Страница 22 из 51
Он особо старательно скрывал факт накопления им богатств. Одной из первых жертв нового режима стала Гильдия Крысоловов: Карос Инвиктад, начальник истопатов, в первый же день в новой должности выслал двести агентов в Чешуйчатый Дом, скромное обиталище Гильдии, где они арестовали десятки крысоловов. Все без исключения оказались иллюзиями; об этой подробности, разумеется, умалчивалось, дабы не сделать устрашающих Патриотов предметом посмешища. Это никуда не годилось бы.
В конце концов, любая тирания лишена чувства юмора. Она слишком тонкокожа, слишком заботится о самоуважении. В этом таится непреодолимое искушение. Разве не простительна невинная шалость и насмешка? Увы, истопатам недостает гибкости. Однако они хорошо знают, что лучшим оружием врага является язвительный смех.
По небольшому мосту он пересек канал Квилласа, направляясь в менее претенциозный северный район; как бы случайно свернул в кривой, темный переулок (который до изобретения фургонов и способа запрягать лошадей бок о бок вполне сходил за улицу). Вместо ожидаемых в таком месте амбаров и задних дверей, переулок был образован витринами магазинчиков, совершенно не изменившихся за последние семьсот или более лет. В начале улочки, справа, виднелся фасад Храма Трав, именуемого также Полсекиры – в этой пахнущей болотом трущобе можно было обнаружить ведьму с лицом сморщенным как слива; она жила, не вылезая из наполненного грязью прудика, в котором и по берегам которого растила все свои травы (а также массу насекомых). Поговаривали, что она родилась в здешней жиже и была женщиной лишь наполовину – как и ее мать, и мать матери и так далее. Не стоило и сомневаться в истинности таких слухов – Теол едва ли мог вообразить причину, по которой человеческое существо станет навеки погружаться в грязь.
Напротив Полсекиры располагалась лавка, торгующая исключительно обрезками веревок длиной в человеческий рост и половину человеческого роста, а также деревянными шестами. Теол не понимал, как может выживать столь специализированное предприятие, особенно на почти заброшенной, разорившейся торговой улочке; однако дверь остается открытой уже шестьсот лет (на ночь ее закрывают при помощи деревянного шеста и короткой веревки).
Следующие магазины торговали столь же специфическим товаром. В одном – деревянные колья и шесты, в другом – ремешки для сандалий. Не сандалии, а только ремешки. Дальше лавка, продающая дырявые горшки (не продукцию неумелого мастера – горшки скорее всего намеренно делались протекающими с различной скоростью); лавка, торгующая ящиками, которые нельзя открыть, лавки по продаже токсичных красителей, керамических зубов, бутылок с мочой беременных женщин, а также с громадными амфорами, содержащими самих беременных женщин (в мертвом виде), магазинчики для продажи фекалий ожиревших собак, миниатюрных животных – собачек, кошечек, птичек и грызунов, заботливо уменьшенных поколениями скрещивания… Теол видел здесь сторожевых псов размером ему по лодыжку, довольно ловких и умных; однако он сильно сомневался в их пригодности к охране… но, возможно, они становились ужасом для мышей размером с ноготь или кошек, умещавшихся на большом пальце старушки (особенно если их надежно пристегнуть ремешком для сандалий).
После запрета Гильдии Крысоловов аллея Приключений приобрела новую функцию; Теол с энтузиазмом новообращенного желал опробовать эту функцию на себе. Сначала в Полсекиры. Он продрался сквозь заросли винограда, затянувшие вход, и остановился, едва не упав вперед головой в грязевой пруд.
Послышались смачное шлепанье и бульканье, между обрамляющих край пруда трав показалось сморщенное, темное лицо. – Ты, – сказала ведьма, строя гримасы и высовывая чрезвычайно длинный язык, чтобы показать прицепившихся к нему пиявок.
– И ты, – ответил Теол.
Красный протуберанец спрятался, забрав своих друзей. – Иди поплавай, надоедливый мужчинка.
– Вылезай и дай поджить коже, Мунага. Мне удалось выяснить, что тебе едва тридцать.
– Я карта мудрости.
– Разве что предостережение против излишеств в купании. Где же жирный корень?
– Сначала дай, что принес.
– Ну, что и всегда. Мунага, ты всегда желаешь одного.
– Ты имел в виду, единственного, чего у тебя нет!
Теол со вздохом вытянул из – под импровизированного саронга маленький фиал. Поднял так, чтобы ведьма видела.
Она облизнула губы (что оказалось довольно сложным делом). – Вид?
– Икра капабары.
– Но я хочу твою.
– Я не мечу икру.
– Ты знаешь, о чем я, Теол Беддикт.
– Увы, бедность проникла в меня много глубже кожи. Я потерял всякий стимул быть продуктивным, во всех смыслах слова. Разве это тот мир, в котором я способен хотя бы помыслить о рождении ребенка?
– Теол Беддикт, ты не можешь родить ребенка. Ты мужчина. О рождении позабочусь я.
– Тогда скажу так: вылезай из своего супа, обсушись, покажи, какова ты вся – и кто знает? Небываемое бывает.
Она скривилась и протянула некий предмет: – Вот твой жирный корень. Давай фиал и проваливай.
– Я буду ждать следующей встречи…
– Теол Беддикт, ты знаешь, для чего именно используют жирный корень?
Ее глаза подозрительно сузились; Теол понял, что если бы женщина действительно высохла, то оказалась бы вполне симпатичной. Для рептилии. – Нет. А зачем?
– Тебя заставляют его принимать необычайным образом?
Он покачал головой.
– Уверен? Никакого необыкновенного чая, пахнущего желтым?
– Пахнущего желтым? Что бы это значило?
– Если бы ты унюхал, то понял бы. Хорошо. Иди, а то я сморщиваюсь.
Он торопливо покинул Полсекиры. Перебежал к входу в «Бездонные Горшки» Грула. Вероятно, такое название должно было подчеркнуть высокое качество или что-то еще – горшки сами по себе имели прочные днища, они предназначались для алхимических опытов, в которых очень важно точное знание скорости истечения.
Он вошел в загроможденную, сырую лавку.
– Теол Беддикт, вечно ты морщишься, когда заходишь.
– Доброе утро, Достойный Грул.
– Серый. Да, вот тот.
– Красивый на вид горшок…
– Это не горшок, а мензурка.
– Ясно.
– Цена обычная.
– Почему ты вечно прячешься за горшками, Достойный Грул? Я вижу лишь твои руки.
– Руки – самая важная часть меня.
– Ладно. – Теол вытащил свежий хребет. – Последовательность позвонков, извлеченных из капабары. Постепенная смена диаметров…
– Откуда ты знаешь?
– Ну, сам можешь посмотреть. Они чем дальше, тем меньше.
– Да, но точные размеры?
– Это тебе решать. Ты желал объект, которым можно делать дырки. Гм… тут ребра для двенадцати разных дырок. Разве ты не рад?
– Кто сказал, что я не рад? Положи на прилавок. Бери мензурку. И уноси отсюда проклятый жирный корень!
Он перешел напротив, к лавке Зверолюбивой Засады, здоровенной бабищи, что вечно подбрасывала вверх – вниз штабель из крошечных клеток; у ее плоских стоп кишели и пищали всяческие мелкие твари. Она, как обычно, визгливо выразила восторг пред дарами (мензурка и жирный корень). Как вскоре выяснилось, последний обычно используется зловредными женами для тайного уменьшения мужниных причиндалов; однако Засада при помощи тонких манипуляций использует уменьшительные свойства корня для выведения новых пород, питая животных желтым чаем, для чего отлично подходит мензурка точной дозировки.
Встреча перестала быть приятной, едва Теол пришлепнул на шее комара: ему тут же было сказано, что он убил кровососущего нетопыря – пигмея. Он заметил, что разница в свойствах несущественна, что было воспринято плохо. Тем не менее Засада открыла люк в задней части лавки, и Теол спустился по двадцати шести узким каменным ступеням, вышел в кривой коридор – двадцать один шаг – и попал в древнюю, пустую гробницу – улей; стены в трех местах были стесаны, чтобы вставить грубые двери, ведущие в низкие, неровные тоннели. Два были смертельными ловушками; третий проход выводил в длинную комнату, в которой сейчас находился десяток или более растрепанных беженцев. Большинство казались спящими.