Дань псам

Вскоре он убедился, что эта полоса — не иллюзия. Выглаженные ветрами барханы обсидианового песка, блестящего подобно бриллиантам. Подойдя ближе, он вроде бы различил тихое бормотание, след неощутимого еще ветра. Теперь он мог увидеть, что дальше: еще одна безжизненная равнина, обширный и бескрайний простор под волнами жары.

Поднимаясь на барханы (сапоги глубоко увязали в песке) Скиталец снова услышал бормотание ветра и поднял голову. Что-то появилось посреди равнины. Трон с высокой спинкой, на нем фигура, смутно различимая в хороводе теней. В десятке шагов справа от черного трона — другая фигура, в темно-сером плаще; капюшон откинут, являя взору обветренное лицо и на редкость темные коротко остриженные волосы.

Из-за трона показались Гончие, поспешили вперед, вздымая лапами облачка песка. Барен, Геар, Слепая, Шен и Руд. И две другие, которых Скиталец никогда не видел раньше. Белые как кость, с глазами цвета оникса, более мелкие и длинношеие, в короткой белой шерсти. Тела покрыты шрамами, под которыми виднеется необычная темно-синяя кожа. Они бежали парой. Отойдя далеко вправо — дальше от берега — они встали, принюхиваясь. Остальные Гончие бросились прямиком к Скитальцу.

Он пошел им навстречу.

Геар подбежала первой; она повалилась набок и подобно кошке перекатилась через спину. Скиталец положил руку на гладкую черную шкуру. Вторым был древний Барен, и Скиталец протянул к нему вторую руку, похлопав по мускулистой шее, ощутив рисунок рубцов, наследия столетий свирепых битв, в которых острые клыки рвали мягкую, но толстую шкуру. Он взглянул в светло-карие глаза животного и вскоре вынужден был отвести взгляд — слишком много горя, слишком много тоски по миру и покою. Не ему благословлять подобные страсти… Барен склонил голову, радуясь его ласке, и лизнул руку Скитальца шершавым языком.

Все пять зверей скучились вокруг него — кроме двух белых. Скиталец подошел к трону. Котиллион наконец поглядел на него. — Ты выглядишь ужасно, старый друг.

Скиталец улыбнулся, не побеспокоив себя ответом. Лицо Котиллиона выдавало усталость гораздо большую, чем виделась в нем прежде, когда он звался Танцором и разделял тяготы управления империей. Где же блага божественности? К чему они, если вам приходится, схватив хоть один «дар», морщиться от боли, а с рук каплет кровь?

— Вы двое, — сказал Скиталец, поглядев на Темного Трона, — не уважили моих жалоб.

— Это не повторится, уверен, — прошипел бог на престоле. — Где твоя армия, Первый Меч? Вижу только пыль за спиной.

— А ты воссел, провозглашая власть над пустыней.

— Довольно любезностей. Ты в беде, старый друг — хе, хе, как часто я говорил такое? Старые друзья… где все они? Сильно ли пали? Их рассеяли ветра, они бредут, спотыкаясь как слепцы…

— У тебя никогда не было много друзей, Келланвед.

— Ты в беде, сказал я. К ночи ты умрешь от обезвоживания — до первого источника на равнине Ламатаф идти еще четыре дня.

— Понимаю.

— Разумеется, где бы ты ни умер, старый приятель вынужден будет придти за тобой.

— Да, уверен в этом.

— Чтобы поглумиться и отпраздновать победу.

— Худ не глумится.

— Ну, это разочаровывает. Тогда он придет, чтобы не поглумиться. Неважно. Суть в том, что тебе конец.

— Неужели тебя так заботит моя неудача, Келланвед?

Котиллион ответил: — На удивление сильно заботит.

— Почему?

Прямой вопрос как будто заставил обоих богов отпрянуть. Темный Трон фыркнул: — Это важно? Вряд ли. Фактически совсем не важно. Мы здесь, чтобы помочь тебе, тупой пень. Упрямый, одержимый, разъяренный дурак. Не могу понять, почему считал тебя другом! Ты слишком глуп, чтобы быть другом. Смотри, даже Котиллион раздражен твоим скудоумием.

— Скорее позабавлен, — уточнил Котиллион, осклабившись. — Я тут вспомнил о нашей… э… беседе в том шатре, когда ты был командующим. Самая глубокая истина о старой дружбе: даже ее недостатки не меняются со временем.

— В том числе твоя склонность к многословию, — сухо заметил Темный Трон. — Слушай, Скиталец или как тебя сейчас звать. Мои Псы проведут тебя к спасению — ха, как часто я так говорил? А пока мы дадим тебе мех с водой, сушеные фрукты и еще кое-что. Припоминаю, смертных гнетет так много потребностей. Смутно припоминаю. А, чепуха.

— И что ты потребуешь за услугу?

Дюжина ударов сердца. Никто не ответил на вопрос.

Лицо Скитальца мало-помалу искажалось гневной гримасой. — Меня не отвлечь от цели. Даже не задержать…

— Нет, разумеется. Нет. — Темный Трон помахал призрачной рукой. — Совсем напротив. Мы толкаем тебя. Торопим. Спеши, ищи путь, готовься к схватке. Пусть ничто тебе не мешает.

Скиталец нахмурился еще сильнее.

Котиллион тихо засмеялся:- Не нужно. Он говорит искренне, Первый Меч. Мы рады помогать тебе в твоем деле.

— Я не буду торговаться с ним.

— Знаем.

— Я не уверен, что вы полностью понимаете…

— Понимаем.

— Я намерен убить Худа. Убить Бога Смерти.

— Всяческой удачи! — воскликнул Темный Трон.

Снова повисло молчание.

Котиллион вышел вперед, принеся припасы, которых мгновением назад не было видно. Положил все на землю. — Шен поведет, — сказал он спокойно и отошел.

Скиталец перевел взгляд на новых Гончих: — А эти?

Котиллион посмотрел на них и как будто бы запнулся, прежде чем ответить: — Трудно сказать. Они просто… появились…

— Я призвал их, разумеется! — сказал Темный Трон. — Белого звать Блед. Того, что еще белее — Локон. Семь — желаемое число, просто необходимое число.

— Темный Трон, — сказал Котиллион, — ты их не призывал.

— Должен был! Иначе почему они здесь? Я уверен, что сделал это… однажды. Наверное, пожелал, когда шел по лестнице. Так сильно пожелал, что сама Бездна не смогла мне отказать!

— Кажется, остальные их приняли, — заметил Котиллион, пожимая плечами.

— Вам не приходило в голову, — тихо сказал богам Скиталец, — что это могут быть пресловутые Гончие Света?

— Неужели? Почему ты так думаешь? — В этот миг Котиллион встретился с ним взглядом и подмигнул; всякая усталость — а также высокомерие бессмертного властителя — исчезли, и Скиталец спустя кажущиеся бесконечными годы увидел человека, которого привык называть другом. Но он не мог позволить себе улыбки, любого ответа, к которому вынуждал этот взгляд. Не мог позволить себе такой … слабости. Не сейчас. Наверное, никогда снова. Разумеется, не с этими старыми друзьями. Они стали богами, а богам нельзя доверять.

Он склонился, подобрал мех и тючок с провизией. — Кто загнал медведя к берегу?

— Шен. Тебе нужна была пища, или ты даже досюда не добрался бы.

— Я чуть сам не стал обедом.

— Мы всегда верили в тебя, Первый Меч.

Следующий — скорее всего, последний — вопрос, который хотел Скиталец задать богам, оказался самым трудным.

— А кто из вас потопил мой корабль, погубил команду?

Котиллион поднял брови: — Не мы. Дассем, мы до такого не опустились бы.

Скиталец поглядел богу в глаза — они мягче, чем можно было ожидать… но он привык ко всякому. Опустил взор, отвернулся. — Ладно.

Блед и Локон шли позади, словно случайные спутники, когда Гончие повели Скитальца вглубь суши. Темный Трон как-то развернул свой престол, чтобы сидя следить за Первым Мечом и его свитой. Они медленно скрывались за северо-восточным горизонтом.

Стоявший рядом Котиллион поднял руки и вгляделся в ладони, обнаружив блестящий пот. — Совсем близко.

— Э? Что?

— Если бы он решил, что мы устроили кораблекрушение… не знаю, чтобы тут случилось.

— Все просто, Котиллион. Он убил бы нас.

— И Псы не стали бы вмешиваться.

— Разве что мои новейшие питомцы! Пропала старая преданность! Хе, хе!

— Близко, — повторил Котиллион.

— Ты мог бы сказать ему правду. Что Маэл желал его, и крепко желал. Что нам пришлось вмешаться и вытащить его. Он был бы более благодарным.

— Благодарность — бесполезная роскошь. Он не отвлекается, помнишь? Ничто не отвратит Скитальца от намеченной цели. Оставим Маэла на потом.