Страница 107 из 108
Патциг победоносно усмехнулся:
— Не сомневался, что вы умная женщина.
— Я хочу выйти отсюда…
— О! Безусловно.
Они вышли и направились к тюремной машине.
Кристина не могла бы выбрать более удачный момент, чтобы продемонстрировать, что она сломлена, и согласиться на предложение гестаповца.
На следующий день Йон Патциг отбыл в Ландсберг на стационарное лечение. Но он очень хотел лично закончить дело очередной «пианистки». Во время его отсутствия зондеркоманду возглавит Паннвиц, любитель присваивать чужие лавры. Теперь — порядок! Йон Патциг надеялся вернуться. Он не подозревал, что вскоре умрет в чудовищных муках на госпитальной койке. Кристина Бергер тоже не знала, что больше никогда не увидит этого палача. Если бы она в тот день помедлила, ей пришлось бы начинать «игру» с другим. С самого начала. И неизвестно, какой способ «убеждения» выбрал бы тот, другой…
Целые сутки Кристину Бергер никто не тревожил. На допросы не вызывали. Она тщательно обдумывала свое безнадежное положение. Безнадежное для нее лично, но не для дела. Любая дезинформация, если известно, что это именно дезинформация, тоже является иточником своеобразной информации. Из нее тоже можно извлечь немало пользы. Правда, это связано с огромной дополнительной разработкой. Готовя «дезу», враг вынужден давать и правдивые сведения. Поэтому каждое отдельное сообщение из «дезы» необходимо перепроверить, чтобы отсеять ложь от точных сведений. Но ложные сообщения тоже важны, так как указывают направление, на котором враг пытается ввести противника в заблуждение. Однако все это — ее личные допущения. Как на самом деле поступают с «дезой», откуда ей, Кристине, знать точно? Такого специфического опыта у нее не было. Для этого надо работать в совершенно иной — контрразведывательной — сфере. Главное она сделала — Центр предупрежден.
Вскоре ее перевезли в усадьбу Шееров, превращенную в настоящую тюрьму, хотя и не лишенную обычного домашнего комфорта. Запрещалось: с кем–либо общаться, даже с фрау Шеер; передвигаться по дому без охраны; находиться на воздухе (в садике) более часа; выходить на улицу (исключение — Барбара); покидать «свой» этаж и свою комнату без специального разрешения. Пользоваться библиотекой не запретили.
На окнах в двух комнатах — в спальне Кристины и в комнате с радиопередатчиком — нанесли решетки. В обеих поставили новые крепкие двери с надежным запором. В спальне Кристины двери были с окошечком, как в камере. В коридоре всегда дежурил стражник.
Утром ее отводили в комнату, где помещалась рация. Там располагался щуплый радист с контрольным коротковолновым радиопередатчиком. Второй стол, левее входа, был предназначен для Кристины. Третий — самый длинный — стоял возле стены справа. За ним обедали. Готовила для всех Барбара.
В комнате постоянно находился часовой, которому выпадала очередь сопровождать узницу. Стражи вели себя по — разному, один закрывал двери на ключ, который клал в карман. Другой оставлял его в замочной скважине, а сам вплотную приставлял к дверям стул и садился на него, положив автомат на колени.
Дни проходили за днями однообразно, тягуче и изнуряюще. Посему каждое, пусть самое малое событие давало пищу для размышлений.
Кристина знала, что фрау Шеер почти не выходит из своей комнаты — что–то вымаливает у своего молчаливого бога, который «не соврет». Поэтому, когда однажды она внезапно открыла двери и вышла из комнаты, Кристина поняла, что это не случайно, что Патриция стояла за дверями и прислушивалась к шагам. Услышав ее шаги, отошла в коридор.
— Сын живой? — криком спросила она, сжав ь мольбе кулачки на груди.
— Не разговаривать! — грубо гаркнул часовой.
Кристина поняла, о каком сыне она спрашивает об Адольфе — это ясно. Тедди — внук.
Часовой топал за ее спиной, поэтому не видел ее неслышного ответа. Действительно, ответ можно было только увидеть, прочитать по движению ее губ:
«Адольф жив! Адольф жив!..»
Кристина ласково, дружелюбно улыбнулась. Лицо Патриции засияло.
Думала ли Кристина о побеге? Она и позже не могла ответить на этот вопрос с уверенностью.
Нетрудно было заметить, что один из часовых, тот, что садился на стул, опираясь плечами о дверь, со дня на день все больше симпатизировал Барбаре, а со временем стал на нее засматриваться.
Барбара цвела. Питание сразу улучшилось.
Однажды, когда часовой отодвинул стул, чтобы пропустить в комнату Барбару, Кристину словно ударило током. Что–то заставило ее напружиниться, как перед прыжком. Что ее толкнуло? Кокетливая улыбка Барбары, адресованная часовому? Поднос в ее руках с горячей едой? Небрежность, с которой часовой оттолкнул ногой стул? Автомат, который он торопливо надел на плечо и передвинул за спину? Его руки, протянутые к подносу, чтобы помочь Барбаре? Или же ключ, который торчал в дверной скважине со стороны коридора?
Однако мгновения хватило, чтобы вскочить из–за стола и толкнуть Барбару в сторону часового. Щелкнул замок. Кристина выдернула ключ и ринулась по лестнице вниз. Радист пулями выбивал замок.
Вот она уже бежит к калитке. Наконец она на улице!
Куда бежать?
Во всем Берлине было лишь одно место, где она могла рассчитывать на помощь. Если ничего непоправимого не случилось за время ее заключения. Это там, где с голубого плаката смеялась веселая картофелина… За ее спиной проскрежетал замок. На мостовую со звоном упал большущий ключ, переброшенный через стену. Кристина мгновенно схватила его. Для побега прибавлялось еще несколько драгоценных минут! Побег… Но разве могла она бежать? Разве могла привлекать к себе внимание? Только идти ускоренным «деловым» шагом…
«Кто закрыл калитку и перебросил ключ? Кто помог мне так своевременно?»
Заворачивая за угол, услышала, как в саду прогремела автоматная очередь. Крик Патриции:
— За что?!
«Убили Патрицию!» — ударила догадка.
Кристина ускорила шаг.
В овощной магазин она вошла под вой полицейских сирен. Солдаты на мотоциклах с колясками и полицейские машины перегораживали улицы, оцепляя прилегающий район. По мостовой гремели подкованные сапоги патрулей.
Вот наконец и она — смеющаяся картофелина.
— Вы? — поразился Андреас Зейфрид.
— Я! — ответила тихо. — Это ищут меня…
— Понятно. Прошу фрау пройти за мной.
В темном холодном подвале он поднял крышку большой плетеной корзины, одной из великого множества других.
— Придется вам до ночи прятаться здесь, — он подал ей рабочий халат. — Наденьте, будет теплее.
— А что ночью? — возбужденно спросила она.
— Ночью нам завезут свежие овощи. Один из водителей — свой человек. Думаю, сельский воздух вам не повредит? У нас есть документы на имя остработницы Серафимы Брянцевой. Вы знаете русский?
— Да, знаю…
— Прекрасно! Запомните, уже с этого момента вы — сельскохозяйственная остработница Серафима Брянцева.
— Серафима Брянцева… Была такая?
— Да, была.
— Что с ней?
— На все вопросы отвечу со временем. Мне пора подниматься наверх. С минуты на минуту начнется обыск… Вы хотите что–то спросить?
— Да… Что с моим ребенком?
— Он и Майер в безопасности.
Киев
1976–1983
Примечания
1
Владикавказ — город Орджоникидзе.
2
«Сила через радость» (нем.) — название спортобщества.
3
Порядок есть порядок (нем.).
4
О, елочка, о, елочка, Вся в веточках зеленых! (Нем.)
5
Фюрер, приказывай, мы идем с тобой (нем.).
6
Мата Xари — подлинное имя Маргарита — Гертруда Целле; голландка, воспитывалась в Индии, освоила там профессию танцовщицы буддистского жанра. В Европе ее знали как талантливую артистку и необычайно красивую женщину. В 1917 году в Париже осуждена военным судом на смертную казнь как немецкая шпионка.
7
Речь идет о 1035 годе.
8
«С нами бог» (нем.).
9
ОКВ — сокращение от «Оберкомандо дер Вермахт».