Страница 19 из 59
На отшибе, на самом берегу реки, — несколько строений из глины. Дворик, укрытый от жары маскировочной сеткой. Здесь расположена особая служба. Еще до того как прозвучит над рядами солдатских палаток общий сигнал к подъему, бойцы роты разминирования уже выводят из вольеров на специально оборудованное поле разыскных собак, в десятый, в сотый раз повторяя с ними привычный учебный маршрут. Прохладным начинающимся утром собачьи носы особенно чутки к малейшим запахам чужого горного мира. Этот мир пахнет доброй ладонью хозяина, горькой травой, что растет на скалах. Еще — тротилом.
Сапера в Афганистане редко знают в лицо. Порою даже разведка, которой положено быть всегда и везде первой, и та видит перед собой только его напряженную в тяжелой работе спину. Ну что за служба! Мальчишки, как правило, мечтают о другом — стать моряками, десантниками, летчиками. И все же приходит время, становятся саперами. Когда и как?
Олег Горячев, недавний выпускник химико-технологического техникума, примеряя два года назад новехонькую солдатскую шинель, и думать не гадал, что судьба определит его в инженерные войска. По его ли характеру кропотливое, неспешное это дело? И только через несколько месяцев, уже в Афганистане, подбросив на ладони замыкатель первого обезвреженного им фугаса, Горячев понял: свою новую солдатскую профессию не променяет ни на какую другую. Но сапером — настоящим сапером — стать ему еще предстояло. Что это значит? К примеру, вот что: если сказано в наставлении, что «минно-разыскная собака должна по комплексному запаху безошибочно обнаруживать мины всех типов» на определенной глубине и на расстоянии нескольких метров вправо и влево от оси движения, так тому и быть. И никого здесь, в роте, особенно не интересует, с детства ли обожает животных Олег Горячев, определенный в собаководы, или, наоборот, боится их до смерти. «Должна» — и точка!
Еще предстояло узнать: когда столбик термометра подбирается к отметке 60° выше нуля, и не то что идти — дышать невмоготу, или когда с неба валит то ли дождь, то ли снег и весь белый свет покрывается сплошной ледовой коркой, тогда и собачьим силам, вопреки наставлениям, наступает предел. Тогда даже самый опытный, самый умный и верный пес отказывается работать. А что сапер без собаки? В афганских горах миноискатель — помощник не слишком надежный: иногда кажется, что не из камня, а из сплошного металла сложены эти скалы. Так что, давай, псина, бери себя в руки. Надо работать.
…Первыми в ту ночь поднялись повара, испекли на костре лепешки. Своих походных кухонь у саперных групп не бывает, каждому по очереди приходится становиться «шефом» и колдовать над кастрюлями. И тут уж точно: попробуй ошибись, сапер! Если сгорит завтрак, друзья тебя самого поедом съедят: когда он еще будет, обед? В тот день, к примеру, это мероприятие планом вообще не предусматривалось. В три ноль-ноль тронулась колонна, и моторы ей предстояло заглушить уже в Файзабаде, много часов спустя, когда ночь и горы снова сольются в единое целое и этот последний, самый трудный участок пути будет пройден.
Едва начали движение, километр одолели, не больше, Джерри уселась в пыль, выразительно поглядывая на хозяина. В том, что вознаграждение она заслужила, боец роты разминирования Сергей Шевцов не сомневался: не один десяток километров они прошагали вместе по горным дорогам и тропам. И поэтому, пару раз для очистки совести ткнув щупом в дорожное полотно и убедившись, что собака не ошиблась и на этот раз, Шевцов уверенно начертил в бурой пыли крест. Внимание всем: мина!
Эргаш Юнусов и Рапи Магомедов тотчас склонились над дорогой, привычно работая лопатами. Что чувствует в такие минуты сапер? Ребята рассказывали: когда замыкатель заряда показывается в разрытой лунке, все чувства, не имеющие отношения к делу, исчезают. Нет в мире ничего, только ты и мина. И колонна за твоей спиной.
Ту первую, противотанковую, английскую, обезоружили быстро. Хоть и хитрая штука, килограммов восемь взрывчатки в ней, но ведь и они не промах: в этот раз в группу разминирования из всей роты вошли только «деды» — те, у кого в биографии уже не одна операция, не один обезвреженный заряд.
Кто лучше погибнет сам, чем пропустит фугас, объяснил мне Володя Решетников.
Ни в уставах, ни в приказах слов таких нет и не может быть. Эту саперную заповедь Решетников выбрал себе сам, и отступать от нее не намерен. Вчерашний саратовский токарь, определенный солдатской судьбой поначалу в ремонтную роту, Решетников три месяца ходил за командиром по пятам. И добился все же своего, перевели его в саперы. С тех пор почти два года пролетели, как один день.
Они прошли еще километра четыре, и еще несколько беспомощных теперь мин остались у обочины или были подорваны особыми кошками-якорями на длинном капроновом шнуре. Вот тут-то и ударили справа, со скал, автоматные очереди, вжали саперов в каменистую землю. Но недаром же они сами говорят, что у сапера обе руки правые. И если одна из них держит миноискатель или щуп, то вторая — всегда автомат.
— К бою справа! — Команда прозвучала одновременно с ответным огнем их АКСов.
…При проводке колонны сапер нередко проходит дорогу дважды. Один раз — впереди колонны, но прежде — навстречу ей. Войска ведь эти не случайно назвали инженерно-саперными: прокладка дороги — это тоже по их части. В тот раз встречный путь был, пожалуй, не легче. Километров десять дороги на Файзабад залила река, распухшая от талых коричневых вод. Почти неделю они работали по пояс в ледяной воде, взрывали породу, осаждали ее на затопленное полотно, обозначали обочину тяжелыми, выступающими из воды валунами. Работали, то и дело отогревая застывшие в воде, негнущиеся руки.
Теперь они шли впереди колонны по дороге, которую, можно сказать, сделали сами. В иные, мирные времена по таким дорогам только бы и ходить: красота вокруг, высоченные горы, каких у нас не увидишь. Сейчас не до этого. Дух переведешь, остановишься на минуту, оглядишься, и опять носом в землю. Через каждые три-четыре километра отдыхали: больше не в состоянии вынести человек ни этот проклятый писк миноискателя в ушах, ни это предельное напряжение нервов. А отдых на проводке колонны такой: отдал сапер товарищу миноискатель, взял у него щуп. Отдал щуп, взял лопату.
«Темперамент: спокойный. Характер: недоверчивая. Внимание: внимательная. Заинтересованность в работе: хорошая. Отношение к пище: нежадная».
Я переписал эти слова из особого собачьего паспорта Джерри, собаки Шевцова. Непросто складывались поначалу их отношения. Служебной собаке, к тому же с такими-то данными, не положено иметь друзей, только хозяина. А хозяином Джерри почитала другого бойца, который уже собирался домой и передал ее Шевцову. Ничего не поделаешь: проводники приходят и уходят, собаки остаются служить. Этот горький закон Джерри был явно не по душе. Недели две стоял Сергей Шевцов у вольера, подкармливал, уговаривал, стыдил — словом, искал общий язык. И наконец однажды на утренней тренировке Джерри смирилась с военной своей судьбой, ткнулась носом ему в колени, сложила уши: «Ладно, ты хозяин!» А хозяин, между прочим, собак до армии за километр обходил. Было, правда, в детстве: пытался дрессировать бабушкиного Шарика, но разве сравнишь?
— Собака — как ребенок, понимаешь? Ты с ней везде, даже спишь с ней в окопе. Летом, бывает, жара такая, что жить не хочется, но если воды мало, сам не попьешь, ей отдашь. Ну, и полное взаимопонимание между вами. Она знает, что сделаешь сейчас ты. Ты — что она. А уж расставаться, это вообще хуже нет… Тогда, на проводке колонны, когда стрельба началась, мы залегли по обочинам, бросились врассыпную. Смотрю, Джерри тут как тут, села рядом, словно меня с фланга прикрывает. Нет, ты как хочешь, а у нее есть светлые мысли, — говорит мне совершенно серьезно Шевцов.
Недолог век минно-разыскной собаки. Через 6–8 лет работы запах тротила разрушает ее зрение и нюх, она еще может быть верным другом, но настоящим сапером — уже нет. Впрочем, немногие из собак успевают выслужить свой срок на этой войне. Подрываются на фугасах и противотанковых минах, гибнут в боях вместе со своими хозяевами.