Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 101

В мелодию ворвался свист с улицы. Мать перегнулась через подоконник, помахала рукой:

— Паскуале! Джаннина! Скорей посмотрите на этого генерала! Сколько перьев в его шляпе!

Джаннина глянула в окно, усмехнулась, отвернулась.

— Ощипали двух павлинов…

— Пригните голову! — кричала мать в окно. — На лестнице паутина…

— Мне дорого обошлась приставка к титулу Виктора–Эммануила «император Абиссинии», — сказал Паскуале невесело. — Я заплатил за это жизнью моих мальчиков Фабрицио и Бартоломео. Не хватает еще, чтобы за титул Франко «генералиссимус» пострадал жених моей Джаннины.

Тоскано вошел одетый с иголочки в форму лейтенанта берсальеров. Он снял замысловатый головной убор, горделиво пригладил волосы и зачесал их назад.

— Я же предупредила. — Мать, всплеснула руками, взяла шляпу Тоскано и сняла паутину с перьев.

— Можете поздравить, меня произвели в офицеры. Когда отец узнал, что я еду добровольно, то сразу раскошелился… — Тоскано подошел к раскрытому окну и с важностью показал на новенький автомобиль.

— Самая последняя модель! — воскликнул Паскуале восторженно.

— После Испании мы отправимся в этом автомобиле с Джанниной в свадебное путешествие. Прямо из церкви.

— Для такого путешествия нужно еще вернуться из Испании, — сказал Паскуале сердито.

Тоскано обнял Джаннину одной рукой, в другой он держал свою парадную шляпу, и потянулся с поцелуем: она отвернулась.

— Думаешь, я буду ждать тебя, как твой автомобиль?

— Ну вот, опять вы ссоритесь, — всплеснул руками Паскуале. — А я так надеялся прокатиться сегодня в новом автомобиле до вокзала.

— Собирайтесь, я подожду вас внизу.

Тоскано молча поправил прическу, надел шляпу с перьями и вышел, обиженно посмотрев на Джаннину.

Джаннина выбежала на лестницу и крикнула вдогонку:

— Не запутайся в паутине!

16

Метрдотель, немолодой мужчина атлетического сложения, проводил Кертнера к столику, тот сел и развернул газету «АВС», вечерний выпуск.

Ресторанный гомон, звон посуды, хлопанье пробок, натуральный и ненатуральный смех — все сегодня щемило сердце.

Не далее как 2 ноября, позавчера, Муссолини и Риббентроп объявили о рождении нового пакта Рим — Берлин. Если верить этому вечернему выпуску «АВС», вся кафедральная площадь в Милане была запружена народом. Плакаты, знамена, флаги, кокарды, зеленые, белые и красные ленты национального флага. А на самом соборе транспарант: «Да ниспошлет Иисус, король в веках, долгие годы побед Италии и ее дуче, дабы христианский Рим светил вечным светом для мировой цивилизации!»

Тучи над Мадридом сгущались, и, читая газету, Этьен не мог унять волнения.

Вчера, 3 ноября, Франко издал приказ:

«Войдя в Мадрид, все офицеры колонн и служб должны принять серьезные меры к сохранению дисциплины и запретить всякие поступки, которые, являясь личными поступками, могут опорочить нашу репутацию. Если же подобные поступки примут широкий характер, они могут создать опасность разложения войск и потерю боеспособности. Предлагается держать части в руках и избегать проникновения отдельных солдат в магазины и другие помещения без разрешения командиров.»



Этьен понимал, чем вызвано опубликование приказа: Франко пытался притушить кампанию в мировой печати за спасение беззащитных жителей Мадрида, которым угрожают кровавая резня, погромы фалангистов.

Генерал Мола, первый помощник Франко, въедет в город на белом коне, конь недавно подарен ему областной организацией «Рекете» в Наварре. Гарцуя на белом коне, генерал Мола въедет через Сеговийский мост на площадь Пуэрта дель Соль, остановится, ему подадут микрофон, и он, не оставляя седла, скажет только два слова: «Я здесь!» А потом в старой кофейне на той же площади он устроит прием для иностранных журналистов и угостит их кофе. В тот день площадь Пуэрта дель Соль, то есть «Ворота солнца», будет в полной мере отвечать своему названию!

Сегодня, 4 ноября, впервые прозвучала специальная радиопередача «Последние часы Мадрида». Парад перед зданием военного министерства примет глава государства, высокопревосходительный сеньор генерал Франко. Названы капельмейстеры военных оркестров. Утвержден план переезда правительственных учреждений из Бургоса в Мадрид.

Ни одна дата не упоминалась сегодня в застольных беседах так часто, как 7 ноября. Какой–то испанский гранд провозгласил тост:

— Выпьем за седьмое ноября! В этот день каудильо войдет в Мадрид!

Его шумно поддержали собутыльники. Кертнер невесело усмехнулся и осушил бокал с хересом.

Пятница, 7 ноября… Нет, вовсе не случайное совпадение. Газета «АВС», ссылаясь на германские источники, пишет, что, «по совету некоторых друзей, генерал Франко избрал этот день специально для того, чтобы омрачить ежегодный, праздник марксистов, годовщину большевистской революции».

Нетрудно догадаться, откуда родом советчики–друзья Франко.

Прибытие итальянских войск в Испанию. Командует ими генерал Роатта (в Испании он называется Манчини).

Мадрид в огне, под бомбами. Четыре колонны генерала Мола движутся на столицу.

«Но Мадрид будет завоеван, даже если эти четыре колонны не дойдут, пятой колонной».

Что это за пятая колонна, которая должна нанести республиканцам удар в спину? Знает ли Старик о пятой колонне и можно ли ее обезвредить? Или Франко только сболтнул о пятой колонне, чтобы посеять панику за линией фронта, у республиканцев? Не у всех там крепкие нервы и холодные головы.

Метрдотель учтиво попросил у Кертнера разрешения посадить за его столик еще двух посетителей. Ресторан и в самом деле переполнен. Конечно, можно закапризничать, но лучше показать, что у Кертнера нет оснований опасаться чьего–либо соседства.

Он очутился в обществе двух немцев в форме гражданских летчиков. Немец помоложе был под мухой, а тут еще, не дожидаясь, пока кельнер принесет заказанное, дважды подходил к стойке бара и прикладывался к стаканчику.

Но, будучи навеселе, не сопротивлялся внутренне своему опьянению, а даже выставлял его напоказ, — что называется, куражился.

Немец постарше не прислушивался к тому, что говорит его подвыпивший приятель, и с сознательным невниманием относился к сведениям, которые тот выбалтывал. Ему важнее было видеть, как реагирует на болтовню сосед; немец постарше не спускал с Кертнера тяжелого, изучающего взгляда.

Вот ключ ко всему их поведению! Но тем более немец постарше не должен заметить, что Кертнер заметил — его изучают, проверяют, контролируют.

Уже яснее ясного, что соседи — не просто посетители ресторана, мыкавшиеся без места, и не случайно метрдотель подсадил их.

Обязательный карантин, которому подвергаются здесь все новые лица, так сказать «новильеро»?

Или Кертнер допустил в Севилье какую–то оплошность и вызвал подозрение?

Как будто нет, — и в поведении ничего предосудительного, и в чемодане, оставленном в отеле. А фотоаппарат даже не заряжен пленкой, все как полагается. Лишь бы не заметили потайной кнопки. Впрочем, для этого фотоаппарат должен попасть в руки специалиста. На столике в номере отеля «Кристина» лежат специально подобранные книги — книжка доктора Геббельса «От императорского двора до государственной канцелярии», книга Висенте Гая «Национал–социалистическая революция», «Либрериа Бош», несколько книг по авиации, по коммерческим вопросам и прочие.

Кертнера привела в «Кристину» весьма солидная рекомендация, но уже в первый день Этьен заметил, что в его отсутствие чемодан в номере открывали; у него есть свои заметы на этот счет, он всегда знает открывали или не открывали чемодан другим ключом. Рихард Зорге шутил: элементарная экономия средств рекомендует оставлять замки открытыми или держать ключи в замках, — по крайней мере не испортят чемоданов…

Болтовня подвыпившего немца скользкая, неряшливая.

— На местном аэродроме недавно приземлились еще тридцать «юнкерсов». Ладно, без всяких опознавательных знаков. А гранды забыли, чьи это «юнкерсы».