Страница 24 из 36
В этот момент Гнат плавно потянул спусковой крючок пищали, целясь татарину в голову. Из обреза ствола вылетел сноп пламени, и четыре крупных дробины, сделанные из одной пули, кувыркаясь, полетели во врага. Две из них точно попали в цель, сбив с коней и высокого татарина в дорогих одеждах, и воина, волею судьбы оказавшегося рядом с ним.
Вслед за выстрелом Зарубы раздался стройный залп рушниц из окопа, и градом полетели найзы ногайцев, выкашивая татар целыми рядами. А вслед за первым залпом, не давая татарам опомниться, прозвучали и второй, и третий. А найзы все летели и летели, со свистом рассекая воздух, нескончаемым потоком.
Татары, накатываясь волна за волной из балки и тут же попадая под смертоносный огонь, наконец, опомнились и прекратили движение, откатившись назад в балку.
В балке войско перестроилось в боевой порядок и широкой лавой вырвалось на простор, охватывая склоны подковой.
Но в вырытом окопе, откуда велся огонь, не оказалось ни души… И только стойкий запах сгоревшего пороха, повисший в знойном воздухе, напоминал о том, что совсем недавно здесь были неизвестные никому стрелки, выкосившие метким огнем несколько сот татар…
ГЛАВА 37
Передовой отряд татарского войска до начала атаки отряда Зарубы успел пройти вторую засаду, возглавляемую Тунгатаром, и мимо ногайцев медленно тянулся полон, когда раздались выстрелы со стороны первой засады.
Ногайцам и казакам пришлось оставить засидки и, выбежав на открытое пространство, открыть огонь по уходящим татарам.
Шлях, запертый огромной колонной плененных русичей, не давал татарам развернуться, и они заметались в узком, стесненном двумя высокими увалами, простреливаемом насквозь пространстве. Только с полсотни всадников, шедших в первых рядах войска, оторвались от отряда и устремились на увал, размахивая над головой саблями и разворачиваясь в лаву. Но выходили они как раз на оконечную часть засады, и были встречены целым роем метательных копий. Некоторые всадники падали на землю, сплошь утыканные копьями, как еж иголками.
В течение нескольких минут с отрядом было полностью покончено, и как только стихли выстрелы, стали слышны крики боли и отчаяния и невыносимый женский визг со стороны полона. И жуткая картина открылась глазам казаков – татары, охранявшие полон, прорубали себе дорогу к спасению в людских телах, беспощадно нанося удары направо и налево. Но зарубленные пленники, падая на землю, увлекали за собой соседей, поскольку все связаны были воедино крепкими сыромятными ременными веревками.
И те, кто падал, тут же попадали под копыта татарских лошадей, образуя завалы из тел.
- Ложись, ложись все! - заорали казаки, бегом спускаясь с увала и на ходу обнажая клинки.
Перепрыгивая через тела полоненных, казаки врубились в толпу татар.
Но всех опередил Тунгатар. Огромными прыжками преодолел он открытое пространство до первого татарина и вскочил сзади на его коня. Обхватив голову татарина ладонями, он сдернул его с коня и встряхнул, обрывая шейные позвонки. Тут же Тунгатар вскочил ногами на седло и легко перепрыгнул на коня следующего противника, которого постигла та же участь. Видевший гибель двух своих собратьев, третий всадник, в ужасе закричал дурным голосом: «Мнау бьору! », и с перекошенным от ужаса лицом, стал дергать поводья, пытаясь уйти от Тунгатара. Но тот выдернул из ножен кривой ногайский пышак и без замаха метнул его вслед татарину. Пышак легко пробил его толстую шею, и тело татарина обвалилось с коня.
А Тунгатар, стоя ногами на седле, уже настигал следующую жертву. Татарин оказался не из робких и, развернув коня, пошел на сближение, бешено вращая над головой саблей. Тунгатар упал в седло и рывком выдернул из ножен свою саблю. Ударом снизу вверх отсек он руку татарина вместе с плечом.
Остальных татар уже добивали подоспевшие казаки. Несколько всадников бросили сабли наземь и подняли вверх руки, показывая, что безоружны. Но после учиненного ими пленникам побоища, не было милосердия в казачьих сердцах, и сдавшиеся в плен татары были тотчас зарублены.
Тяжело дыша, Тунгатар спрыгнул с татарского коня и, подойдя к мертвому татарину, выдернул у него из шеи свой нож. «Суйкын» - презрительно прошипел он сквозь зубы и пнул ногой тело поверженного врага.
В этот момент из-за увала балки показались казаки из засады Гната Зарубы, которые изо всех сил спешили к товарищам.
ГЛАВА 38
Саип-Гирей пребывал в растерянности. Он собрал своих мурз и темников и задал им единственный вопрос: «кто напал на войско»? Все молчали, и тогда хан повторил вопрос, но уже другим голосом, не предвещавшим ничего хорошего собравшимся.
Наконец, главный харабарчи Дос-Мамбет, набравшись храбрости, промолвил:
- Великий хан! Я думаю нападавшие – это казаки, объединившиеся с ногаями Едисанской орды. Судя по меткому огню из ружей – это были казаки. Но многие наши воины убиты ногайскими найзами.
- Как это может быть, чтобы ногаи воевали против нас вместе с казаками, с которыми у них вечная вражда!?
- Великий хан, - ответил харабарчи, - ведь и мы воевали вместе с казаками и против поляков, и против литовцев. Вопрос лишь в том, кого нам выгоднее поддержать в той или иной войне.
- Ногайцы - кылыши уже «прославились» походом против нас в прошлом году. Нынче нельзя им прощать новую вылазку против Крыма. Саип-Гирей упер тяжелый взгляд в темника Джанибека.
- Едисанскую орду следует жестоко покарать, чтобы впредь неповадно было им ходить против владетеля всех ногайцев!
- Великий хан! – сказал Дос-Мамбет, - Я сейчас же отправлю моих наянов по балкам, чтобы выявить и определить силы противника. Думаю, пока нам нужно прекратить движение, чтобы потом ударить сразу и наверняка.
- Да? – Саип-Гирей вскипел, - Ты только сейчас думаешь кого-то куда-то отправлять? А где твои разъезды, которые давно уже должны были обнаружить неприятеля и предупредить об опасности!? Где мой полон? Где мой передовой отряд из лучших наянов во главе с моим племянником Тейлегеном? Отвечай!
Харабарчи покорно склонил голову и промолчал. Что он мог ответить хану, если все войско, отягощенное большим обозом с добычей, большим полоном, успокоилось и расслабилось, не ожидая от урусов никаких военных выступлений. Да и кто мог помышлять о выступлениях урусов, если вся их армия была разбита и пленена. Сам Саип-Гирей, пребывая в благодушии и покое, передвигался не на боевом коне, а в шикарном возке, отделанном изнутри кожей и бархатом, захваченном его наянами в подворье какого-то русского купца.
- Ты, Дос-Мамбет, - презрительно скривил губы в ухмылке хан, - не достоин быть главным харабарчи, ты вообще не стоишь даже куска баранины, который я ежедневно даю тебе в пищу!
Саип-Гирей снова уперся взглядом в Джанибека и уткнул толстый палец ему в грудь.
- Ты, Джанибек, иди и повесь эту собаку на глазах всего войска! Даю вам всем время до полудня, - он прошелся свирепым взглядом по своему ближайшему окружению, - выяснить, кто напал на нас и какими силами. Где находится сейчас противник и каковы его замыслы. И приведите мне уруса- Захария, я хочу с ним поговорить!
Почтительно кланяясь, мурзы удалились выполнять указания хана. Через некоторое время к Саип-Гирею, возлежащему на атласных подушках на зеленой мураве, двое наянов подвели полоненного в донских степях казака Захария.
- Ты, урус, можешь заслужить жизнь и ханское расположение, если сделаешь то, что я тебе прикажу. Но если откажешься, тебя ждет долгая и мучительная смерть. Ну, что скажешь?