Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 101



«Провокация тайной полиции? — успел подумать Этьен. — Грязная фантазия Джордано? Или попытка наших протянуть ко мне руку? Но и в этом случае лучше пока не проявлять никакой заинтересованности».

— Про швейцарского адвоката я слышу в первый раз. Но требую свидания без свидетелей с синьором Фаббрини. Он защищал меня по назначению миланской коллегии адвокатов.

Непроницаемого лица капо диретторе не коснулась даже легкая полуулыбка, и глаза его ничего не выразили, хотя внутренне он сейчас вовсю смеялся над заключенным 2722. Капо диретторе вспомнил в эту минуту, как он уговорил Фаббрини взять с собой на свидание с Кертнером, под видом своего помощника, агента ОВРА Брамбиллу. Джордано руководствовался тем, что заключенный никогда не видел Брамбиллу в лицо. Но Фаббрини был сверхосторожен, он уже не раз убеждался в необычайной проницательности своего подзащитного. И тогда возникла мысль — переодеть агента Брамбиллу, посадить его на стул, пусть изображает «третьего лишнего».

«Кертнер в поисках защиты добивается свидания с нашим осведомителем Фаббрини!»

— Я не прошу, а требую свидания с моим адвокатом, — настаивал между тем Кертнер. — В моем положении всякое обращение к законности не только уместно, но обязательно, хотя я и не питаю каких–либо иллюзий насчет современного правосудия. Я хочу быть уверен, что мой адвокат сделал все шаги, дозволенные законом, для облегчения моей участи.

Кертнер говорил раздраженным тоном и глубоко прятал усмешку, которой сопровождал свою просьбу. Ведь его настойчивая просьба — только для отвода глаз, для того, чтобы скрыть от Джордано свое недоверие к адвокату.

— Я разрешаю вам свидание с адвокатом Фаббрини без свидетелей, торжественно объявил Джордано, и лицо его в эту минуту могло показаться добрым; то было великодушие победителя, он всегда добрел, когда ему удавалось выиграть психологическую дуэль или когда он мнил себя победителем. — Вам нужно от меня что–нибудь еще? Пожалуйста!

— Ничего, кроме свидания с моим адвокатом.

— Мы, кажется, и начали знакомство ссорой, — напомнил Джордано. Помните посылку? Тогда вы в неучтивой форме выражали недовольство, что всё перетрогали грязными руками… Я сделал строгое замечание надзирателю…

Кертнер отмахнулся:

— Это было так давно. Да и не стоило мне тогда скандалить с этим «Примо всегда прав». Хуже, когда в душу залезают грязными руками…

— На что жалуетесь?

— На отсутствие книг, на холод и на голод.

— Сознайтесь, пожалуйста, и ваша участь будет облегчена.

— Я бы, может, и сознался, — глубоко вздохнул Этьен, — но только при другом свидетеле…

Карузо ждал конвоируемого в коридоре и, как только они остались вдвоем, снова завел разговор на музыкальные темы. Но узник 2722 шагал мрачный, молчаливый и ничего не отвечал.

Когда они проходили по тюремному двору, Карузо, изнывая от молчания, принялся тихонько насвистывать «Бандьера росса».

Кертнер прислушался и наконец–то рассмеялся. Он вспомнил рассказ Якова Никитича Старостина, которому в свою очередь рассказывал старый большевик, сидевший на Нерчинской каторге: тамошные жандармы, как только напивались, пели «Замучен тежелой неволей», «Слышен звон кандальный», или «Глухой, неведомой тайгою». Других песен жандармы на каторге не слышали, а революционным песням научились у политических заключенных, которые сидели у них же под стражей.

78



Сегодня Этьен истратил в тюремной лавке последние чентезимо, купил четвертинку молока. В таком же бедственном положении были его соседи по камере.

И самое печальное — не знал, когда еще и сколько ему переведут денег с воли и переведут ли вообще. Все, что можно было продать, Джаннина уже продала.

Напрасно он в вечер ареста надел новый английский костюм, черный в белую полоску; накануне ходил в нем в театр. После «задушевного разговора» с двумя геркулесами в черных рубашках английский костюм был измазан в крови. А костюм мог бы его прокормить месяца два–три…

На сколько бы ему хватило сейчас тех денег, которые он перевел Анке в швейцарский банк, если учесть, что больше пяти лир в день тратить в тюремной лавке не разрешается? Получалась какая–то совершенно астрономическая цифра. Исходя из существующего курса лиры, у него была бы возможность сытно прозябать в тюрьме… восемь тысяч месяцев.

«Можно было бы смело сидеть в тюрьме еще семьсот семьдесят лет», горько пошутил Этьен.

Вот какую сумму удалось ему заработать в последнее время на патентах, на акциях фирмы «Посейдон», участвуя в прибылях фирмы «Нептун», палучая куртаж от продажи ветряных двигателей. Заработать и спасти такую сумму для общего дела…

Джаннина помнила, что у шефа на тюремном счету не осталось ни сольдо.

Она пришла к выводу, что легче и быстрее всего продать пишущую машинку ундервуд, самая последняя модель. Но перед продажей ее следовало отремонтировать и, в частности, сменить сбитые буквы «р» и «м». Она вспомнила, как шеф посмеивался — машинка картавит и заикается одновременно.

Джаннина спохватилась: пожалуй, нужно впечатать в опись еще что–нибудь из ценных вещей, якобы принадлежавших Кертнеру. Она подумала об этом, когда несла машинку в мастерскую на улицу Буэнос–Айрес, и вернулась с полпути. Сколько строк позволяет еще впечатать полоска чистой бумаги между «одеялом верблюжьей шерсти» и подписью полицейского комиссара? Одну–единственную строчку! И впечатать ее следует до ремонта, со сбитыми буквами «р» и «м»; иначе обнаружится подделка.

Она посоветовалась с Тамарой — что лучше внести в опись? Вещь должна быть как можно более ценная, на ней вся распродажа заканчивается, строчка последняя. Через несколько дней вопрос решился: Джаннина впечатала в опись шубу с воротником из щипаной выдры и на подстежке из легкого меха нутрии; такую шубу уже купил Гри–Гри.

Машинка прокартавила и прозаикалась последний раз, ее отремонтировали и пустили в продажу.

Джаннина отправилась в отдел объявлений редакции «Гадзетта дель пополо». Объявление нужно составить очень лаконично, приходится платить за каждое слово. Объявление на субботу или воскресенье стоит дороже, чем на будний день. Если печатать объявление три дня подряд — скидка. Джаннина научилась экономии, она умела теперь считать не только лиры, но и чентезимо, которые давно разучился считать ее жених Тоскано. Может, вопреки законам наследственности, меркантильность и скупость перешли к ней от отчима Паскуале?

Письмо в тюрьму было написано, как всегда, суховатым, подчеркнуто деловым тоном. Она была бы огорчена, если бы герр Кертнер усомнился в том, что машинка реализована самым выгодным образом. Из 1100 лир, вырученных за ундервуд, пришлось вычесть 150 лир за ремонт и газетное объявление.

18 февраля 1938 года Этьен отправил ответное письмо:

«Джентиллиссима синьора, благодарю за письмо от 17 декабря, а также за то, что Вы так срочно продали мою пишущую машинку. Прошу Вас принять 200 лир за хлопоты, удержав их из вырученной суммы. Мне очень жаль, что я вынужден ограничиться такой маленькой компенсацией в возмещение столь больших беспокойств. Лишь крайние обстоятельства, а не чувство справедливости, руководят мною, когда я называю столь мизерную сумму.

Очень заманчиво получить к пасхе посылку, хотя бы отдаленно похожую на ту, которую Вы присылали к рождеству. Прошу только заменить банку с мармеладом — колбасой и сыром, они более питательны. Шоколад лучше прислать в плитках, чем в виде конфет, немало теряется в весе из–за бумаги. В остальном на рождество все было прекрасно. Продукты, конечно, Вы приобретете за деньги, вырученные за ундервуд. Из денег, оставшихся после посылки, и 200 лир, которые Вы должны по праву оставить себе, перешлите банковский чек на 300 лир заказным письмом на мое имя. Остальные деньги прошу держать у себя в ожидании моих дальнейших запросов.

Я ничего не имею от адвоката Фаббрини по поводу банкротства фирмы братьев Плазетти. Ну и торговый дом! Никогда не думал, что среди близнецов тоже попадаются жулики! Может быть. Вы слышали про их векселя? Они не были включены в ту опись в день ареста, и, судя по всему, я имею право претендовать на половину возвращенного долга по векселям, поданным ко взысканию, если только близнецы вернут хотя бы часть долга.