Страница 68 из 75
Росс Браун, естественно, защищает своего гонщика, отвергая обвинения в лицемерии. Он видит последовательность в рассуждениях Шумахера:
«Эти вещи нужно разделять. Как инженер, я усердно работаю над тем, чтобы усилить меры безопасности и соответствовать им. Но как только мы определим минимум, необходимый в целях безопасности, я не стану создавать машину более безопасную, чем необходимо, потому что в таком случае это нанесет ущерб ее характеристикам. Так можно оказаться в ситуации, когда у тебя быстрая, но небезопасная машина, или наоборот – безопасная, но медленная.
Такого же мнения придерживается Михаэль: он усердно работает над повышением стандартов безопасности, а затем выходит на трассу и ведет машину агрессивно. Если что-то случится, принятые меры безопасности, над которыми он работал, помогут предотвратить аварию. И вы можете разделить эти две вещи. Если вы гонщик, вы боретесь с другими гонщиками, это всегда подразумевает риск, но вы можете свести до минимума уровень риска в целом. Если я работаю над повышением безопасности на автодромах, это не означает, что я буду водить осторожно и стараться не приближаться к другим пилотам».
После Индианалолиса на гонщиков обрушилась волна критики, а затем последовали политические прения. Ассоциация гонщиков написала письмо Максу Мосли, выражая свое недовольство событиями в Индианаполисе. Шумахер был единственным гонщиком, который отказался подписываться под этим обращением. Он отказался, так как чувствовал, что не время вступать в прения с FIA.
Дэвид Култхард говорит:
«У него всегда была эта черта. Он никому не уступает. Его поведению сложно дать определение – он не угрожающе жесткий, он не Рон Деннис с его ледяным взглядом и не Берни с его харизмой. У него, скорее, такая манера, которая свойственна инспекторам дорожного движения, неловкая упертость. В конце концов вы не выдерживаете и говорите: «О, черт тебя подери, Михаэль, брось!» Непримиримость немцев давно стала для британцев стереотипом, но…
Это сложно для меня, потому что я видел Михаэля в частной обстановке, на каких-то общественных мероприятиях. Меня как-то пригласили на ужин, и я наблюдал Михаэля с детьми, в тесном семейном кругу. Я чувствовал себя неуютно, потому что они все смотрели на меня и явно думали: «Это тот парень, который показал Михаэлю средний палец в Маньи-Кур и врезался в него в Спа». Но атмосфера была настолько радушной, что к концу вечера я расслабился.
Я увидел Михаэля с другой стороны. Увидел как человека. Он не Найджел Мэнселл, когда ты стоишь и не знаешь, врежет он тебе сейчас или нет. Сенна тоже порой был агрессивен. Михаэль – совсем нет».
Возможно, другие гонщики без конца жаловались на Михаэля по той причине, что только так они могли потягаться с ним и досадить ему. На трассе он всегда оказывался впереди, а с точки зрения взаимоотношений с командой и FIA за Шумахером невозможно было угнаться. И только жалуясь прессе на поведение Михаэля, соперники могли поставить его на место. Это была единственная открытая для них дорога, они знали, что в лице СМИ найдут благожелательную аудиторию.
Шумахер понимал, что произойдет после Индианаполиса: гонщики будут жаловаться на то, что он якобы не побеспокоился об их безопасности. Апогеем общего возмущения стало собрание Ассоциации пилотов в Турции в следующем году, когда гонщики набросились на Михаэля. А на брифинге пилотов в Бразилии-2006 произошла неловкая сцена – вместо того чтобы пожелать ему всего хорошего и сказать несколько теплых слов, Михаэля проводили жидкими аплодисментами.
По мнению Шумахера, в Индианаполисе-2005 все было просто как дважды два: другие команды привезли неисправное оборудование. Он сравнивал их с горнолыжниками, которые по ошибке взяли с собой лыжи для слалома. На пресс-конференции после гонки ему задали вопрос, действительно ли ничего нельзя было сделать, чтобы избежать всего этого фарса.
Немец сказал:
«Я расскажу вам одну историю, которая произошла не так давно. [Он говорил о Гран-при Италии 2001 года.] В Монце погиб маршал [годом раньше], и все гонщики согласились с тем, что нужно вывесить желтые флаги в первых двух шиканах, а двое или трое боссов команд сказали своим пилотам: «Не надо нам никаких желтых флагов, забудьте о них. Мы хотим, чтобы вы боролись в гонке, и вы должны бороться». Это те же люди, которые оказались сегодня по другую сторону баррикад. Формула-1 – очень жесткий бизнес, мы все очень много работаем. У нас тоже были шины, которые могли оказаться быстрее, но мы не привезли их сюда, потому как знали, что нас ждет. Я не говорю, что другие сознательно выбрали неисправные покрышки, но в любом случае это их проблема, а не наша. Нельзя заставлять людей, которые в этом не виноваты, взять на себя вину».
Очевидно, Шумахер говорил о боссе Renault Флавио Бриаторе. Михаэль, который разделял позицию Жана Тодта, не понимал, почему он должен терять свое преимущество, но впоследствии осознал, что другие гонщики винят его за то, с чем он ничего поделать не мог. Когда он вышел на подиум и его освистала толпа, Шумахер избрал модель поведения, свидетелями которой мы вновь станем в Монако-2006. Он решил: «Как вы со мной, так и я с вами», ему все равно, это проблема Ф-1, а не его. Организаторы не поставили публику в известность, и реакция людей была вызвана скорее непониманием происходящего.
Весной 2005 года в карьере Шумахера в Ferrari произошло значительное событие, к которому он не имел прямого отношения. Кими Райкконен подписал контракт с командой на 2007 год. Понимая, что Шумахеру уже тридцать шесть лет, Лука ди Монтедземоло горел желанием скрепить финского гонщика договорными обязательствами, чтобы обеспечить Ferrari высококлассным гонщиком на будущее. Райкконен получил предложение от Ferrari в 2001 году, но в тот момент не хотел быть вторым номером, акцентировав внимание на том факте, что в McLaren к обоим гонщикам относились одинаково. Но четыре сезона разочарований В McLaren, и прежде всего ненадежность машины, вынудили финна искать команду, в которой он смог бы стать чемпионом мира.
До начала сезона-2005 Ferrari попросила Шумахера дать ответ по поводу 2007 года и далее, но немец молчал. Тогда в Ferrari поняли, что им нужно действовать быстро. Ди Монтедземоло, в отличие от Тодта, очень хотел, чтобы в 2007 году в команду пришел Райкконен. Тодт понимал, что приход финна поставит его близкого друга Шумахера в трудное положение. Так и оказалось. Шумахер почти наверняка остался бы еще на один сезон, если бы не этот решительный ход ди Монтедземоло. Контракт с Райкконеном оставил немцу мало пространства для маневра.
И Ferrari, и сам Райкконен знали, что Кими будет пользоваться спросом: многие команды хотели предложить ему выступать за них. Ferrari нужно было закрепить гонщика за собой, и они начали серьезные переговоры с ним уже в начале 2005 года. Шумахеру было известно об этих переговорах и об их результате.
Райкконен всегда значился в списке первым кандидатом на замену Шумахеру, несмотря на тот факт, что Фернандо Алонсо казался более квалифицированным гонщиком и показывал лучшие результаты. Неприязнь Ferrari к Алонсо уходила корнями к 2001 году, когда переговоры Жана Тодта и Алонсо окончились ничем. Испанец тогда стал персоной нон грата для Ferrari. «Все было готово, он собирался стать нашим тестовым пилотом, — вспоминает Тодт. — Мы составляли контракт. Затем выяснилось, что он подписал контракт с другими людьми [Флавио Бриаторе]. Я был уверен, что мы урегулировали все вопросы с его менеджером Адрианом Кампосом».
Шумахер был в курсе неизбежного прихода Райкконе-на в команду. Он знал, что ему придется принять решение относительно своего собственного будущего. В 2006 году Ferrari планировала заменить Баррикелло Фелипе Массой, который был связан с командой контрактом, но временно выступал в команде Sauber. Менеджером Массы был сын Тодта Николас. За счет этих двух ходов Ferrari как бы прикрыла тылы на тот случай, если Шумахер решит уйти по истечении своего контракта в декабре 2006 года. Если бы он предпочел остаться, они бы попридержали Массу до той поры, пока Шумахер в конце концов не завязал бы с гонками.