Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 77

Подавив недовольный вздох и оттого, что не получила денег, и оттого, что жилец не обращает ни малейшего внимания на ее внушительные прелести, хоть и болтает иногда вздор, — Варвара Петровна согласилась подождать и ушла, после чего Скворцов уже гораздо спокойнее выпил два стакана чаю с лимоном и, взглянув на свои серебряные часы, недавно купленные по случаю залога золотых, послал Бубликова за извозчиком.

За пять минут до девяти часов лейтенант был на пристани и, взявши билет, входил на пароход, довольный, что не увидит ни портного, ни сапожника, и главное, на целых два дня по крайней мере избавлен от сцен подозрительной и ревнивой адмиральши. «Отдуюсь уж заодно по возвращении!» — подумал он, предчувствуя, что без этого не обойдется. Пожимая руки знакомым офицерам, ехавшим в Петербург просаживать жалованье, Скворцов с веселым видом проходил на корму парохода, как вдруг выражение испуганного изумления омрачило его лицо.

В двух шагах от него на скамейке сидела адмиральша, — маленькая, интересная брюнетка, в щегольской жакетке, обливавшей красивые формы роскошного бюста и тонкую талию, с пикантным, хорошеньким лицом, казавшимся совсем молодым, свежим и ослепительно белым из-под розовой вуалетки, спущенной до подбородка, на котором задорно чернела крошечная родинка… Веселая и сияющая, по-видимому не испытывающая никаких мук оттого, что обманывает «честного и благородного Ванечку», сидевшего с ней рядом, она разговаривала с каким-то пожилым моряком, щуря глаза на костюмы дам.

— Вот так фунт! — невольно пролепетал на мгновение ошалевший лейтенант, останавливаясь на полном ходу.

Он хотел было дать тягу и вернуться на берег, благо ни адмиральша, ни адмирал его не заметили, но сходня была снята, пароход тронулся, и адмиральша, повернув голову, уж увидала его и, несколько удивленная, сверкнув глазами, приветливо кивнула в ответ на его почтительный поклон, продолжая болтать с пожилым штаб-офицером.

— Ванечка, посмотри, Николай Алексеич здесь, — проговорила самым равнодушным тоном адмиральша, крепко пожимая руку подошедшему с непокрытой головой лейтенанту и легонько подталкивая локтем мужа, погруженного в чтение «Кронштадтского Вестника».

Адмирал, тучный и рыхлый человек лет за пятьдесят, с большим выдававшимся вперед животом, видимо причинявшим ему немало хлопот, поднял свое красноватое, опушенное седой бородой лицо, далеко неказистое, с маленькими заплывшими глазками и толстым, похожим на картофелину, носом, и с ласковой доброй улыбкой протянул свою толстую и широкую, с короткими пальцами, волосатую руку.

— Доброго утра, Николай Алексеич. Что, погулять собрались в Петербург, а? То-то вчера было двадцатое число — сколько мичманов едет! — весело говорил, отдуваясь, адмирал, озирая публику и приветливо отвечая на поклоны. — В Аркадии, конечно, будете сегодня? Там, батенька, говорят, венгерочки, прибавил адмирал, значительно понижая голос. — Вернетесь — расскажите…

— Николай Алексеич, кажется, не охотник до разных твоих Аркадий, вставила адмиральша, чутко прислушивавшаяся к разговору, и сделала гримаску.

— Отчего же, Ниночка, и не развлечься иногда молодому человеку, послушать пение там… неаполитанцев, что ли, — несколько робким тоном возразил адмирал. — Не так ли, Николай Алексеич? В газетах пишут, что неаполитанцы производят фурор.

Лейтенант чувствовал на себе пристальный взгляд адмиральши и, малодушно предавая адмирала, ответил:

— Я, ваше превосходительство, не собираюсь в Аркадию сегодня… Да и, по правде говоря, все эти загородные сады…

— Ишь, и он тебя боится, Ниночка, — перебил адмирал с добродушной усмешкой. — Говорит: «не собираюсь», а сам, я думаю, непременно будет, — шутил старик.

— Что ему бояться меня? — с самым натуральным смехом возразила адмиральша, бросая быстрый взгляд на мужа.

— А мы, батенька, совсем неожиданно собрались, — продолжал адмирал, как будто не слыша замечания жены, — меня вызывают в главный штаб, а Ниночка кстати собралась за покупками…

— И Николай Алексеич, кажется, совсем неожиданно собрался? полюбопытствовала адмиральша.

«Допрашивает!» — подумал Скворцов и в ту же минуту храбро соврал:

— Вчера получил письмо, что заболел один мой товарищ. К нему еду.

— К кому?. Это не секрет?

— К Неглинному, Нина Марковна.

— Так Неглинный болен? Что с ним? — участливо спросил адмирал.

— Инфлюенца, ваше превосходительство…

— Да что ж вы не присаживаетесь к нам, Николай Алексеич? Садитесь около Нины… вот сюда…

И старик хотел было подвинуться, но Скворцов, чувствовавший всегда какую-то неловкость, когда находился в присутствии обоих супругов, просил не беспокоиться и объявил, что он еще не пил чая, — не успел, торопившись на пароход, — и отошел, направляясь в буфет.

— Славный этот Скворцов… Не правда ли, Ниночка? — заметил адмирал.

— Д-д-да, добрый молодой человек… Такой услужливый и так тебе, Ванечка, предан…



— Ну, и тебе, пожалуй, не меньше, если не больше. Ниночка, — проговорил, усмехнувшись, старик и, протяжно вздохнув, принялся за газету.

Адмиральша опять взглянула на мужа. Но на его лице ничего не было заметно, кроме обычного добродушия. Однако адмиральша невольно подумала: к чему это муж в последнее время стал чаще говорить с ней о Скворцове? Неужели он подозревает?

А Скворцов в то время сидел в буфете за стаканом чая, курил папироску за папироской и был в подавленном состоянии духа. Если он не удерет никуда на лето — беда! Адмирал на днях уходит в плавание, адмиральша перебирается в Ораниенбаум на дачу и уж говорила ему о том, как они будут счастливы на свободе. Они будут видеться каждый день и без всякого страха… Они будут ездить иногда в Петербург и завтракать вдвоем… «Благодарю покорно!» — не без досады подумал Скворцов.

Он вышел наверх, когда Петербург уже был в виду, и сразу заметил, что адмиральша была не в духе. Когда Скворцов приближался к корме, она встала и, поднимаясь на площадку, где, кроме шкипера и двух рулевых финляндцев, никого не было, — едва приметным движением глаз звала его туда.

Лейтенант спустя минуту был около адмиральши.

— Вы все пили чай? — спросила она тихим голосом, предвещавшим бурю.

— С знакомыми говорил, Нина Марковна, — с напускной беспечностью отвечал Скворцов.

— Зачем вы едете в Петербург?

— Да ведь я уже сказал…

— Ты правду говоришь, Ника?

— О, господи! Вечные подозрения! — вырвалось невольно у Скворцова.

— Ну, ну… не сердись… Прости… я не могу… Ведь ты знаешь, как я тебя люблю! — почти шептала молодая женщина. — Ты знаешь, что я всем для тебя пожертвовала и никому тебя не уступлю… Слышишь? — прибавила она, бросая на молодого человека нежный, чарующий взгляд…

— Осторожней… могут увидеть, Нина, — произнес Скворцов, подавляя вздох сожаления, что адмиральша его никому не уступит. — И то уж в Кронштадте говорят…

— Пусть говорят… Обо всех говорят… Только бы он не догадывался…

— А если?

— Ну, что ж… Я ему скажу тогда, что люблю тебя… Он даст развод…

«Этого только недоставало!» — подумал в ужасе лейтенант и с жаром проговорил:

— Что ты, что ты, Нина… Разбить жизнь бедному Ивану Ивановичу… Это жестоко!.. Однако пойдем вниз… Сейчас пристаем.

— Ты когда вернешься в Кронштадт? — спрашивала адмиральша, спускаясь на палубу.

— Завтра вечером…

— Сегодня в три будь в Гостином дворе у номера сто сорок четвертого… Слышишь?.

— Но…

— Без «но»… В три часа! — повелительно шепнула адмиральша и, подойдя к адмиралу, проговорила: — А ведь Николай Алексеич сознался, Ванечка, что вечером едет в Аркадию…

— То-то и есть… И отлично делает, что едет!.. Пользуйтесь жизнью, батенька, пока молоды, — заметил, вставая, адмирал и ласково потрепал по плечу несколько смущенного лейтенанта.

Пароход подходил к пристани. Проводив до кареты адмиральшу и адмирала, Скворцов взял извозчика и велел везти себя в Офицерскую улицу, где жил Неглинный.