Страница 26 из 108
— Только этого не хватало! — гневно процедил Шеер.
— Что это он у вас, с перепугу? — спросил офицер.
Шеер взглянул на его погоны.
— Невезение, обер — лейтенант. Под Нальчиком мы попали под бомбежку русских, у Ганса контузия. А теперь вот — пули партизан… Я не удивлюсь, если мой
Ганс вообще потеряет речь…
Обер — лейтенант захохотал.
— Отправьте его в фатерлянд, девочки его быстро излечат!
— Обер — лейтенант, из вас вышел бы популярный терапевт. Но Ганс желает умереть за фюрера.
— Да, контузия у него серьезная, — усмехнулся офицер, который, судя по всему, не спешил сложить голову ни за фатерлянд, ни за фюрера.
— Ганс, фотоаппаратура цела?
— Да — да, г — гос…
— Вот что, Ганс, общаясь с тобой, я скоро сам стану заикой. Отвечай мне только «да» или «нет». Вполне достаточно! Мало того, что загубил машину…
— Зато вы сохранили жизнь, господин гауптман, — возразил обер — лейтенант, который навострил уши, когда услышал об аппаратуре, и теперь ощупывал глазами добротные кожаные чехлы, которые имели довольно красноречивый вид. — Вы, вероятно, журналист?
— Не совсем, — ответил гауптман. — Но охотно удовлетворю ваше любопытство: Адольф Шеер, историк.
— О, кое–что уже слышал о вас в нашем штабе. Это вы должны написать книгу о немецкой победе ка Кавказе?
— Да, задание рейхсминистра пропаганды доктора Йозефа Геббельса…
— Позвольте и мне отрекомендоваться: Шютце, связной офицер генерал — полковника фон Клейста.
— Высокий пост!
— Ну что вы! Лишь громко звучит. Таких офицеров, как я, немало.
— А что. если я между делом напишу о вас небольшой очерк в армейскую газету? Я своими глазами видел, как храбро вы действовали в стычке с партизанами…
— Вы тоже… А впрочем, такие эмоциональные встряски придадут вашей книге необходимый колорит.
— Безусловно!
— Однако я советовал бы вам, господин Шеер, рисковать с умом. Иначе некому будет писать очерк обо мне. А зто досадно, ибо я человек очень тщеславный. Кстати, мой штабной «мерседес» уцелел, и в нем найдется два свободных места.
— Искренне благодарю, если зто приглашение.
— А что же другое? Едемте!..
— Вам, собственно, куда? — спросил Шютце уже в машине.
— До ближайшего городка, — ответил Шеер. — Больших хлопот мы вам не причиним. Это же надо потерять машину в такой близости от цели. Воистину горькая насмешка судьбы…
— А в городке к кому? — поинтересовался обер–лейтенант.
— Служба безопасности.
— Так вы к штурмбанфюреру Хейнишу? — почему–то обрадовался Шютце, — Знаю его, несколько раз привозил штабные пакеты… Сдам вас ему, господин Шеер, с рук на руки, как малого ребенка!
— Боже мой, обер — лейтенант, а вы и в самом деле умеете заботиться — и хорошими тумаками, и любезными услугами… Но сами со временем убедитесь: я очень благодарный человек.
— Ах, господин Шеер, не дразните меня соблазнительными намеками…
— А в чем дело? Почки, печень?
— Как у буйвола! — с апломбом заверил Шютце. — Но бы слышали последние новости?
— Нет. Что–нибудь интересное?
— Уже из Берлина передают, что судьба Кавказа решена. Наши войска взяли Малгобек и с ходу вышли на последний закрепленный рубеж перед Владикавказом — так называемые Эльхотовы ворота. Еще одно усилие, и перед нами откроется свободный путь на Тифлис и Баку.
— И что же из этого следует?
— Вы представляете, сколько нам, офицерам штаба, прибавится работки?
— Ах, вот вы о чем?
— Об этом самйм! А вам я советую немедленно ехать к тем самым Эльхотовым воротам, чтобы не пропустить еще одной победы. Впечатления для книги и все такое прочее…
— Мне приходится, обер — лейтенант, вас все время благодарить. Вы меня просто вяжете по рукам и ногам прочным канатом внимания. Тогда сделаем так: во Владикавказе я устрою пирушку, и первым гостем будете вы. Принимаете приглашение?
— Еще бы! Только чтобы без сомнительных девиц, но с женщинами. Я отдал бы предпочтение осетинке…
— У вас неплохой вкус. Хотите, я прочту вам, какие встречаются осетинки?
— Охотно послушаю!
Адольф Шеер вытащил дневник.
— Это я делал некоторые цитатные выписки для книги — ведь библиотеки Берлинского университета в чемодан не упакуешь. Вот выписка из «Жизни царицы цариц Тамары», работы средневекового грузинского историка Васили: «Говоря по — старому, «рожденный слепым — слепым и покинет мир», под этим имеется в виду каждый, кто не видел Тамары. Правильное строение тела, темный цвет глаз и розовый оттенок белых ланит, стыдливый взгляд, манера величаво и свободно бросать взоры вокруг себя, приятная речь, веселая и лишенная развязности, голос, который услаждает слух…»
— И в самом деле — царица, да и только… Но при чем здесь осетинки?
— Терпение, обер — лейтенант, вы не дослушали. Дело в том, что царица Тамара — осетинка!
— Все ясно, гауптман. Вы меня окончательно убедили. Других доказательств не требуется…
Глава одиннадцатая. ПРИГОВОР
За веселой беседой и не заметили, как въехали в город. Но улицы его сами напомнили о себе. Поперек одной торчала изуродованная грузовая машина. Откуда–то густо валил дым, безусловно с пожара. Полным ходом раскатывали мотоциклы и суетливо бегали солдаты с оружием наготове.
— Майн готт! — воскликнул Шютце, — Неужели и сюда заглянули партизаны?
— Похоже на то, — озабоченно отозвался Шеер. — По крайней мере, бомбовых воронок что–то не видно. Однако, наверное, у Хейниша узнаем обо всем подробно…
— Непременно! — согласился Шютце.
Кирпичное здание СД тоже имело свежие, о многом говорящие следы ночной стычки — стена, обращенная к улице, была наискось посечена пулями. В одно из окон, очевидно, влетела граната. Стекла в других окнах были пробиты пулями. Во дворе все было в движении: строились солдаты, озабоченно сновали офицеры, отовсюду слышались короткие военные команды. В самом помещении гулял сквозняк.
В приемной штурмбанфюрера сидел рыжий здоровяк со странно равнодушным среди всеобщего возбуждения выражением лица. Он одним пальцем, явно от нечего делать или от скуки, тыкал в клавиатуру пишущей машинки.
Скользнул холодными глазами по Шееру, заметил Шютце и сразу же любезно оживился:
— О, Шютце, уже здесь! Воистину в штабе не тянут долго с разносом… Где пакет?
— Ошибка, Вилли. Я здесь, но без разноса. А что у вас?
— Партизаны. Ночной конный налет… Это был кошмар! Комендант Функель буквально осатанел — партизаны свели на нет его мероприятия по устрашению: захватили с собой всех повешенных…
Шютце сочувственно покачал головой:
— Обязательно передам ваш рассказ в штабе! Но позвольте отрекомендовать гауптмана. Адольф Шеер, корреспондент из Берлина, историк. Прибыл…
— Что же вы до сих пор молчали? — Вилли Майер пружинисто вскочил. — Знаем и давно ждем! Думаю, штурмбанфюрер, несмотря ни на что, примет немедленно, — и он исчез за дверью кабинета Хейниша.
— Этот Вилли, — убежденно кивнул головой обер–лейтенант, — превосходный парень! Шутник, каких мало… А умница! Нечего и говорить… На него можно положиться.
— Прошу, господа, — распахнул дверь Вилли.
За ночь лицо Хейниша посерело, глаза покраснели от бессонницы, в пальцах он крутил сломанный карандаш. Шеер заметил еще несколько сломанных карандашей, брошенных в мусорную корзину.
— Рад вас видеть, господа, — сказал штурмбанфюрер добродушно. — Со счастливым прибытием, Адольф! Надеюсь, мне как давнему другу вашего достойного всяческого уважения отца позволено так обращаться к вам!
— О чем речь, господин Хейниш! — растроганно ответил Шеер, — Я поэтому и просился в Берлине именно к вам.
— Да, мне сообщил об этом оберфюрер СС Корземан, кстати, будущий начальник полиции и СС рейхскомиссариата «Кавказ». Мне очень приятно, что о сыне моего трагически погибшего друга заботятся такие высокие чины. Простите, Адольф… Шютце, а вы с каким делом здесь?