Страница 9 из 36
- Я тебя тоже узнал, - ответил Заруба. – Это ты со своими людьми напал на нас и пытался отбить табун наших лошадей. Это твои люди, числом около десятка, пытались зарубить меня, но ни хрена у них не вышло!
Бидайхан мгновенно вскипел и выхватил из ножен длинную кривую саблю.
- Ти суйкын ! Ти умрешь сичас, а осталная твоя сабака казак – до захода солнца!
Заруба спокойно смотрел в глаза Бидайхану. Он даже не дернулся в седле, видя явную угрозу своей жизни.
- Ты пришел испугать нас? – спросил он. – Тогда ты напрасно гонял лошадей. Чтобы нас испугать, тебе придется привести сюда всю Едисанскую орду. И тогда мы втроем умрем здесь, но не от страха, а оттого, что не сможем порубать всю орду – числом завалите.
Бидайхан, понемногу успокаивался, только ноздри короткого носа широко раздувались, да глаза метали молнии. Но рука уже вложила саблю в ножны.
- Я знаю, что ви не боялася моя. Ви храбрии воини. Но ваша мала-мала, а моя - минога болше. Ми придем и побиваем ваша. Я не хочу побивать ваша. Ви мине даете висе ваша лошад, и моя воини идем в Орда. Не надо кров, не надо смерт.
Кондрат внимательно слушал ногайца, щуря от яркого снега свои холодные серые глаза. Совершенно неожиданно ему в голову пришла мысль, которая, как ему казалось, могла спасти казаков от верной смерти. Когда бек закончил свою короткую речь, атаман некоторое время молчал, а затем выпрямился в седле и промолвил:
- Это хорошо, что ты не хочешь проливать кровь. Потому что, мы, может, и погибнем сегодня, но и твоих собратьев немало с собой на небеса унесем. А лошади наши тебе все равно не достанутся: последний оставшийся в живых казак, порежет лошадей!
Заруба и Гук переглянулись, не зная об этой задумке атамана, но промолчали. А Кондрат продолжал:
- Так что, подумай, Бек, стоит ли тебе жертвовать своими воинами, чтобы получить мертвых лошадей.
- Твоя не будет резать лошадь! – вновь закипая, заорал ногаец. – Лошад – это жизн! Кито трогала лошад, не должин жит!
- Так, если мы все погибнем, зачем нам на том свете лошади? – ответил Кондрат. – Там они ни к чему, но и ты их не получишь. Это - наше слово и разговаривать нам больше не о чем.
Кондрат стал разворачивать коня, давая понять, что разговор окончен, и торговли не будет.
Если бы Бидайхан взял с собой Тунгатара, который отличался от своего молодого родственника и бека житейским и военным опытом и хладнокровием, того, что случилось дальше, могло и не произойти. Но случилось то, что случилось.
Бидайхан, взбешенный тем, что табун, такой близкий и такой желанный, не достанется ему, рванул поводья, на ходу вырывая саблю из ножен, и его конь в два скачка одолел расстояние до Кондрата. Кондрат, не ожидавший нападения, успел только уклониться от удара, но сабля ногайца, со свистом рассекая воздух, все же прошлась вдоль его спины. Атаман удержался в стременах, и, обняв Орлика за шею, прошептал, слабея: «Домой, Орлик, домой».
В то же мгновенье Гнат Заруба, привстав в стременах, наотмашь рубанул Бидайхана своей саблей, развалив его тело от ключицы до копчика. А Гук уже рубился с двумя ногайцами, сопровождавшими Бидайхана в его последнем посольстве. Заруба резко развернул Янычара и столкнулся с крепким, почти квадратным ногайцем, сидящим на таком же мощном коне. Сила столкнулась с ловкостью и умением, и Заруба, уклонившись от двух ударов, потерял саблю, выбитую из его руки ударом невероятной силы. Он только увидел, что клинок его сабли, кувыркаясь, летит в воздухе, отдельно от рукояти с обломком клинка. Заруба мгновенно выдернул из-под седла ятаган и, поднырнув под удар ногайца, нанес ему сзади удар по шее, почти перерубив ее. Ногаец медленно повалился с лошади.
Янычар развернулся, и Заруба увидел удаляющихся в сторону радуты коней Кондрата и Гука. Кондрат все так же лежал лицом на гриве Орлика, а Гук висел в стременах, свесившись вправо от седла и, за его телом тянулся по снегу густой кровавый след. Его соперник лежал на снегу, устремив в небо мертвый взгляд, а в его груди торчала знаменитая сабля Гука дамасской стали с отделкой золотом. Заруба, лишившийся в бою своей, рванул саблю Гука из груди погибшего и, выпрямившись в седле, увидел, что из балки широкой лавой выходит ногайская конница, быстро увеличиваясь в размерах.
Он тронул поводья, и Янычар сорвался с места, догоняя коней своих товарищей.
ГЛАВА 13
Все это произошло на глазах наблюдателей, выставленных Бидайханом на склоне балки. И когда они закричали, что казаки порубали бека и его свиту, весь чамбул, не дожидаясь команды, рванул поводья, выгоняя коней в степь. Тунгатар-Карыскыр, находясь в дальнем конце балки, где пятерка воинов разжигала костры, чтобы обжигать копья, не успел повлиять на ситуацию. Он увидел только стремительно выходящую из балки и быстро удаляющуюся лаву своих конников, и вскочил на коня.
Неуправляемый чамбул был сейчас единым телом с единым мозгом, одержимым одной лишь пламенной страстью – местью. Всадники мчались во весь опор, быстро приближаясь к казачьей заставе. И только страшный прицельный залп казачьих ружей и фальконетов, вырвавший из рядов два десятка воинов, охладил пыл атакующих. Привычно закручивая «веремию», ногайцы, улюлюкая, поскакали вокруг частокола, метая на ходу свои короткие копья. И вот теперь, когда наступательный порыв, был сбит, они начали вспоминать, что Бидайхан планировал атаку совсем по-другому. Что воины должны были метать копья, обмотанные юнмаем, подожженными. Что специально назначенные Тунгатаром воины должны были доставить к стенам крепости мостки, а другие должны были с этих мостков запрыгнуть на частокол и проникнуть внутрь. Что горящие копья должны были вызвать пожар внутри заставы. Что… Все это, и в первую очередь, отсутствие четкого командования, вызвало смятение в рядах ногайцев, и некоторые из них стали вертеться на конях, выискивая глазами Тунгатара, в надежде получить команду и действовать по его указаниям. Нестройная теперь стрельба казаков унесла еще несколько жизней. И только теперь, хотя прошло всего несколько коротких минут с момента приближения чамбула к заставе, подоспел Тунгатар.
Он вихрем пронесся вдоль линии штурма, грозными окриками собирая своих воинов. И вскоре оставшиеся в живых всадники ушли в степь, забрав по пути тела своих павших собратьев – Бидайхана и его товарищей.
Тунгатар склонился над телом своего любимца, горько сожалея о том, что позволил ему идти на переговоры с казаками. Он никак не ожидал от них такой подлости, и на его памяти не было случая, чтобы казаки убивали людей, пришедших к ним на переговоры. Но вот теперь это случилось, и его бек лежит перед ним бездыханным. Тунгатар приказал привести к нему наблюдателей, которые были очевидцами гибели Бидайхана, и поочередно выслушал их. Ногайцы не умеют лгать и рассказывали только то, что видели. Тунгатар слушал их, уже понимая, что виною гибели бека послужила его запальчивость, что он нанес свой удар первым, срубив атамана казаков, и лишь потом погиб сам. Как ни горько было сознавать, что Бидайхан вольно или невольно стал виновником своей гибели, его смерть требовала отмщения. И воины не поймут его, если он сейчас уведет их.
Но чем больше думал Тунгатар, тем яснее становилось ему, что время безнадежно упущено. Он понимал, что даже если сейчас все сделать по плану, скорые сумерки не дадут развить успех, и ногайцы завязнут в коротких стычках, которые успеха не принесут.План, разработанный беком, нужно было менять.
День уже склонялся к вечеру, и Тунгатар-Карыскыр, опасаясь, что к казакам может придти помощь, приказал воинам выставить дозоры в степи.
Он ушел к кострам, где во время вылазки отряда оставались йылкышы , и присел на услужливо расстеленную его коноводом Анваром кошму. Анвар отошел к костру и тут же вернулся, протягивая хозяину пиалу с горячим ногайским чаем.