Пятая рота

В касках и бронежилетах под водительством Вострикова мы освоили способы преодоления минных полей и водных преград. Минные поля были воображаемыми, хотя с Вострикова бы сталось напихать на нашем пути «итальянок». Ну, так — для приближения условий к боевым и чтобы наука крепче в память входила. Но, слава Богу, Востриков не догадался устелить наш путь настоящими минами, хотя и разбрасывал порой взрывпакеты среди ползущих.

А водную преграду изображало каменистое русло пересохшей горной речки. Мы по тросам перебирались на другой берег (спасибо Оладушкину, научил — как) и вступали в бой с воображаемым противником. После горной полосы препятствий переправа через сухое русло была уже плёвым делом. Вдобавок — со страховкой. Что сложного? Уж не сложней, чем на десятиметровой высоте балансировать.

Без всякой страховки.

После того как мы форсировали водную преграду объявлялся перекур и тут я увидел природный феномен, объяснения которому не мог придумать. Я подозвал пацанов со взвода, показал Щербаничам, но и они не смогли сказать ничего определенного. Постепенно, к феномену подтянулся весь отдыхающий перед очередным штурмом карантин и даже Востриков подошёл и осмотрел.

— Смотрите, смотрите, товарищ капитан, — верещал я, — видите? Как такое может быть?

Востриков смотрел и видел, но, несмотря на свой опыт и воинской звание, объяснить это чудо природы не мог.

Метрах в шестидесяти от того пересохшего русла, через которое мы только что переправились, тёк ручей. Даже не ручей, а ручеек. Вероятно, он истекал из какой-то расщелины в горах и мимо полигона бодро бежал в низину. Повинуясь законам природы он журчал сверху вниз по камушкам, перекатываясь в крохотном желобке, который прорыл в каменистом афганском грунте. Вода в нем была холодна, прозрачна и совсем не пахла казенной хлоркой. Обнаружив этот ручей, я немедленно наполнил свою фляжку ледниковой горной водой, выплеснув из нее невкусный чай.

Феномен был такой: желобок, в котором тёк ручеек встречал на своем пути небольшой пригорок, но не обтекал его стороной, а пробегал, перекатываясь через него. Вопреки всем законам тяготения поток взбегал на этот бугорок и стекал с него дальше по тому же руслу, не расплескиваясь и даже не давая брызг. И что бы вы сказали своему школьному учителю физики, когда бы увидели как вода течет не вниз, а в гору? Совершенно явственно это можно было разглядывать из близи и как угодно долго. Ручеек тек, не переставая перемахивать через возвышение. И перемахивал через бугорок. Это можно было бы списать на оптический обман, но полсотни человек дивились, наблюдая одно и то же: вода переливалась через эту неровность не расплескиваясь и не снижая скорости, будто текла не по камням, а по трубе. Поток шел снизу вверх. Походило на массовое сумасшествие.

— Видите, видите, товарищ капитан? — не унимался я, выражая общее изумление.

Востриков видел. Видел то же самое, что и пятьдесят четыре сержанта: вода в ручье по прорытому руслу взбиралась на пригорок и перетекала его. Не разливалась стороной, не давала брызг, не создавала запруды, а будто бы опровергая все законы природы свободно текла вверх!

Что мог на это сказать начальник карантина, не имея разумных объяснений? Он и сказал:

— Да-с… Бывает. Карантин — к бою!

Мы напялили каски, похватали автоматы и приготовились к выполнению очередной вводной. А почему вода ползет вверх, мне объяснили через год. Под самый дембель. Один неимоверно умный дух, который перед призывом успел закончить физмат успокоил меня, рассказав, что законы физики никто не отменял. Они продолжают действовать даже в Сороковой армии самостоятельно и без всякого приказа сверху. Вода как должна была течь вниз, так вниз и течет. Просто в горах сила земного притяжения искажена и чем выше предмет, тем сильнее искажение. Человека притягивает не к центру Земли, а к основанию горы и он стоит под небольшим углом к горизонту. Наши органы чувств нас обманывают и мы не замечаем отклонения. Нам кажется, что вода ползет вверх, хотя она льется как и положено вниз.

Последние три дня карантина мы штурмовали дом с целью его захвата.

Обыкновенная мазанка без крыши, оконных рам и дверных косяков. На месте окон и двери — прямоугольные отверстия с выщербленами от былых обстрелов и минувших штурмов наших предшественников из старших призывов.

Согласно вводной, которую дал Востриков, пара сержантов должна была захватить этот глиняный сарай с рубежа восемьдесят метров.

Третий день пара за парой, упакованные в каски и бронежилеты, громыхая из автоматов, штурмовали эту мазанку. Востриков сопровождал каждую пару метрах в пяти сзади иногда приговаривая соискателей:

— Убит!

После «смерти» одного из пары, с дистанции снималась вся пара.

— Товарищи сержанты! — объяснял нам капитан, — Ваша задача: научиться захватывать здания без потерь! В кишлаках, которые вам придется прочёсывать, десятки таких же убогих хибар. И мы не имеем права терять людей при штурме каждого. Следующая пара — на исходную.

Новая пара сержантов занимала свое место на исходной, только для того, чтобы через несколько минут быть «убитой» Востриковым.

Рыжий смотрел на все эти игры с выражением презрения. С тем выражением, с которым художник смотрит на маляра. Оба работают с красками, но результат деятельности — различный.

Рыжий просто сидел и курил, глядя как карантин безнадежно штурмует мазанку.

— И хрена ли ты тут сидишь, весь такой из себя умный? — подсел я к нему.

— А что делать? — разумно переспросил он меня.

— Ну, покажи класс! — я показал рукой на домишко, который безуспешно штурмовала очередная пара.

Рыжий откинулся на спину, лег прямо на землю и, заложив руки за голову, мечтательно смежил глаза:

— А какой смысл?

— Не понял?! — я был поражен таким спокойствием.

— Какой смысл жопу рвать? Через день-другой карантин все равно разгонят. Востриков нам не командир. У нас, после распределения, будут свои командиры и свои деды с черпаками. Так какой смысл пот проливать?

Резонно. И грамотно. Я сам как-то до этого не допер.

— Ну, а ты, разведка, — все же не унимался я, — к примеру, сможешь взять этот дом?

Рыжий сдвинул панаму и из под полей посмотрел на меня одним глазом:

— Делов-то! Только они не правильно его штурмуют.

— А как надо?

— Ну, — зевнул Рыжий, — в учебке нас этому учили. Я этот домик тыщу раз штурмовал в Ашхабаде. Они совсем не так делают.

— Так покажи, как надо!

— Ага! — усмехнулся Вовка, — я буду тут по камням ползать, а ты здесь сидеть, тащиться, и прикалываться с меня? Нет уж! Пойдем вместе. Покажу.

Во мне поднялась злость: я уже два раза был «убитый», а этот хохол сидит тут, выпендривается и еще меня подначивает!

— А пошли! — заявил я ему.

Мы подошли к Вострикову и я доложил:

— Следующая пара: Сёмин-Грицай.

— На исходную, — скомандовал капитан.

Мы отправились на рубеж, с которого надлежало начать атаку.

— А теперь вот, что: слухай сюды, — начал Рыжий, когда мы вдвоем с автоматами наперевес поплелись на исходную, — они делают всё не так!

— А как надо? — не понял я.

— Они дом штурмуют с фронта. Это неверно, — пояснил Рыжий, — штурмовать надо с угла.

— Почему?

— Потому. В комнате может быть несколько человек. Они могут стрелять с подоконника, а могут и из глубины комнаты, откуда ты их не увидишь. Усёк?

— Ага. А они тебя будут видеть как на ладони.

— Соображаешь, — одобрил Рыжий, — И капитан совершенно прав, когда «убивает» пацанов. Так штурм не ведут. Слухай дальше. Идем парой с угла, так, чтобы были видны два окошка, то есть, чтобы просматривалось две стены дома. Усек?

— А на хрена? — я еще не усек.

— Дура! — возмутился Рыжий, — Когда штурмуешь с фронта, по тебе могут вести огонь все, кто находится за окошком. Может, их там человек шесть. А когда идешь с угла, то для того, чтобы по тебе прицелиться, тому, кто в доме, самому нужно стрелять с угла. С двух окошек — максимум два человека! Причем один из них будет вести огонь с неудобной руки. Усек теперь?