Страница 86 из 108
Начал серьезно, закончил полушутливо.
Однако его сообщение само по себе настораживало.
— Неужели возникли какие–то подозрения?
— Никаких.
— Тогда почему же?..
— Неужели не ясно? Вы причастны ко многим делам СД, каждое из которых представляет служебную тайну. А память человека не сдашь в спецархив и не закроешь в служебном сейфе. Память всегда с ее владельцем, где бы он ни находился. Кроме того, человек имеет слишком подвижный орган — язык.
— Но должны же быть какие–то основания для недоверия…
— Ха, основания! — пренебрежительно заметил Майер, — И это говорите вы, проработав почти год в системе имперской службы безопасности? Вы меня удивляете своими наивными рассуждениями об «основаниях». Вам превосходно известно, что у нас каждый заботится исключительно о своей карьере и больше ни о чем. А ступеньки к чиновным высотам у нас одни — трупы. Ведь мы с вами живем и действуем в государстве, сравнимом только с моргом, с живыми мертвецами.
— Но карьера, — все еще не сдавалась Кристина, — не может быть единственной жизненной целью.
— Почему же? Если это возведено в государственный принцип. Нацист любого уровня и ранга не спрашивает себя: «Кто я?» Но он ежедневно подсчитывает: «Сколько имею?» С каждой общественной ступенькой возможности обогащения возрастают в геометрической прогрессии. Поэтому за карьеру и выгоды, связанные с нею, грызутся зубами. Отсюда и предусмотрительная трусость — как бы чего предосудительного не случилось, как бы нечто неожиданное не стало помехой в карьере.
Нечего было возразить г— Вилли был абсолютно прав.
— Скверно! — Кристине стало тревожно.
А Вилли мысленно вспомнил «соленую» шутку штандартенфюрера Хейниша: «Фрейлейн Бергер успела вдвойне забеременеть: ребенком и изменой. Женщины болтливы… Если бы это было в моей власти, я бы обеспечил ее абортами в обоих случаях! Для второго имеем прекрасного акушера — шефа гестапо. Внебрачный ребенок, если посмотреть с точки зрения общественного положения, тоже словно груз на ноге колодника. Фрейлейн только испортит безо всяких для себя выгод изящную фигурку…» Как обычно, шеф первым гоготал от своих солдафонских шуточек. Естественно, у Вилли язык не поворачивался цитировать Кристине «остроты» Хейниша. А напрасно! Иногда и «шутки» скрывают в себе стоящую внимания информацию. По крайней мере, Кристина осознала бы, что «списана в лишние», а это — опасно.
Разные мысли сновали в очаровательной головке фрешЩйн Бергер, пока она петляла по Берлину, направляясь на встречу с товарищем по тайной войне. Она ничего не знала о нем. Только определенные приметы внешнего опознания и пароли помогут им найти друг друга. И то лишь в обусловленное время и на оговоренном месте.
Она сошла на остановке «Рейхсшпортфельдштрас–се». Прошла немного вперед по маршруту автобуса и свернула направо на почти безлюдную Хайльсбергал–ле. За углом остановилась. Несколько минут наблюдала за одинокими прохожими, пока они не исчезали из виду. Когда она остановилась, никто не стал топтаться на месте и не застыл перед витриной магазина. Не было видно также и подозрительных машин. Вообще на всей улице — ни одного движущегося автомобиля. «Хвоста» она не приметила. Нет его? Возможно. Но не стоит спешить с выводами, путь у нее еще немалый, и она сможет еще несколько раз тщательно «провериться».
Она чувствовала усталость. Беременность, раньше незаметная, теперь сказывалась и заставляла идти вперевалочку. А нужно еще идти и идти… «Ничего, выдержу, — утешала она себя, — не каждый же день…»
По небольшому скверику Кристина вышла на остановку электрички неподалеку от Олимпия — сТадиона и, как было условлено, села во второй вагон с конца электропоезда. Почему необходимо сесть именно в этот? Неужели ее кто–то «страхует», едет следом, не выпуская из виду? Должна бы заметить, но ничего подозрительного: в вагон, к тому же почти пустой — время было рабочее, — она вошла одна. Сошла тоже только одна на станции «Боллевуе». Здесь свернула направо и сразу оказалась в огромном парке Тиргар–тен.
Фрейлейн Бергер поглядела на циферблат. Шестнадцать часов двадцать восемь минут. Она не опаздывает, точно придерживается рассчитанного времени, распределенного по маршруту. Осталось немного: выйти на мост через Шпрее и с него двигаться по Паулынтрассе до первой рекламной тумбы. На этом цилиндрическом сооружении нужно отыскать условный знак — треугольник, начертанный белым грифелем или мелом. Если треугольника нет, нужно сразу возвращаться домой. А через неделю, в тот же день и час, снова в путь, на встречу с рекламной тумбой… Такое уже случилось. В прошлый раз тумба встретила ее равнодушно, без мелового знака, хотя Кристина обшарила ее глазами со Есех сторон сверху донизу.
И теперь ощутила мгновенную радость, увидев три бледные линии на месте, свободном от рекламных плакатов.
Фрейлейн вытащила из кармана мел, и к первому треугольнику прибавился второй. Получился ромб. Это означало: «хвоста» она не заметила и готова ко встрече. Теперь надо расстегнуть на сумке «молнию», чтобы стали видны яблоки, и не спеша пойти вперед по улице Пауля. Ее кто–то остановит. Интересно — кто? Мужчина, женщина? Да еще, может, беременная? Усмехнулась.
Все ли сделано, как надо? Итак: в левой руке — сумка с яблоками, в правой — небрежно скомканный белый мягкий платок…
— Фрау сняла платок? Ветры дуют с Востока. Они холодные. Или вы хотите простудиться вдвоем? — услышала она мужской голос.
«Ветры дуют с Востока» — это пароль.
Кристина оглянулась. На нее приветливо смотрел ничем не примечательный офицер в форме лейтенанта инженерных войск.
Теперь ее очередь ответить паролем.
— Спасибо за внимание! — она обаятельно улыбнулась. — Сегодня изменчивая погода. Ветры дуют с Запада тоже. А онн теплее… Но вы, пожалуй, правы. Не стоит рисковать — надену платок.
— О! Такой послушной фрау служить бы в армии.
•— Не подержите ли мою сумку?
— Охотно.
— Знаете, — пояснила шутливо, — до сих пор не научилась завязывать платок одной рукой, — и быстро добавила: — шифровка в сумке, внутренний кармашек…
Люди шли мимо, не обращая на них внимания.
— Превосходные яблоки! — он вытащил одно, второе. Шифровка словно растаяла в его ладони. — Февраль, а яблочки будто вчера сорваны, — он положил краснобокие плоды на место и застегнул «молнию».
Кристина повязала платок на голове.
Возле них никого не было.
Лейтенант понизил голос, но каждое слово произносил четко, словно впечатывая в память Кристины:
— Будете иметь собственный передатчик. До того времени связь с Центром поддерживайте через меня. Следующая встреча — в районе Вильмерсдорф, возле Охотничьего замка. Первый четверг марта, в это же вре; ущ. Маршрут: электропоездом — до остановки «Шмаргендорф», оттуда на метро до станции «Далем–дорф», затем пешком по улице Кенигин — Луизе до Охотничьего замка. Запомнили?
— Да. «Шмаргендорф», «Далемдорф», Кенигин–Луизе. Охотничий замок. Первый четверг марта. Время — без изменений.
— Точно. — И заметил сочувственно: — Это будет последняя ваша дальняя поездка. Там я познакомлю вас со своим связным. Будете передавать шифровки через него.
— Зачем вам это усложнение?
В голосе лейтенанта послышалось искреннее сочувствие, когда он объяснил:
— Я заметил: вам трудно ездить. С каждым днем будет все труднее. Сейчас вам нужен покой и врачебный надзор. Поэтому следующая наша встреча будет последней.
Могли ли они думать в эту минуту, что эта их первая встреча будет и последней?..
Тем временем лейтенант заканчивал свои указания:
— Мой связной будет видеться с вами на прогулках вблизи вашего дома. Конкретно о времени и очередности встреч договоритесь с ним лично. Это — все! Возвращаясь домой, уже не петляйте. Садитесь на прямой автобус. Искренне желаю вам всего наилучшего. Честь имею!
Он козырнул затянутой в кожаную перчатку рукой и пошел не оглядываясь. К чему? Случайная услуга незнакомой женщине…