Страница 66 из 101
Будничным тоном Фабрини передал привет от какого–то Альтерманна; он очень старательно, отчетливо произнес эту немецкую фамилию. Если бы Этьен знал, как прилежно Тамара вдалбливала слово «Альтерманн» в память Джаннины, чтобы та в свою очередь могла передать пароль через Фаббрини.
Как только прозвучала эта немецкая фамилия, Этьен понял, что получил привет от Старика.
Прозвенел колокол, звон показался Этьену пронзительным и тревожным, как на вокзальном перроне перед отходом поезда: свидание подошло к концу.
Кертнер хотел еще что–то спросить у адвоката, но тот приложил жирный палец к своему женскому ротику — не говорить ничего лишнего. Сам же с помощью иносказаний и намеков напомнил, что нужно всеми силами добиваться свидания без «третьего лишнего», с глазу на глаз.
Неужели Кертнер не понимает, насколько это важно?
Фаббрини согласен написать капо диретторе тюрьмы самое верноподданническое прошение, пусть оно даже будет с фашистским душком, лишь бы войти в доверие к тюремному начальству. Ради дела Фаббрини согласен пожертвовать своей репутацией в глазах тюремщиков Кастельфранко. Он заготовит такое фальшивое прошение и принесет его на следующую встречу. А вручит его лишь после того, как получит одобрение подзащитного. Следующее свидание будет подобно сегодняшнему, но зато на третьем свидании, после вручения ходатайства, когда они, как можно надеяться, останутся вдвоем, они разработают план дальнейших действий. Прошение должно понравиться не только капо диретторе, но и там — при этом Фаббрини показал на потолок в грязных подтеках так почтительно, будто все самые высокие власти Италии сидели на втором этаже тюрьмы…
Кертнер с готовностью кивнул. К черту все условности, если они могут стать препятствием на пути к свободе!
Надзиратель уже встал со стула и выражал признаки нетерпения — пора расходиться. И тут Фаббрини громогласно, театральным тоном попросил синьора Кертнера чистосердечно признаться в своих преступлениях — и ради интересов Италии, и ради облегчения собственной участи.
Кертнер ответил молчанием…
После свидания Этьен не раз перебирал в памяти, фраза за фразой, весь разговор с Фаббрини. Он преисполнился к нему благодарности и неохотно вспоминал его оплошности и промахи на суде, его тогдашнее суетливое равнодушие.
В сегодняшнем рассказе адвоката все выглядело достоверно.
Пожалуй, кроме сущей мелочи: не может быть, чтобы он только сейчас вот, случайно, узнал, что его школьный товарищ — какая–то шишка в министерстве юстиции. Ведь они и на юридическом тогда должны были учиться вместе и все время пути их пересекаются. Но зачем так строго судить Фаббрини?
«Нехорошая у меня привычка — попусту придираться к человеку. И присочинил–то Фаббрини самую малую малость…»
А достаточно ли осторожны оба были сегодня на свидании? Не понял ли «третий лишний», о чем они условились? А как отнесется капо диретторе к прошению Фаббрини?
Едва Кертнер вернулся в камеру, его принялись расспрашивать о свидании.
— А кто за вами подглядывал и подслушивал? — спросил сосед по камере, Джованни Роведа.
— Не присматривался к нему, — ответил Этьен беззаботно, но тут же спохватился: он был невнимателен, позорно невнимателен к надзирателю.
Увлекся разговором с Фаббрини, которого не видел так давно, и мало следил за поведением «третьего лишнего». Лишь смутно помнил, что тот сидел тихо, опустив грузные плечи. И голоса его Этьен не запомнил.
— Значит, дежурил Скелет.
— Скелет?
— Это его кличка, — кивнул Роведа. — Толстяк с двойным подбородком, который все время потеет. Он?
— Он.
— Повезло вам. Скелет — самый безвредный.
Этьен расспросил соседей и узнал: на свидания выделяют одного из четырех тюремных младших офицеров. Кто же они такие и что из себя представляют?
Согласно собранным приметам, первый из четверых слегка припадает на левую ногу и страдает тиком — будто время от времени вам подмигивает. Ходит во время свидания без устали, как узник, которого выпустили на прогулку после большого перерыва. Он важничает, любит делать замечания и все время мельтешит перед глазами тех, кто сидит на скамьях друг против друга. Нахально встревает в интимные объяснения, гогочет, гримасничает. С удовольствием и вдохновением пишет доносы.
Второй тюремный офицер — низенький, из тех, кого неаполитанцы называют «пичирилло», а родом из Лигурии. Ну как же, лигурийца нетрудно распознать по его своеобразному произношению. Может, даже не отец его, а прапрадед перекликался с другими моряками, когда лодки были далеко одна от другой, или кричал против ветра, или доставал зычным голосом до верхушки мачты, до соседнего причала в порту. Умение говорить и превозмогая гул волн, когда рот набит ветром, и перекрывая крики торгашей в Генуе, — эта привычка вырабатывалась веками, и от нее не просто отделаться даже весьма сухопутным потомкам. Сын Лигурии, нашедший себе тихую пристань в тюрьме, по слухам, якшался когда–то с анархистами, считается вольнодумцем. К разговорам не прислушивается, но ревностно следит, чтобы его поднадзорные ничего не передавали друг другу. А вот уголовным за нарушение режима от него достается изрядно.
Третий надсмотрщик — седоусый, лысоватый, говорит низким басом, но рот открывает только в случае крайней необходимости. Тактичен, если свидание проходит в рамках правил. Очень самолюбив. Если к нему отнестись без должного уважения — злопамятен, мстителен.
А четвертого Этьен уже видел. Конечно, это он, согнув спину, мешковато сидел на стуле. Скелет сонлив, нелюбопытен, у него такой вид, словно он перетрудился и на этом свидании наконец–то может отдохнуть. На мелкие нарушения смотрит сквозь пальцы.
Интересно — кто окажется «третьим лишним» на следующем свидании с адвокатом?
56
Гри–Гри был сильно озабочен положением Этьена. Скоро тот останется совсем без денег. А политический узник, если он к тому же слаб здоровьем, обречен фашистским тюремным режимом на медленную голодную смерть.
Кто может помочь Кертнеру? Ведь судя по его австрийским документам, он холост, семьи у него нет.
Гри–Гри получил указание из Центра:
«Чаще помогайте Этьену материально, но так, чтобы это не вызвало подозрений насчет того, кто именно ему помогает.
С т а р и к».
От кого же, в таком случае, может исходить помощь? Только от Джаннины, тем более, что Тамара поддерживает с нею постоянную связь.
Джаннина враждебно относится к черным рубашкам и к самому дуче. Она помнит, кто погубил ее отца. Сыграла свою роль и грязная провокация ОВРА, которая стоила отчиму чести и жизни. А ее заботы о бывшем шефе Кертнере объясняются тем, что он стал жертвой Паскуале. Тот не выдержал испытаний судьбы, сделался предателем и принес Кертнеру столько страданий…
Кто бы мог подумать, что Джаннина окажется способной актрисой? Сама не знала за собой такого таланта.
В первый раз она отправилась в Кастельфранко на прием к капо диретторе Джордано принаряженная и попросила у него отеческого совета.
Дело в том, что нынешний шеф международного бюро патентов «Эврика» синьор Паганьоло отрекся от своего бывшего компаньона герра Кертнера, осужденного за шпионаж и сидящего в тюрьме, вверенной христианским заботам капо диретторе. Сама она после всего, что выяснилось на суде, также не может симпатизировать герру Кертнеру. Но шеф Паганьоло считает, что, поскольку личные вещи Кертнера остались в комнатах при конторе, следует озаботиться их реализацией и пересылкой Кертнеру денег. Еще кто–нибудь упрекнет Паганьоло, что он присвоил чужие вещи! До сих пор случаются расчеты по старым операциям, векселям, когда по закону требуется подпись Кертнера. И тот всегда идет навстречу фирме. А все средства Кертнера, как вложенные в дело, так и лежавшие на его личном счету в банке, конфискованы в пользу государства. Эта сумма была точно подсчитана в день ареста 12 декабря 1936 года.
Джаннина доверительно сообщила капо диретторе, что она советовалась со своим падре Лучано — не богопротивно ли помогать по долгу службы в устройстве дел преступника? И падре Лучано ответил, что Джаннина лишь выполняет свой христианский долг.