Железное сердце

Это длилось почти неделю.

И каждый раз после ужина, когда Люба уходила спать, ей становилось все страшнее.

Что, если никто не сможет ее найти? Да и как? Да и будут ли? Нет, Бостон, конечно, станет ее искать, Лазурь тоже, скорее всего не бросит, ну что они смогут вдвоем против Гарика, настолько хорошо продумавшего похищение? Скорее всего, у него куда больше опыта, а соответственно и шансов остаться в тени, чем у более юных камуфляжников.

— Мы мало времени проводим вместе, — прервал ее размышления Гарик. Люба подняла глаза. На самом деле чаще всего она испытывала к нему не неприязнь, а жалость. Она действительно узнала его лучше за последнюю неделю. Никакой особой симпатии это узнавание, понятное дело, не вызвало, но вот жалость вызвало без сомнений.

Никогда прежде она не видела существа, которому настолько хотелось найти свою духовную половину. Люба знала, что женщин среди камуфляжников в несколько раз меньше мужчин и эти пропорции почему-то сохранялась в следующем поколении, но не знала, почему Гарик говорит о полном одиночестве. Неужели среди них не нашлось ни одной, которая смогла бы оценить его готовность быть для своей избранницы всем на свете?

На эту тему он разговаривать не желал. А советовать ему переключиться на человеческих женщин не желала Люба, потому что и врагу бы не подсунула мужчину с таким характером, как у Гарика. И со всем его пренебрежением к быстроживущим.

Он и к Любе так относился, хотя и пытался это скрыть. Но разве такое скроешь? Иногда его перекашивало при виде Любиных неуклюжих движений или когда он смотрел, как на ее лицо падают лучи солнца — почему-то Гарик утверждал, что в этот момент они откровенно высвечивают всю ее истинную человеческую суть.

— Разве не только Бостон может поддерживать во мне нужный уровень близкой мне энергию? — спрашивала Люба, пытаясь уговорить Гарика найти себе другой объект воздыхания, но он отвечал:

— Потом нам все помогут. Донго подрастет, Джайзер убедится, что мы на самом деле подходим друг другу и хотим быть вместе и что-нибудь придумает, тем более моя суть не так уж отлична от сути Бостона.

И еще он предлагал прямо сейчас попробовать передать ей немного силы. Люба неловко отговаривалась, не желая, чтобы Гарик к ней прикасался. Он и сам, похоже, не особо горел желанием прикасаться к человеку. И в этом заключалась очередная странность. Люба не понимала — он не желал к ней прикасаться, но при этом желал оставаться рядом целую вечность? Что может быть глупее?

И все же каждую ночь, возвращаясь в свою комнату — единственное место, куда Гарик совался редко, Люба думала о Бостоне. Где он? Как долго он будет её искать?

Он ведь говорил, что любит. Но что, если его любовь не настолько сильна, чтобы уделять ей слишком много своего свободного времени? Что если он будет искать ее только в промежутках между остальными, гораздо более важными делами, в качестве так сказать, хобби?

Сколько времени она еще будет ждать? Как быстро разочаруется? Отчается?

Как быстро… начнет поддаваться Гарику?

Глава 21

Приближалась осень.

Они появились, когда Лазурь в очередной раз просматривала запись камеры наблюдения из подъезда дома городских. Не желая никого знакомить с добытой информацией, она быстро выключила плеер, уповая на то, что Бостону в данный момент безразлично, чем она занята и он не заметит ее нервозности и не полезет проверять причину ее появления. Так и случилось. Зайдя в комнату, он даже не поздоровался и не присел, а смазанными рывками двигался вдоль стен, раз за разом, прямо сквозь кресла и столик, как темная тень от набежавшего в ясную погоду облака.

Босяк, наоборот, уселся на диванчик, поморщившись, будто терпеть не мог мягкое. Наверное, так оно и было. Вот уж кто мало уважал уют и комфорт, так это дикий огонь.

— Бостон, сядь, — негромко приказала Лазурь.

Возле недовольного Босяка послушно вырисовался не менее хмурый Бостон.

— Вы не можете ее найти, — не откладывая в долгий ящик, предположила Лазурь, аккуратно снимая длинными, выкрашенными в голубой цвет ногтями со своих джинсов невидимый мусор и стараясь никуда не смотреть.

— Не можем, — подтвердил Босяк. — Они могли уехать куда угодно. Даже проверяя все окрестные поселения… Ты представляешь, сколько искать? Ну, пусть Бостон тратит свое время и прочесывает их одно за другим, если не хватает ума или выдержки понять, что таким образом ничего не добьешься! Но а я-то, я за что страдаю?

— А как еще? — Бостон вскочил. — Хватит мусолить, можно миллион раз повторять одно и то же — мы не знаем, куда это великовозрастное чмо ее увезло. Да, не знаем! Но я не могу просто сидеть на одном месте и ждать!

— Ты должен ее найти, — согласно кивнула Лазурь.

— Но как?!

— Ты единственный, кто может ее почувствовать. У вас же одна суть.

— В тот вечер Ло была пуста, как пересохший ручей. Мне не на что ориентироваться!

— Ты оставил ее совсем пустой? — Босяк хмыкнул.

— Друг, — Бостон наклонился над ним, но не с угрозой, а с сочувствием. — Какой же ты дурак, Босяк. Ты еще узнаешь, какого это — угадывать, на какую кочку прыгнуть, чтобы не провалиться в трясину и окончательно все не испортить. Ты хоть раз пытался с кем-то наладить в край испорченные отношения? Или хотя бы просто ужиться вместе? Уж точно нет! Так и не заикайся тогда!

— Понял, понял, — тот выдернул край своей футболки из руки Бостона и щепетильно расправил ткань. — Понял, не дурак.

— Вы мне оба уже осточертели, — Лазурь потухшими покрасневшими глазами смотрела мимо них, в окно. — Бостон, ты должен ее найти. Босяк, присмотри за ним. А теперь валите отсюда оба!

Бостон действительно мгновенно пропал, а Босяк, оттолкнувшись руками от дивана, встал и подошел к террии ближе.

— Опять хандришь?

Лазурь нетерпеливо дернула плечом.

— Катись отсюда.

Он поцокал языком.

— Лазурь, Лазурь… девочка моя. Когда же ты поймешь, как глупо грезить о несбыточном?

— Пошел вон, сказала!

— Я к нему поднимусь в небо… — неожиданно запел Босяк, раскинув руки. — Я за ним упаду в пропасть. Я за ним, извини, гордость. Я за ним одним, я к нему одному, — довольно мелодично голосил огненный, волнообразно размахивая руками.

— Отвали! Я устала.

Босяк замолчал, поскучнел и отвернулся к окну.

— И правда, пора сваливать от вас куда подальше. Ладно ты, у женского пола эта дрянь в крови… Но Бостон… Откуда взялось? Хуже того — вдруг это заразно?

***

Бостон затормозил на перекрестке, у огромного серого камня, обросшего низким сухим кустарником и заглушил мотор. Тут же навалилась тишина, изредка прорезаемая свистом заунывного ветра. Влево от дороги уходила грунтовая наезженная колея, вправо — тропинка вдоль поля.

Бостон снял шлем и положил его на колено.

Он не знал, куда ехать. После долгих опросов им удалось установить примерное место, где Гарика видели в последний раз, но это ничем не помогло.

По идее, увезти Любу очень далеко Первый бы не успел, ведь та так или иначе заподозрила бы что-то неладное и могла оказать сопротивление. И все равно вариантов множество, ведь в темноте не видно, к морю ее везли или нет. Да еще и Гарику она немного верила, ведь он попался ей после пробуждения первым и много чего успел наболтать: и важного и ненужного. Хотя Бостон был рад, что некоторые вещи Люба наконец-то узнала. Пусть и не от него.

Итак, неизвестно, куда он ее увез. Время, конечно, терпит, это он понимал… разумом, но легче не становилось. Конечно, Гарик Любу не тронет. Он к ней даже не прикоснется. Будет зомбировать по мере сил и возможностей, долго и упорно, потому что не понимает, насколько это глупый план. Он просто не способен вообразить, что все его планы не могут привести к нужному результату, ведь люди для него всего лишь предсказуемое подобие собак, легко поддающихся дрессировке. Люди для него ничего не значат, даже близость с человеческой женщиной недопустима. Именно поэтому его планы обречены на провал.