял, ведёт дальше.

   А куда он меня ведет? Как заведёт куда... Ой-ей-ей. Нет, вывел к людской, вроде и Фатима там. Тут он меня за плечо маленько назад и в тёмный угол, к стенке спинкой. Вот, опять хватать будут. Ухватил, за подбородок, лицо к себе поднял.

  -- Пойдёшь ко мне? Мне Гордей должен. Попрошу - отдаст. Даже пальцем не тронет. Как на Гордеевский двор приведут - я тебя и заберу. Неволить не буду. Работой изнурять не буду. Плетей... тоже не будет. Обещаю. Пойдёшь?

   Ни фига себе! Мне предложение делают. Да еще какое. Это куда круче чем просто "в замуж". Чтоб в этом мире да у невольницы спрашивать... Да еще обещать, что пороть не будет! Чудны дела твои, Господи! Есть же и в этом мире приличные мужики, которые даже к рабыне... как к рабыне, но по-доброму. Нет, добрый человек, не пойду. Мне просто не дойти до Гордеева двора. Да и если я с тобой буду - обоим скорая смерть. Ты хоть и мечник, а против Степаниды - ребёнок с прутиком. Но... спасибо на добром слове.

   Что на меня нашло... Сунул ему в руки тряпки свои, чтобы руки у него были заняты, одной рукой обхватил за затылок, другой пуговичку на никабе скинул и - впился в губы. У него глаза все шире и шире. Тут я тряпки назад, личико прикрыл и - ходу. К Фатиме. Пока единственный нормальный в этом дурдоме - не очухался.

   И побежали. Сначала танцевальное лишнее снять-собрать, нормальное одеть. Потом бегом на Степанидино подворье. Юлька уже там, снадобья свои собирает.

  -- Боярыня велела тебя срочно с подворья увести. Хотенею Ратиборовичу отдать тебя пришлось обещать. Иначе Гордей никак на свадьбу не соглашался. Позор свой вспоминал - как ты его перед слугами да боярыней на колени поставил. Забьёт-замучает. Да только боярыня таких клятв не давала. А ежели тебя попортят - Хотенею грустно будет. Вот добрая бабушка, о внучке любимым беспокоясь, решила тебя от Гордея и дочки его спрятать. Цени, холоп, заботу боярскую.

   Цацки всякие, штаны шифоновые, еще кое чего - в отдельную торбочку. Ну, на полпуда не тянет, но вес имеет. Ещё пару торб, вроде с одеждой, торба с Юлькиными горшочками, баклажками.... Уже дело к полуночи, темно совсем. Снова побежали. Через двор к Саввушкиной конторе. Но вход вроде с другой стороны, внутрь, в люк в полу, факел горит и еще лежат. Пошли. Лестница вниз и вниз. Понять трудно, но по ступенька получается этажей 8-10. А по перекрытиям бревенчатым - всего четыре. Потом уже по ровному, бегом-бегом. Разветвления какие-то появились. Юлька выдохлась совсем. Остановились отдышаться. Платок скинула, жарко, голова мокрая... Тут Фатима ей удавку и накинула. В горб коленом - и тянет. Никогда не видал как человека так убивают.

   Фатима тянет, Юльку давит, а на меня смотрит: не дёрнусь ли. Нет, я к стенке прижался. Меня же вроде, ни в воду, ни в землю нельзя. Но что там Степанида Фатиме велела...

   Все. Затихла. Фатима удавку сняла, на пальце покрутила, на меня смотрит, ухмыляется.

  -- Страшно, малёк? Не боись. Боярыня велела тебя в укромное место спрятать.

   И кивком в сторону Юльки:

  -- Обдери.

   Покойников здесь либо обмывают, если свой и хоронить собираются по обряду. Либо обдирают, если просто так бросят. Обдираю. Снять все. Тряпки, украшения, крестик с противозачаточным шнурком, кису, что у Юльки между грудей сохранялась.

  -- Гребни сними, волосы обрежь.

   А это зачем? Ага, понятно. Бабу без волос опознать трудно. Фатима в отрезанную косу факелом ткнула. Ну и вонища. За руки схватили, потащили подальше вглубь прохода. Так и бросили голую. Эх, Юлька-Юлька. Никогда я прежде твоего тела не видел. Пробовал, но не видел. Вытащила, выходила, выучила, в хорошее место пристроила. Все хотела как лучше, а получилось как всегда. Жизнь - болезнь неизлечимая. Всегда кончается смертью. Кому раньше - кому позже. И меня... может даже сегодня. А ты здесь полежи. Здесь сухо. Высохнешь, мумифицируешся. Черви тебя есть не будут. В отличии от меня в болоте. Прощай лекарка-горбунья. Первая моя и, наверноеm последняя, единственная женщина в этом мире.

  -- Не спи. Переодевайся.

   Так, а что у нас в торбах? Костюм небогатого, но гордого и очень большого торка и его маленького невольника - рабёныша.

   Опа - рубашка-косоворотка. Исконно-посконная русская одежда. Поганско-степнякского происхождения. Всаднику постоянно приходится горло от встречного ветра беречь, вот степняки и сдвинули застёжку в бок на воротнике-стоечке. На голову сперва бандану собственного изготовления - плешь свою приметную прикрыть, сверху чёрную войлочную шапку и по-глубже - прикрыть дырки в ушах. Да уж, удружил мне Хотеней со своим подарочком. Не дарил бы серьг, и уши бы целы, и кузнец живой. Сверху кафтанье какое-то. Длинно - кочевники такое не носят, им в седло в длинной одежде не удобно. Но я - рабёныш, одёжка с чужого плеча - сойдёт.

  -- Стой. Сымай штаны.

   Я чего-то напутал? Штаны как штаны. Чего Фатима дёргается.

  -- К стене. Спиной. Руки.

   Я еще и сообразить ничего не успел, а она меня к стене прижала, цапнула за горло одной рукой, коленом по моим ногам, чтобы раздвинул. Ухватила ... хозяйство моё. Жмёт и выворачивает. Лицо почти впритык к моему лицу.

  -- Теперь ты раб, я - господин. Госпожа боярыня велела тебя довести до тайного места. А вот каким - не сказала. Если дорогой хоть что, хоть как - оторву и думать не стану. Понял?

   Я несколько офигел. Она же сама меня "господином" назвала. Тоже, как Юлька, первая и, похоже, единственная. А теперь... не, нет у холопов солидарности. И быть не может. Горло отпустила, со стены горсть земли - и мне под нос: