Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 39

— Здесь только марсельцы, — с гордостью объяснил он Сэму. — Вы, возможно, первый американец.

В оформлении комнаты главенствовала тема жвачных и парнокопытных. Изображения статной черно-белой коровы по имени Ла Бель украшали стены, скатерти, солонки, перечницы и меню.

— Кажется, я уже угадал, что здесь готовят, — похвастался Сэм. — Какие-нибудь особые рекомендации?

Филипп отодвинул меню в сторону.

— Начнем с bresaola[39] с артишоками, вялеными на солнце помидорами и пармезаном. Потом говяжьи щечки, их здесь подают под слоем фуа-гра. И на десерт fondant au chocolat[40]. После этого мы легко продержимся до обеда, можете мне поверить.

Во время неторопливого и очень вкусного ланча Филипп с журналистской дотошностью расспрашивал свою кузину о ее жизни в Бордо. Начал он с вполне невинных вопросов о работе, но потом отхлебнул вина, промокнул губы салфеткой и перешел к более деликатным темам.

— А что у тебя с личной жизнью?

— Филипп! — Софи очаровательно покраснела и тут же обнаружила что-то крайне интересное в своей тарелке.

— Ну, ты ведь наверняка давно уже развелась со своим… этим… как его?.. яхтсменом. Мне с самого начала казалось: есть в нем что-то louche. — Склонив голову к плечу, он внимательно рассматривал Софи. — Я ведь прав?

— Развод только что оформили, — кивнула Софи.

— И? — не унимался Филипп. — И?

— Ну да, я встречаюсь с одним человеком вот уже полтора года, — призналась она и пожаловалась Сэму: — Вот что значит иметь родственника-журналиста. — Софи опять повернулась к Филиппу. — Его зовут Арно Ролан, у него небольшое шато недалеко от Сиссака, милая старенькая мама и два лабрадора. Детей нет. А теперь дай мне спокойно поесть.

Филипп подмигнул Сэму:

— А я что? Просто спросил.

За кофе они опять заговорили о предстоящем вечере.

— Да, пока не забыл! — воскликнул Филипп и снова полез в свой рюкзак. — Вот вам devoirs[41] — почитаете, перед тем как идти в гости. — Он положил на стол перед Сэмом небольшую книжицу. — История дворца Фаро. Надо сказать, довольно интересная. Ребуль гордится своим домом, и если вы блеснете эрудицией, он вас зауважает.

— Филипп! — позвала его Софи, изучавшая карту Марселя. — Где тут покупают одежду?

Ее кузен любовно осмотрел свои мятые, защитного цвета штаны, заправленные в пыльные высокие ботинки.

— Тут неподалеку есть магазинчик, который торгует списанными армейскими товарами. Я знаком с владельцем, и он знает мои вкусы.

— Да нет, не для тебя одежду! Для меня.

Филипп задумчиво посмотрел в потолок.

— Ну, тогда, наверное, надо идти на рю Паради, рю Бретей и маленькие улочки вокруг них. Давай отмечу на карте.

Они стояли на улице у входа в лавку. Взмахом руки Филипп указал Софи направление к ее бутикам и Сэму к магазину фотоаппаратуры. Самому ему во второй половине дня предстояло исполнить свой профессиональный долг и посетить впервые проводящийся в Марселе салон «Эротизм». Когда он принялся рассуждать о том, что ему предстоит увидеть, Софи, на всякий случай закрыв ладонями уши, поспешно удалилась.

Вернувшись в отель, Сэм устроился на освещенном солнцем балконе и открыл принесенную Филиппом книжку — историю дворца Фаро на двух языках.

Идея постройки дворца возникла в 1852 году, когда готовящийся стать императором le prince-president Луи Наполеон намекнул местным властям, что не прочь был бы обзавестись особняком с видом на море.

Намек будущего императора добрые марсельцы восприняли как приказ и тут же вознамерились начать строительство, но Наполеон посчитал такую щедрость излишней (скромность, не часто встречающаяся в правителях) и отклонил предложение. Он объяснил, что с удовольствием примет в дар от города подходящий участок, а дом построит сам.

Как это обычно бывает в Провансе, процесс строительства сильно затянулся. Официально работы были начаты в 1856 году, а первый камень заложили в фундамент только в 1858-м, 15 августа, то есть точно в День святого Наполеона. Почти сразу же после этого радостного дня начались недоразумения и проблемы. Архитекторы ссорились между собой, руководитель стройки оказался некомпетентным, рабочих не хватало, камень подвозился чересчур медленно, а свирепый ветер с моря то и дело бил окна. Работы тянулись уже десять лет, но и в 1868 году дворец еще не был пригоден для жизни.

Дальше дела пошли еще хуже. Два года спустя, после нескольких досадных военных неудач Наполеон был низложен, уехал в Англию, где и умер в 1873 году. Евгения, его вдова, вернула Марселю его подарок, и таким образом город стал владельцем огромного здания, совершенно ему ненужного и даже обременительного.

За сто двадцать прошедших с тех пор лет муниципальная администрация неоднократно пыталась избавиться от сооружения, на поддержание которого в порядке требовались огромные деньги, и потому с нескрываемым облегчением сдала его в аренду Ребулю, пожелавшему жить во дворце. Документы были подписаны опять в День святого Наполеона, но уже в 1993 году, и Ребуль переселился.

Какая печальная история, подумал Сэм, закрывая книгу. Если даже императору не могут построить дом за десять лет, то что уж говорить о нас, простых смертных. Дующий с моря ветерок сделался прохладным, и Сэм ушел с балкона. Пора было переодеваться для визита во дворец. Он надел костюм, повесил на плечо камеру и сунул в нагрудный карман несколько визитных карточек: на них было только имя и адрес. Род занятий Сэм предпочел не обозначать, поскольку он менялся с каждой новой работой. Напоследок поправив перед зеркалом галстук Гарвардского клуба (точнее, его пиратскую копию), он спустился в вестибюль.

Софи уже ждала его там и о чем-то разговаривала с портье, которому явно нравился ее деловой костюм: короткая, хоть и в рамках приличия, юбка и узкий жакет с виднеющимся в décolleté[42] кружевом.

Заметив Сэма, она повернулась к нему и застыла, уперев руку в бедро.

— Ну как? Годится?

Он кивнул и засмеялся:

— Вы делаете честь всему издательскому бизнесу, Софи. Я бы даже сказал, вы произведете в нем сенсацию.

— Я попросила консьержа вызвать нам такси. Честно говоря, больше двадцати метров на этих каблуках я не одолею.

Сэм взглянул на ее туфли, и его брови поползли вверх.

— Как я вас понимаю! — сказал он, предлагая ей руку. — Ребулю сегодня повезет. Пойдемте.

Глава четырнадцатая

Чугунные ворота распахнулись, чтобы пропустить такси. В пятидесяти метрах впереди, у самого края дорожки стояла большая скульптура женщины в развевающейся греческой тунике. Ее слепой мраморный взгляд был устремлен к дому, и руки протянуты туда же так, словно она мечтала прикоснуться к нему.

— Императрица Евгения, — объяснил таксист. — La pauvre[43], так она до своего дворца и не добралась.

На широких ступеньках крыльца их уже ждал молодой человек в темном костюме. Когда гости вышли из машины, он почтительно поклонился и пригласил их внутрь. По золотистому, как мед, паркету они дошли до тяжелых двойных дверей, молодой человек эффектно распахнул их и тут же растаял в воздухе. Софи и Сэм растерянно моргали, ослепленные потоком предзакатного солнечного света, заливавшего просторную комнату через ряд огромных окон. Напротив одного из них чернел силуэт хозяина: он стоял спиной к дверям и разговаривал по мобильному телефону.

Софи толкнула Сэма локтем в бок:

— По-моему, он не понял, что мы здесь.

— Все он понял. Просто дает нам понять, как он занят. Обычная штука, у нас в Лос-Анджелесе все так делают.

Он вернулся к дверям и закрыл их с громким хлопком. Силуэт у окна зашевелился, и, положив телефон в карман, месье Ребуль шагнул навстречу гостям.

Это был невысокий, стройный, безукоризненно ухоженный мужчина с седыми, еще густыми, коротко подстриженными волосами, в рубашке нежнейшего голубого оттенка, галстуке, в котором Сэм, большой знаток таких тайных сигналов, моментально признал официальный символ лондонского гвардейского клуба, и темно-синем шелковом костюме. На его лице цвета полированного тикового дерева светились живые темно-карие глаза, азартно блеснувшие при виде Софи.