Страница 15 из 418
— Три…
— Чо-о?!..
— Три головы у этой, говорю!..
— Где?!..
— Вона!..
— Ах, чтоб тебя!!!..
— Горыныч!!!..
— Воздушная тревога!!!
— Где, где, где, где, где?!..
Митяй кинулся к сундуку в противоположном углу, распахнул окованную полосами позеленевшей меди крышку с гербом, выхватил потертый, растрепанный «Устав караульной службы дружинника» и лихорадочно залистал — только страницы по ветру полетели.
Угрозы с моря — пожалуйста, в месяц по десятку иной раз, с земли — тоже не в новинку, но с воздуха…
— Вот!!! — через несколько секунд титанических усилий радостно воскликнул он и нервно ткнул отысканную картинку под нос Игнату. — «Воздушная тревога» — три коротких, три длинных, три коротких!!!
Суматошный звон сигнального колокола разорвал спокойствие города, заслуженно отдыхающего после долгого трудового дня.
Ратники бросились к оружию, сигнальщики — к колоколам, горожане — к ведрам, воде и баграм, воевода — к сердечным каплям…
Так весело и радостно встретила столица приморского края Лесогорья свою наследную царевну и ее спутников.
Уворачиваясь от бронебойных стрел скорее по чистой удаче, нежели из летного искусства, швыряемый из стороны в сторону штормовым ветром, как злосчастные остатки «Устава караульной службы»[4], вздрагивая от каждой дождевой капли, ударяющей его пропыленную спину, Масдай спикировал в чей-то огороженный кованой чугунной решеткой сад в центре города и обессиленно приземлился у единственного сухого места в радиусе нескольких десятков километров — у фонтана.
— Конечная, — прохрипел он и устало замер.
Пассажиры, все еще с трудом веря во встречу с матерью-землей, с трудом приподняли головы и попытались разжать судорожно стиснутые на переднем краю своего транспортного средства пальцы.
И тут из дверей примыкающего дома, из-за забора, с крыши соседнего терема в личный сад купца первой гильдии Еремея Иванова посыпались вооруженные луками и арбалетами дружинники и заключили в неровное, но плотное и чрезвычайно колючее кольцо непрошеных гостей.
— Хендехух! — донеслось до них грозное интернациональное слово.
Сразу после этого, на случай трудностей при переводе, о край фонтана звякнула короткая арбалетная стрела.
Адалет сердито схватился за посох, Иван — очень неохотно — за меч, а Сенька — в утилитарных целях — за Ивана.
— Ат-ставить стрельбу! — использовав суженого как точку опоры, царевна одним прыжком приняла вертикальное положение и величаво махнула рукой, распуская на глазах увеличивающуюся группу своего захвата. — Вольно! Благодарю за службу! Все свободны, приходите завтра. Эй, десятник, да, ты, с развесистыми усами. Фомича-воеводу сюда тащите. Скажите, Серафима Лесогорская с супругом и магом-хранителем осчастливила его неофициальным рабочим визитом, и если он не желает окончить свои дни зеленым и в кувшине с молоком, то пусть поторопится.
Ратники, недопонимая развернувшееся внезапно на сто восемьдесят градусов положение, переглянулись, обвели настороженными взглядами прибывших с такой помпой визитеров и нерешительно опустили свое разнокалиберное вооружение, направленное в головы предполагаемого противника.
Но не совсем.
— А чем докажешь, ваше э-э-э… девица?.. — выделенный ей из толпы десятник нервно подергал на кольчуге выдавшую его бляху и сделал неуверенно полшага вперед. — А, может, вы шпиёны отряжские? Али еще какой иноземной державы? Вон как не по-нашенски вырядились-то!.. И физии у вас какие-то… не лесогорские. Дукаменты у вас… у тебя… ес…
Не договорив, под огненным взором царевны бдительный служака прикусил язык и как бы невзначай попятился под защиту товарищей по оружию. Оказавшись за их спинами, он почувствовал себя немного увереннее.
— Я гуторю, дукаменты, там, достоверения, аусвайсы, или мандаты, прости Господи…
— Грамоты верительные, — подсказали ему из народа, и десятник благодарно и с облегчением кивнул.
— Вот я и гуторю — доверительные… грамоты… то есть… Есть? У вас?
Сенька на мгновение замерла, соображая, сойдет ли за доверительную грамоту честное слово ее супруга, или оно, по какой-то загадочной причине, еще не везде котируется как международная мера и эталон честности и, в данном случае, верительности.
В это время из-за спин стрелков высунулась непокрытая коротко стриженая голова и твердо заявила:
— А я мню, что магов-хранителей не бывает. Сказки всё это. Для детишек.
— Вроде спящей красавицы! — хохотнули слева.
— Или кота в сапогах, — хихикнули справа.
— А Иван-царевич — так он вообще двух с половиной метров росту, — ободренная поддержкой, с апломбом продолжила стриженая голова. — Это всем ведомо. А кулаки у него — с гирю пудовую! И в плечах он — во-о-от такой!..
И дружинник растопырил руки, будто намеревался обнять всех присутствующих сразу.
— Точно! — закивали ратники.
— А силищи у него — ведмедя одним ударом завалить может!
— Истинная правда! — с энтузиазмом подхватила позабывшая про свое оружие опергруппа.
Сенька помимо воли ухмыльнулась.
Иванушка покраснел.
— А Серафима-царевна-то наша — красавица из раскрасавиц! — с жаром продолжил синьгородский эксперт по Лукоморской и Лесогорской царской фамилии. — Да сама Елена Прекрасная по сравнению с ней — прачка! Гуторят, глаза у энтой царевны — во!.. Косы — во!.. Грудь… — совсем разошелся было стриженый, но тут перехватил взгляд раскрасавицы из красавиц и подавился невысказанным описанием.
— Н-ну… м-может, и в-врут л-люди… п-про г… г… г-глаза-то… п-пустое б-болтают… н-наговаривают… н-напраслину… — сконфужено пробормотала голова и незаметно скрылась из виду.
Больше желающих сообщить свое мнение не было.
Ситуация зашла в тупик, уперлась лицом в стенку и застыла в недоумении.
Луки и арбалеты понемногу начали занимать исходное положение.
— Сказка… подсказка… Сейчас я им покажу спящего красавца… — зыркая обиженно из-под кустистых бровей на подозрительно озирающих его ратников, пробурчал Адалет и величественно, словно ожидая аплодисментов, поднял вверх засиявший вдруг алым посох.
У ног его мгновенно вонзилось с десяток стрел.
— Не балуй, дед, — сурово предупредил другой дружинник с бляхой десятника и строго постучал пальцем по прикладу направленного прямой наводкой арбалета. — Не на пугливых напал.
— Я еще ни на кого не нападал, — многообещающе усмехнулся и угрожающе прищурился старик и положил на посох вторую руку.
Две превентивных стрелы пробили его шляпу.
Над головами чересчур бдительных[5] стрелков грохнул гром, сверкнула молния, и казенные стальные островерхие шлемы плавно превратились в огромных склизких медуз.
— Ай!..
— Ой!..
— Эй!..
В мгновение ока луки и арбалеты были вскинуты, при такой скученности служилого люда угрожая, скорее, самим стрелкам, стоящим напротив, нежели их мишеням в центре круга…
Зловещий грохот нежданного грома расколол над их головами вечернее небо, ощетинившееся смертоносными молниями на взводе…
Иванушка с терзанием на лице застыл, не зная, кого первого уговаривать не принимать необратимых решений…
И тут Сеньку осенило.
— Стойте!!!
Она нетерпеливо махнула рукой Адалету: «выключи гром» и, презрев полсотни стрел, готовых сорваться с тетив и встревоженный шепот супруга, уверенно подошла к требовательному арбалетчику.
Недрогнувшей рукой направила она в землю готовое к бою оружие и весело заглянула ему в глаза.
— Жалованье тебе исправно платят, десятник?
— Не жалуюсь, — осторожно ответил тот.
— Тогда у тебя должны деньжата водиться.
— Вечером взаймы не даю! — сразу позабыл про защиту родины и перешел к защите кошелька он.
— Взаймы я тебе сама дам, — снисходительно фыркнула Серафима и повернулась к солдатам, в упор не замечая наведенных на нее стрел. — Рубль у кого-нибудь юбилейный имеется?
4
Не забывая при этом поминать добрым тихим словом длинно, замысловато и изобретательно всех двуногих нелетающих, которые полагают, что буря для ковра-самолета — самая летная погода.
5
Или чересчур нервных.