Страница 83 из 97
***
Записанное на прослушанной нами пленке составляло не более двадцати процентов того, что я накопала за те две недели, которые Ясенева брала в виде творческого отпуска от наших посягательств на ее внимание. И теперь мне предстояло все это рассказать ей. Я начала с того, что было более коротким и конкретным.
Дело в том, что под видом работника ЖЭКа я прошлась по соседям Сухаревых, не заходя, конечно, к Грише. Я туда ходила, когда он в аптеке ошивался. А кого там можно было посетить? Наверху жили две семьи. Первыми я узнала жильцов, заселившихся в дом сразу после войны, там теперь уж и второе поколение состарилось. Спросила у них о Сухаревых, о том, не мешают ли их собаки, не буянит ли пьяный Николай Антонович, говорю, жалуются на него потихоньку некоторые. А они в один голос, что нет, все им в их соседях снизу подходит и нравится. Потом-то я узнала, что эти соседи частенько шкодят Сухаревым, на головку им капают, в прямом смысле: то с туалета струйку пустят, то ванна у них протечет, а то кран на кухне после мыться посуды закрыть забудут. Короче, проблемная для Сухаревых семейка. Чего же жаловаться, раз люди тебя терпят, верно? О других жильцах я у этих старожилов разузнать не смогла, хоть плач. Гриша? А что Гриша — живет себе, сопит в две дырочки. К нему никто не ходит и он, похоже, все больше дома сидит. Не без того, чтобы не выйти погулять по городу, но это редко.
А напротив этих довольных Сухаревыми шкодников жила семья, недавно сюда заехавшая, в лице некой начальствующей дамы и ейного затравленного положением жены мужа, пенсионера уже. К ним часто дети с внуками приходят, шумят, гарцуют, орут, хуже Сухаревских собак. Да они про тех собак и слыхом не слыхивали за шалостями своих отпрысков, тоже, короче, весьма довольные тихой семьей Сухаревых.
— А снизу ваш сосед что собой представляет? — спросила я. — Вот несколько дней подряд хожу, знакомлюсь с жильцами, а его все дома не застаю. Я на этой должности всего два месяца, но в вашем доме второй раз рейды провожу — тут же уважаемые люди живут, нельзя, чтобы недовольны чем были. Мы стараемся предупреждать жалобы. Да, так вот месяца полтора или уж два назад, — подвожу потихоньку к дате преступления, унесшего жизни мальчишек Сухаревых, — все к нему названивала, даже по вечерам. И таки не застала.
— К сожалению, — в основном дед распинался, на правах постоянно пребывающего дома. — Ничего сказать о нем не можем. Тихий, здоровается всегда, музыку, спасибо ему, кажется, не слушает. А это для нас главное дело, лишь бы фанфары не дудели, а там хоть волк траву не ешь.
Пошла ниже, к соседям, живущим под Сухаревыми и Гришей. Тут тоже две семьи. Те, что под Сухаревыми, только о том и говорили, что ужас какой случился, как это могло произойти, надо замки на входные двери поставить. У самих дочка на выданье, понятно, что волнуются люди.
— А чем, — спрашиваю вроде в шутку, — Гриша не жених? Холостой-неженатый. Все его хвалят. Тихий да учтивый, говорят.
Тут они мне фотографии своей дочери вынесли, показывают:
— Видите, какая красавица. Разве ж мы до того дошли, чтобы ее такому упырю отдавать?
— А чего вы его так называете, дурной характер у него, что ли? Или лицом не пригож? — под дуру кошу, которой все едино, лишь бы мужик в доме был.
— Нет, — ответили они мне, — хуже, чем дурной характер. Подозрительный он какой-то. Правда, может, сказывается то, что он в сумасшедшем доме работает. Ну что это за профессия в наше технически развитое время?
— Ну хоть такая есть, — начала я с ними спорить. — Другие и такой найти не могут. Тачки на базарах возят и тому радуются.
— Кто спорит? Все правильно, но Гриша из тех, в ком черти водятся, как в тихом омуте, — отчеканила мне мать этой красивой девушки. — Неполноценный он какой-то, ущербный. Вот нутром чувствую, а конечно, что-то конкретное сказать не могу.
Ясенева внимательно слушала, покручивая в руке ручку, время от времени она что-то помечала на своих бесконечных листиках для заметок. Я продолжала:
— Непосредственно под Гришиной квартирой живет женщина, довольно немолодая уже, из бывших «львиц», не поднявшихся выше… — я задумалась, с кем бы сравнить Биденович, но потом махнула рукой. Она могла быть и кухаркой, и делопроизводителем, и рассыльной, и работницей морга. Эти состарившиеся курвы все на одно лицо: вульгарные, отвратительно молодящиеся и слегка тронутые умом на внимании к ним со стороны мужчин. — Короче, она так восхищалась нашим Гришей, что и передать нельзя. А в тот период, когда в их доме случилось такое большое несчастье, он как раз сильно хворал. Да, она сама его выхаживала, горчичники ставила, бульонами кормила, не отходила от него чуть ли не две недели, — рассказывала я Ясеневой.
— А что с ним было, что он так долго болел? — спросила она.
Я рассказывала дальше:
— «Может, простая простуда была, — ответила мне эта особа, — а может, грипп подхватил». Но дело в том, — уточнила я для Ясеневой своими словами, — что он рано на улицу вышел, не уберегся. И все из-за этих проклятых Сухаревских собак. Выли, оставшись без присмотру, понимаете ли, сутками. Он вынужден был их кормить, выгуливать, чтобы люди в доме покой имели. А собаки не унимались, словно беду накликали. Вот и довылись. «Да меня уж, — призналась мне Биденович, притишив голос, — про него и в милиции спрашивали. Но я категорически сказала, что он был под моим присмотром. Что вы? И вечером, и поздно ночью, и утром он пролежал в постели, весь в температуре после дневного гуляния, весь в ознобе».
Затем я доложила Ясеневой про поход в СШ №5.
— Шла окольным путем, — рассказывала я. — Вспомнила, что моя одноклассница Анжелка Шумилова, теперь-то она уже Серова, учится на филфаке в университете. Сначала эта красавица вышла замуж, родила дочку, а потом одумалась и поступила учиться, ясное дело, есть, у кого на загривке сидеть, — уточнила я. — Как раз в этом учебном году у них была производственная практика, и проходили они ее в школах. Из них же учителей готовят, — Ясенева понимающе кивнула. — Я и думаю, не может быть, чтобы всех в одну школу послали. А раз так, то разбросали их равномерно по городу. А это же весь поток, то есть три группы, как минимум человек сто. Может, кто-то и в СШ №5 попал. И точно! Вот так я познакомилась с Мишей Дукаем. Он там, оказывается, преподавал русский язык и литературу. Ну что? Говорит, знаю твоего Артема Звонарева с наилучшей стороны. Правда, прилежности в учебе у него нет, но так он сообразительный, живой пацан, страшно заводной, даже азартный. Организовал на переменках шахматный блиц-турнир со временем игры в пять минут по олимпийской системе, навылет, как он мне сказал. Даже некоторые учителя там сражались, и Мишка не удержался, но нашему Артемке равных нет. Я в этом не очень разбираюсь. Но то, что Артемка увлекается шахматами, мне помогло.
Долго ли коротко я говорила, не знаю, но успела расписать все честь по чести. И как через того же Мишу вышла на университетских шахматистов, и как искала сведения о шахматных школах или клубах нашего города, как нашла их, моталась по этим адресам. Самое главное для меня было, не прорисоваться перед Артемкой. Но, кажется, пронесло. Привела меня дорожка запутанная не к кому-нибудь, а к самому Александру Холоду — председателю шахматной федерации нашей Новороссийской области, заслуженному человеку то ли по игре в шахматы, то ли по судейским делам, не знаю. С этим гроссмейстером я решила говорить начистоту. То есть не все, что на самом деле было, а нечто похожее на это. Мол, попал пацан, в компанию, где-то пропадает вне дома, а я вот, невеста его брата Алешки, волнуюсь. Хочу понять, что, где и как: какие у него интересы, насколько это серьезно, где он после уроков шляется или чем занимается и как реализует свои способности, с кем дружит.
— Знаю, — говорит, — такого подростка. Он в нашей Центральной шахматной школе учится, она так и называется «Центральная» — по старинке, так как находится в самом центре. Это возле парка Литераторов.