Страница 8 из 57
Она тихо плакала, утирая фартуком слезы. Чайник закипел, но Нина Моисеевна не замечала этого. Вера Петровна выключила газ и подошла к плачущей женщине.
— Не плачь, Нина! Успокойся. Будем вместе надеяться на лучшее. Ведь многие уезжают. Женя — офицер, и ему еще много раз предстоит переезжать с места на место. А сейчас Анечка нам будет утешением.
Нина Моисеевна повернулась, и они обнялись, не вытирая слез, которые наполнили их глаза.
Стремительный ИЛ-76 летел над горами Афганистана курсом на Кабул. Его пассажиры уже поутихли, многие дремали под мерный гул двигателей. Внизу проплывали заснеженные вершины, извилистые речки, змейками повторяя рельеф ущелий. Потураев пробрался к одному иллюминатору, задумчиво и внимательно смотрел сверху на незнакомую землю. Отсюда ему казалось, что простой земли там нет, одни горы. Он пригляделся, чтобы увидеть хоть какие-нибудь населенные пункты, но ничего не увидел, высоко было. Житель равнины, Евгений, глядя на горы, все недоумевал: как же жить на этих склонах? Горы все голые, без растительности. Потураев протиснулся к своему чемодану, потеснил незнакомого майора, уселся на пол самолета и стал смотреть на своих попутчиков. Более трех сотен офицеров и прапорщиков, разных возрастов и воинских званий, неслись в незнакомый им мир, беспрекословно подчиняясь приказу своей Родины. Это на их плечи ляжет вся тяжесть походной жизни и смертельных схваток с противником. Каждый из них оставил где-то свою семью и будет все эти годы постоянно держать их в сердце. Каждого ждала своя судьба, но легкой ни у кого из них ее не будет. За этими мыслями Евгений задремал, склонив голову на плечо соседа-майора.
В Кабул они прилетели во второй половине дня. Отойдя от самолета, все прибывшие дружно закурили, с любопытством оглядываясь по сторонам. Издалека виднелось здание аэропорта, когда-то, видимо, красивое, а сейчас обшарпанное и исцарапанное осколками снарядов. На соседней рулежке стоял пассажирский «Боинг» афганской авиакомпании «Ариана». Офицеры обсуждали его внешний вид, сравнивая с нашими ТУшками. Потураева сразу поразил окружающий пейзаж. Кабул был окружен грядами высоких гор, земля беловатого, выжженного цвета. На него пахнуло теплым и чужим воздухом. Кругом были только военные: и прибывшие, подошедшие встречать самолет, в надежде увидеть земляка. Лица у них были смуглые, и одеты они были кто во что. Полевая форма с погонами и без них, сапоги, ботинки, фуражки, шапки, панамы. И все вооружены. Этого нельзя было не заметить. У каждого автомат, а у офицеров еще и пистолеты на поясе в кобуре. Здесь же, у самолета, Евгений увидел первых афганцев. Это были военнослужащие в своей серой форме, работающие у вертолетов. Темнокожие и худые, они рослому Потураеву показались какими-то уж совсем маленькими.
Военными грузовиками их перевезли на пересыльный пункт, расположенный в трехстах метрах от аэродрома. Он представлял собой участок территории-на голой, выжженной солнцем земле 100x200 метров. По периметру поставлено двойное ограждение из колючей проволоки, между которым ходят часовые с автоматами, в касках и бронежилетах.
Эта пересылка предназначалась для приема военнослужащих из Советского Союза, их учета по воинским специальностям и должностям и дальнейшей отправки в воинские части по всему Афганистану. Дух и вид войны чувствовался во всем: в напряженных взглядах солдат и офицеров, в их поголовной смуглости и наличии у всех оружия.
По углам караульные вышки. В центре стоят большие армейские палатки. Но порядка на пересылке в Кабуле было больше, чем в Ташкенте. Скорее, был настоящий армейский порядок. Прибывших построили, и майор, один из работников пересыльного пункта, начал рассказывать правила поведения здесь. Евгений стоял во второй шеренге и внимательно слушал. Он обратил внимание, что даже этот майор резко отличается от них. Приехавшие все были в фуражках: с красными, голубыми, черными околышками, в шинелях с блестящими пуговицами, а этот в солдатском ХБ и в панаме на голове. Инструктаж был ясным и простым: НЕЛЬЗЯ ВСЁ! Нельзя покидать пересылку — застрелят бандиты. Нельзя ночью выходить из палаток — могут пристрелить свои часовые. Нельзя при ходьбе по территории отклоняться от протоптанных тропинок — можно подорваться на противопехотных минах.
Кто-то в строю крикнул:
— Ну и запугали нас, мужики!
Все засмеялись. Однако никто в мыслях не подумал о нарушении этих правил. Чем черт не шутит! Майор велел получать постельное белье и устраиваться в палатках.
Пятеро мировских однополчан разместились вместе в одном углу. Кровати здесь, в отличие от Ташкента, были одноярусными. В палатке стояли две печи-буржуйки. Было тепло, сухо и, по-своему, уютно. Женя устроился рядом с капитаном Царегородцевым. Они вытащили из чемоданов полотенца, бритвы и сходили к умывальнику. Там уже плескались и другие офицеры. Побрившись и умывшись, Потураев почувствовал себя другим человеком.
Капитан Троянов спросил:
— Ребята, пойдем на ужин в столовую или сами что-нибудь организуем?
— Никуда не надо ходить. Той перловки мы еще наедимся, успеем. Предлагало устроить свой ужин, — потирая ладони, сказал подполковник Кривошеин. Все поддержали его.
Мировцы составили табуретки между кроватями, накрыли их найденными газетами и выложили кто что мог. Две бутылки водки, рыбные консервы, сухая колбаса. Евгений достал свою банку сельди «Иваси» и с юмором рассказал о приключении с ней на таможне.
— Представляете, — говорил он, — таможенник — психолог с университетским образованием, так вычислил контрабандиста, то есть меня, что аж светился от счастья! Идиот! Ну кто будет из-за пол-литра спирта куда-то бегать и искать, где закатать ту банку?
— Женя! Ты расскажи, как он затыкал дырку на банке! — смеясь сказал Царегородцев.
Потураев размотал изоленту и ножом открыл жестяную банку сельди. Не думал он в Мирове, что она окажется в центре внимания в Ташкенте и здесь, в Кабуле.
Ласкин сбегал в столовую за хлебом, и земляки, сидя на кроватях, подняли первый тост: «ЗА ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ!» И каждый понимал, пусть они только что приехали в Афганистан, теперь всегда первым тостом у всех будет этот. ЗА ВОЗРАЩЕНИЕ!
Их разбудили в 5.00, и на общем построении подполковник-кадровик из штаба Армии зачитал приказ о назначении прибывших в различные воинские части, о сроках и порядке убытия в них. Среди личного перечня званий и фамилий Евгений услышал:
— Старший лейтенант Потураев Евгений Михайлович!56-я отдельная десантно-штурмовая бригада, артиллерийский дивизион, 1-я батарея, на должность старшего офицера батареи. Вылет в Кундуз через полтора часа.
В эту же бригаду были назначены и его четверо земляков. На аэродроме стоял готовый к вылету военно-транспортный самолет АН-26. Офицеры подошли к открытой рампе в хвостовой части, поставили чемоданы на землю и в сторонке от самолета закурили. Бортмеханики в синих полотняных комбинезонах проверяли стойки шасси, крепление какого-то груза, убирали тормозные колодки из-под колес. Из самолета вышел второй пилот и махнул рукой:
— Заходи! По местам!
Через час полета они были в Кундузе. Метрах в трехстах от взлетной полосы густо стояли палатки военного городка. Местность вокруг него была пустынной, с редкими зарослями верблюжьей колючки. Вдали по кругу проглядывались синеватые громады гор. Взглядом артиллериста Потураев разглядел за палатками гаубичную батарею, окопавшуюся в боевом охранении на краю крутого обрыва и стволами нацеленную на город. Подходя к части с чемоданами в руках, мировцы увидели знакомую суету солдат и офицеров, что всегда сопровождает подготовку лагеря к переезду. Кое-где уже снимали палатки, скручивая их в тугие тюки, грузовики загружались матрацами, ящиками с боеприпасами, табуретками, резиновыми бурдюками с водой. Спросив у пробегающего мимо солдата с котелком в руке, где находится штаб бригады, они подошли к еще нетронутой большой армейской палатке. В это время из нее вышел коренастый, молодой, лет 35-и, майор в полевом полушерстяном обмундировании и до блеска начищенных хромовых сапогах. Тугие и румяные щеки, веселый и хитрый взгляд с прищуром резко отличал его от озабоченных и задерганных туда-сюда офицеров части. Он сразу же обратился к приезжим: