Страница 6 из 9
Седой подпустил его почти до забора, чтобы дать возможность остальным боевикам гарантированно втянуться в засадный мешок. «Дух» шел, сосредоточенно глядя себе под ноги. И вдруг резко поднял голову, столкнувшись взглядом с Седым. В тот же миг разведчик нажал на спуск. «Дух» по инерции сделал два шага и грузно обвалился на землю. Вразнобой захлопали «бесшумки» разведчиков, и боевики один за другим стали валиться на землю. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом и кровью. Пронзительно заржала лошадь и, мощной грудью ломая кусты, рванулась обратно к проходу. Нельзя было допустить, чтобы она, вернувшись на базу боевиков без всадника, стала вестником гибели отряда! Седой вскинул автомат, но его опередил Кум. Глухо хлопнула «ВССка», и лошадь упала на передние ноги; коротко всхрапнув, резко мотнула головой, разбрасывая клочья кровавой пены, и тяжело завалилась на бок…
Все было кончено. На уровне груди еще висели дымки выстрелов, пронзительно кричал ишак. Держа оружие в руках, подошли разведчики Костяна.
– Край непуганых идиотов… – сквозь зубы промолвил Костян. – Шли как на прогулке… Не бой, а бойня.
– А ты хотел, чтоб я крикнул: «Стой! Стрелять буду»? И сделал предупредительный выстрел вверх? – озлился Седой. – И подставил всю группу, и сорвал задание?!
Костян отвернулся. Пнув ногой голыш, попавшийся под ноги, он отошел в сторонку и присел под забор, опустив голову.
Времени на сантименты не было, и Седой развернул на коленях карту. Идти по тропе «духов» смысла не было, поскольку если вертолет упал там, «духи» уже наверняка его бы обнаружили. А если бы это было так, то сведения уже просочились бы к оперативникам по каналам агентурной информации. Сбитый и обнаруженный боевиками вертолет, если еще и пилоты, пусть даже и только их тела, попали в руки «духов», не утаишь… Значит, вертолет лежит в другом, труднодоступном месте. И боевики тоже ищут его. У них разведка поставлена неплохо, и наверняка они уже знают, что вертолет упал, не дотянув до базы…
По ходу движения сбитого вертолета, указанному пилотами «вертушки» сопровождения, было два таких места, и отстояли они примерно километров на пять друг от друга. Но, учитывая, что километры в горах нужно удваивать, а то и утраивать… Наконец Седой наметил маршрут и спрятал карту во внутренний карман разгрузки.
– Подъем! – скомандовал он разведчикам. – Выходим через двадцать минут. Ночевка в удобном месте через два часа пути. Сейчас все тела «духов» сбросить в пропасть, следы боя убрать!
– Командир, люди устали… – сказал прапорщик Паршаков. – Почему бы не заночевать здесь? Сюда «духи» сегодня уж точно не сунутся.
– Да? – жестко бросил Седой. – А мы знаем, где основная база «духов»? А если группа должна вернуться на базу, скажем, через два часа? Если расстояние позволяет? Тогда уже сегодня до захода солнца здесь будут «духи», чтобы узнать, что случилось с группой! Здесь оставаться нельзя! Убираем за собой и уходим! – Тон Седого не допускал возражений.
Глава 8
– Порой мне кажется, что ты, да, собственно, и я, и все мы, – бездушные машины для убийства… – сказал Костян.
Иногда он мог позволить себе разговаривать с Седым на равных, потому что знакомы они были еще с Афгана, где оба служили срочную службу в одном отряде спецназа ГРУ. И были друзьями. Отслужив срочку, Седой пошел дальше, окончил военное училище, а Костян остался на сверхсрочную. Когда войска вывели из Афганистана, Костя уволился из армии. Но лишь только началась война в Чечне, старшина Подольский не усидел дома и пошел на контрактную службу.
Они лежали в высокой траве, бездумно глядя на небо, осыпанное мириадами звезд. Спать не хотелось, несмотря на смертельную усталость.
– Костя, я не бездушная машина. Ты это прекрасно знаешь. Но есть неумолимые законы войны, которые мы призваны безоговорочно исполнять. И преступи мы их, тут же станем трупами в никому не известной летописи войны. Но вот ты как командир отделения несешь в этом случае ответственность только за жизни своих солдат. Не только перед собой, перед командованием, но и перед Господом. А я отвечаю и за твою жизнь, и за жизнь твоих бойцов, и за жизнь саперов, и за жизнь приданного нам радиста группы связи, и за выполнение задания, то есть за спасение экипажа сбитого вертолета. Не только перед своей совестью, но и перед вашими близкими, перед командованием и, самое главное, перед Господом. И я буду делать все, что от меня зависит, и даже то, что не зависит, чтоб ваши задницы, и свою в том числе, притащить домой и вернуть близким в целости и сохранности. Даже если они будут где-то подштопаны, подремонтированы военными медиками, но целые, живые, я буду считать, что офицерские погоны носил не зря…
– Я не об этом, – сказал Костя. – Мы иногда становимся безжалостными… Злыми. Понимаю, что это – жизненная необходимость. Понимаю, что это – зло во благо. Но очень трудно с этим смириться. Хотя это наша работа. Мы сами избрали эту стезю и идем по ней многие годы. Но, может быть, возраст сказывается… Все труднее становится убивать.
– Не убьешь ты – убьют тебя. Расхожий довод, но верный. Войны начинают политики, но гибнут в них солдаты. И с одной, и с другой стороны. Из-за политических амбиций лидеров, которые не смогли преодолеть свою спесь и сесть за стол, чтоб решить свои проблемы за чаркой горилки, мы бьемся со своим же народом. С такими же россиянами, как и мы. Ты думаешь, я этого не понимаю? Или не понимают те, кто стоит у руля с чеченской стороны? Не сомневайся, понимают! Но пущенную стрелу не остановишь. Хотя, поверь мне, победы в этой войне не будет. Будет череда замирений, договоров, но пламя войны будет тлеть постоянно. Меняться будут только ее формы…
– И это понятно… – начал Костя…
– А если понятно, спи давай! – пробурчал Седой, отворачиваясь.
Костян рывком поднял корпус и сел, охватив руками колени.
– Ты помнишь наш выход в «зеленку» под Бараками?
– У нас там были выходы через ночь-полночь. Я что, могу все помнить?
– Этот ты помнишь, Седой, не лукавь! Мы тогда случайно наткнулись на деда с пацаном, которые гнали в Бараки отару овец. И прапорщик Сидорко зарезал обоих, хотя дураку было ясно, что они не разведчики…
– И к чему ты это вспомнил?
– А к тому, что через несколько дней ты набил Сидорке морду по какому-то пустяковому поводу.
– Ну, набил. Потому что достал…
– Да все в отряде знали, за что набил! За деда с пацаном… Тогда, чтоб не раздувать кадило, Сидорко отправили дослуживать в Кабульский гарнизон, а ты отсидел пятнадцать суток в зиндане. И все тебя уважали за это. Даже замполит в курилке проговорился: я, мол, поступил бы так же, как ваш старший сержант…
– И что? – Седой тоже поднялся. – Эх! Закурить бы…
– А сейчас смог бы поступить так же?
– А я сейчас таскаю в рюкзаке фляжку с водкой.
– А при чем здесь водка? – Даже в темноте было видно, как расширились от удивления черные цыганистые глаза Костяна.
– А был уже аналогичный случай. Под Курчалоем шли вот так же – лесами на бандитскую базу. И напоролись на пацана лет четырнадцати. Причем шел он со стороны базы. Чтоб нейтрализовать его, я налил ему кружку водяры и заставил выпить. Минут через десять гаркнул зверским голосом: «Встать!» Пацан вскочил, и его тут же кинуло в сторону. Он боком-боком, и рухнул в кусты…
Костя коротко хохотнул и завалился на спину.
– Хороший способ нейтрализации противника… – уже засыпая, пробурчал он.
Глава 9
Тон-вызов рации, положенной Седым на землю у самого уха, коротко пискнул.
Командир вздернулся и схватил рацию, еще толком не проснувшись. По привычке кинул взгляд на светящийся циферблат часов: 4.14. Небо на востоке только-только начало сереть, нечетко высветив верхушки деревьев.
– Командир, я первая точка. На связь, прием, – пробормотала рация, и Седой узнал голос Ушлого.
– На связи, – ответил Седой, прокашливаясь.