Плененные страстью

Абигейл ела деликатно, но с несомненным аппетитом. Когда ее веки отяжелели, он взял ее на руки и отнес в постель.

До Абигейл Роберт никогда не спал в одной постели с женщиной. Никогда не испытывал простой радости от ощущения женской попки, прижатой к животу. Представить не мог сладостной близости, не имевшей ничего общего с сексом, зато имевшей несомненное отношение к женщине в его объятиях.

Реальная Абигейл затмила его грезы.

Вздохнув, он зарылся лицом в так и не просохшие пряди.

Разбудил Роберта грохот канонады. Иисусе милосердный, он заснул в бою!

Мягкая, словно бескостная плоть льнула к нему: наверняка мертвец, уже ограбленный и раздетый догола туземцами!

Роберт с бешено колотящимся сердцем попытался сжать приклад винтовки, но пальцы утонули в податливой плоти.

И тут он вспомнил.

Буря. Жгучая потребность, погнавшая его на поиски женщины.

Свет в коттедже и странная особа по имени Абигейл.

— Роберт, — сонно пробормотала она.

— Почему ты оказалась здесь, Абигейл?

Она словно закостенела в его объятиях. Но он не выпустил ее из рук. Наоборот, еще крепче прижал к себе и уперся подбородком в ее макушку.

— Расскажи.

— Я уже объяснила.

Ее сердце билось в его ладони, как вспугнутая птичка.

— Через три недели мне исполнится тридцать.

— Даже в эту секунду десяткам женщин по всему миру исполняется тридцать. И что из того?

— Но не всякая женщина — старая дева.

— Это твой выбор, Абигейл.

— Не хочу, не хочу я быть старой девой, — выдохнула она. — Не хочу, чтобы меня жалели и передавали из дома в дом, от сестер к брату, как вещь какую‑то! Не хочу быть… одинокой.

В голосе ее звучало столько боли, что Роберт невольно съежился.

— В таком случае почему ты здесь одна, в обществе книг? — допытывался он.

Она молчала, и он уже решил, что не дождется ответа, как вдруг…

— Приехала попрощаться, — призналась она.

Страх, безумный страх охватил Роберта. Неужели она решила покончить с собой? Ее смерть… нет, невыносимо! Еще ужаснее, чем возможность его гибели!

Он попытался выбросить из головы ужасные мысли.

— С кем, Абигейл? Или с чем?

— Со своими мечтами, Роберт. Устала желать того, что никогда не сбудется. И привезла с собой книги и журналы, потому что решила оставить их здесь. В надежде, что без них я, возможно, обрету покой.

Покой.

Закаленные солдаты вроде него алкали покоя. Не благовоспитанные леди, никогда не видевшие смерти. Но и Абигейл терзало одиночество, полное одиночество, цена, которую приходится платить за нарушение строгих правил, принятых так называемым обществом. Роберт убивал, выполняя воинский долг, Абигейл потакала запретным желаниям, тайно читая эротику. И за это ее передавали, как вещь, от брата к сестре…

— А твои родители?

— Скончались. У меня есть брат и три сестры, которых я очень люблю. И все меня жалеют. Кроме того, я — самая младшая, и все стараются наставить меня на путь истинный. Знают, что для меня лучше.

Он нежно потер ее сосок.

— Разумеется, не это.

— Не это, — со смешком согласилась она. — Думаю, Уильяма удар бы хватил, если бы он обнаружил мою коллекцию.

— Расскажи о своих родных.

— Мои брат и сестры успели произвести на свет двадцать одного племянника и племянниц. Все они убеждены, что счастье женщины — в удачном браке. И что женщина должна терпеливо исполнять весьма неприятный супружеский долг, чтобы произвести на свет детей. И ты прав: я старая дева вовсе не потому, что испытывала недостаток в поклонниках. Может, жизнь пусть и с уважаемым, приличным, но бесконечно скучным мужем, из тех, что мне постоянно навязывают, бесконечно предпочтительнее одиночества?

У Роберта не было причин ревновать. Откуда взялось желание расправиться со всеми женихами разом?

— И ты вышла бы за одного из этих толстозадых слизняков с напомаженными бачками? — прорычал он. — Мужчину, который велит зачехлить пианино только потому, что его ножки возбуждают… — он снова ущипнул ее сосок, — это?

Абигейл поймала его пальцы и тихо рассмеялась.

— Перестаньте, полковник Коули. Вы уже успели убедить меня в ошибочности подобных мыслей. А как насчет вас? У вас есть родственники?

Возможно, именно облегчение, нахлынувшее на Роберта, побудило его ответить. А может, ощущение ее нежного тела, прижатого к его груди. Или смех, прогнавший мрак. Но что, если ему просто хотелось разделить свое прошлое с женщиной, отдавшей ему так много?

— Четыре брата и пять сестер.

— И все братья — военные?

— Нет.

Он заклинал себя остановиться. Она леди, и совсем иное дело смириться с тем, что он убивал по долгу службы. Но как она воспримет известие о том, что мужчина ее мечты вышел из самых низов?! Но слова сами собой сорвались с языка:

— Последовали по стопам отца.

— Он еще жив?

— И здоров.

— Но почему он не запретил тебе идти в армию? — негодующе вопросила Абигейл.

Роберт невесело усмехнулся:

— Одним ртом меньше. Но ты напрасно гневаешься на него. Очень немногим удается отговорить меня от принятого решения.

— А чем он занимается? Твой отец?

Роберт напрягся, но назад дороги не было. Он уже и так достаточно далеко зашел.

— Уличный торговец. Продает мороженое.

Реакция Абигейл оказалась столь же непредсказуемой, как и поведение в постели.

— О, я обожаю мороженое! — выпалила она, снова превращаясь в малышку, резвящуюся в океанских волнах. — Особенно клубничное!

— Послушайся совета, Абигейл, покупай лимонное или сливочное. Но держись подальше от клубничного.

— Почему?

— В нем нет клубники.

— Есть! Только не целые ягоды, а кусочки.

— Это не ягоды, — сухо сообщил он.

— Тогда что же, позволь узнать? — ехидно осведомилась она.

— Кошенильная тля.

— То есть… жучки такие?

— Именно.

Очевидно, Абигейл с трудом осмыслила тот печальный факт, что ее кормили насекомыми. Немного придя в себя от потрясения, она пролепетала:

— Именно поэтому ты ушел в армию с тринадцати лет?

Роберт саркастически усмехнулся:

— На лондонских улицах случается куда худшее, чем какие‑то жучки. Не говоря о том, что ты живешь под постоянной угрозой быть ограбленным или убитым за жалкую прибыль, изготовление и продажа мороженого — тяжкий труд. Приходится работать с четырех утра до семи вечера. Именно поэтому я предпочел стать военным. И обнаружил, что приходится работать куда дольше и каждый день подвергаться опасности куда серьезнее, чем на лондонских улицах.

— Если бы ты мог начать, снова, избрал бы другой путь?

И не встретился бы с Абигейл и бурей?

— Не знаю.

— Собираешься вернуться в армию?

Он осторожно сжал ее грудь.

— Не знаю.

Мелодия дождя казалась странно успокаивающей. Роберт никогда не думал, что, испытывая подобное желание, можно удовлетвориться тем, что просто держишь женщину в объятиях. Никогда не думал, что настанет день, когда он будет молить небо о дожде. Как они ненавидели грязь и слякоть на полях сражений! Здесь, в Англии, ливень принес ему Абигейл… и жизнь.

— Роберт?

— Хм‑м‑м?

— Теперь я хочу осуществить любую твою фантазию.

Он вдохнул теплый запах ее волос.

— Уже осуществила.

— Вздор.

— Тем, что позволила мне исполнить свои желания.

— Но я желаю стать женщиной твоих грез, Роберт, — попросила она, лаская его непокорную плоть. — Дать тебе все, что ты давал мне.

Роберт намеренно резко перехватил ее руку.

— Я уже говорил… никогда не грежу о том, какое удовольствие может доставить мне женщина.

Но Абигейл не собиралась смиряться с отказом.

— Сам говорил, что грезишь обо… обо всем. Что ты имел в виду, Роберт?

Роберт закрыл глаза, вспомнив о стародавней, почти забытой мечте.

— Тебя это шокирует, Абигейл.

— Никогда! Как это можно? Признайся… поведай, чего ты хочешь, Роберт. Позволь мне стать женщиной твоих грез.