Страница 43 из 47
— Главное, — говорил Митяй, — как стрельба начнется, опусти поводья и тоже в подпол ныряй. Иначе — в решето.
Лёнька прикинул расстояние. Нырнуть не получится — шею свернешь. А вот проползти...
— Чепаев, дом окружен, — донеслось с улицы. — Выходи с поднятыми руками, если не хочешь, чтобы мы тебя поджарили!
У Лёньки душа ушла в пятки. Он не ожидал, что все начнется так скоро.
Митяй хмыкнул и проорал так, что стекла зазвенели:
— Кто это там гавкает?
Пока белые разбирали его слова, Митяй шепотом окликнул Лёньку:
— Эй, шпион! Ты стрелять умеешь?
— Ага, — обрадовался Лёнька.
— Держи.
Лёнька придавил поводья ногой и поймал небольшой дамский пистолетик с перламутровой рукояткой.
— С предохранителя снять не забудь.
— С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает подхорунжий Белоножкин. Слыхал о таком?! — донеслось снаружи.
«Эх, Белоножкин, — подумал Лёнька. — Хороший ты мужик. И почему мы не на одной стороне?»
— Считаю до трех. Раз!
«Все-таки давать такой пистолет — насмешка. Этой пукалкой только ворон пугать!»
— Два!
— Готовься, шпион, сейчас кэ-эк...
— Три!
Снаружи что-то негромко чихнуло, и всю комнату залило красивым красным светом. Потом разорвалась граната, стекла в окнах вылетели, и Лёнька едва не погиб.
Поводья, пока он разбирался с пистолетиком, захлестнули ступню, а Чалый, испугавшись взрыва, рванул и потащил за собой Лёньку.
Двери и крыльцо Лёнька преодолел на удивление легко и безболезненно — потому что порожка не было, и, распахнув дверь ногами, слетел с крыльца, как на лыжах слетают со снежной горки.
Над собой в небе он увидел красную сигнальную ракету, странно вывернутый мир, переливающийся оттенками рубина, траву, крыши, стены... и тут он пребольно стукнулся.
Чалый метался по двору, Лёнька волочился за ним, словно кукла. Копыта ударяли в опасной близости от глаз, рук, паха. Началась беспорядочная стрельба, неподалеку деловито застучал пулемет, а Лёнька, совершенно ничего не боясь, пытался выскользнуть из захвата.
Кто-то истошно заорал:
— Чепая конь понес!
«Почему мне совсем не страшно? — думал Лёнька. — Меня конь тащит, может расплющить башку подковой, а я еду, будто с горы на собственном заду».
Тут он остановился, а Чалый умчался куда-то в ночь. Лёнька, будто его не мотало только что из стороны в сторону, вскочил на ноги. Стало понятно, почему приключение закончилось — Чалый стянул с его ноги ботинок.
Из-за угла выскочил казак, и Лёнька выстрелил ему меж глаз прежде, чем осознал, что казак — это Милентий.
Несмотря на размер, пистолетик делал свое дело: Милентий свел глаза к переносице, будто хотел посмотреть на дырку от пули, и упал, накрыв собой Лёньку. И вовремя, потому что рядом разорвалась граната. Несколько осколков пробили тело мертвого казака. Теплая кровь полилась на Лёньку.
Выкарабкавшись из-под мертвеца, Лёнька кинулся бежать. «Он же был мой друг, — думал Лёнька, в лабиринте заборов выбирая лучший путь к своим, — как это у меня так получилось? А если бы тут Зиновий был?»
Вместо Зиновия он столкнулся с Николаем.
— Бедовый? — обомлел казак. — Ты что здесь...
Враг, подумал Лёнька и вскинул руку. Но он ведь и друг, пронеслась шальная мысль, мы же из одной миски ели! Меня совесть мучить будет!
Пустое. Сердце бьется ровно, пистолет в руке не дрогнул.
«Второй, — подумал Лёнька. — Я убил двух людей, и оба были моими друзьями... Ну и хрен с ними».
С разных сторон раздавались крики, непрерывно гремели выстрелы, напоминая треск дерева во время пожара.
Лёнька выскочил на площадь. Пулемет лупил с голубятни, там были свои, своим надо помочь.
Не обращая внимания на стрельбу, на мелькающие тени врагов, на потерявшийся ботинок, Лёнька, почти не хромая, приблизился к штабу, и вовремя: двое казаков уже карабкались наверх.
— Я здесь, — крикнул Лёнька врагам.
Казаки оглянулись, и Лёнька выстрелил каждому в сердце.
Плечо обожгло. Лёнька упал и пару раз выпалил наугад.
• Пистолет оказался пятизарядным, шестой выстрел получился пустым щелканьем курка по бойку. Всматриваться, попал он или нет, было некогда, нужно быстрее добраться до упавших с лестницы тел и снять с них оружие.
У него ничего бы не получилось — его преследовал конный казак, но сверху раздался одиночный выстрел — и мертвое тело упало в грязь, а лошадь, промчавшись мимо Лёньки, остановилась возле колодца и начала мирно щипать траву, не обращая внимания на стрельбу.
— Эй, там, внизу, живой? — послышался голос Петьки.
— Живой, — ответил Лёнька, разоружая убитых. Теперь в его распоряжении появились пятизарядный карабин, два револьвера и три бутылочные бомбы.
— Прикрывай, шпион, у нас патроны закончились, — крикнул Чепай.
— Есть прикрывать.
Пока Чепай с Петькой спускались с крыши, Лёнька успел сделать три прицельных выстрела и два навскидку, все удачные.
— А ты, я гляжу, бедовый, — похвалил Лёньку Петька.
— Мне уже говорили.
— Хватит языками чесать, надо людей собирать, — оборвал разговор Чепаев.
Послышался звук работающего мотора, улица осветилась желтым теплым светом, и, громко скрипнув тормозами, рядом остановился автомобиль.
— Козлов, ты? — крикнул Чепаев.
— А то кто ж?
— Быстро все в драндулет.
Один за другим они запрыгнули в автомобиль. Заднее сиденье «форда» водитель выдрал с мясом, чтобы влез большой ящик с оружием.
— Как обстановка? Наших много? — спросил Чепаев Козлова, когда тот, лихо выкрутив баранку, повернул на главную улицу.
Ответил Козлов не сразу. Вдавил в забор казака, сдал назад, выехал из колеи и помчался вперед, выключив фары.
— Плохо, Василий Иванович. Наших мало. На северной половине голяк, казармы горят, мясом воняет, вой стоит. Нечего там ловить, Василий Иванович.
— Ладно, гони на юг.
Там, судя по всему, кипел нешуточный бой.
Батурин
Батурину повезло — на бедняцкой улице, где он квартировал, жило больше сотни старых че- паевцев, которые предпочитали селиться не в казармах, а небольшими группами по три-четыре человека. Они, чтобы не быть в тягость хозяевам, помогали по дому или же пайком.
Здесь еще с вечера свернули все караулы и патрули, собираясь отоспаться перед походом. Батурин закрыл на это глаза — одна ночь ничего не решит, только попросил держать оружие рядом с собой, а не в пирамидах, как было положено в казарме.
Бедняки слишком утеплили маленькую избенку, и к трем часам ночи внутри стало нечем дышать. Батурин проснулся, глянул на часы со светящимся циферблатом и пошел на улицу проветриться и покурить.
Только старая привычка — сначала выглянуть в окно, а потом выходить — спасла ему жизнь.
Трех незнакомцев с белыми лентами на рукавах он увидел прежде, чем они бесшумно проникли во двор. Они явно шли по его душу и, скорее всего, готовились перебить в доме всех, чтобы не было шума.
Шашкой в тесном домишке с низким потолком орудовать было не с руки, зато на полке лежала остро заточенная сечка для шинкования капусты.
Дверь отворилась неслышно. Первого диверсанта Батурин пропустил мимо, а второму нанес короткий и точный удар сечкой в переносицу. Тот хекнул от неожиданности и замертво упал на пороге, перегородив дорогу третьему.
Сечка застряла у него в голове.
Первый отреагировал мгновенно — развернулся и кинулся на Батурина, но домашняя утварь вновь пришла на помощь комиссару. Маленький чугунный утюжок удобно лег в руку, и Батурин, блокируя нож левой рукой, правой ударил врага в висок.
Третий не учел низкой притолоки. Пока он вваливался внутрь, Батурин успел перегруппироваться после схватки с первым и утюжком приголубил третьего по затылку. Несколько раз.
В избе проснулись, бабы хотели поднять визг, но Батурин страшно шикнул на них, и хозяева просто забились в угол.
Батурин вытащил трупы в сени и отправился проведать остальных бойцов.