Страница 12 из 63
Мне не трудно было останавливать машины, но значительно сложнее объяснять водителям, куда мне надо.
— Сквер, пруд, — говорил я, — там лебеди плавают. На берегу — кафе, официанта зовут Сафар.
— Не знаю, — отвечал водитель.
— Сквер, лебеди в пруду, — говорил я другому, но и тот отрицательно качал головой.
Только водитель пятой или шестой машины кивнул на сиденье.
— Сейчас найдем!
И мы поехали по всем скверам Душанбе. Естественно, я опоздал почти на двадцать минут, но Локтев не принял мои извинения и признался:
— Да я сам только что приехал. Командующий задержал.
Мы сели, кажется, за тот же столик, за которым пили чай в нашу первую встречу. Локтев подозвал официанта. К нам подбежал босоногий мальчик в замусоленном переднике.
— Это еще что за пионер? — удивился Локтев. — А где Сафар?
— Сафар нет! — ответил юный официант.
— А когда же он будет?
— Никогда не будет. Он здесь не работает. Плов? Шашлык?
— Все неси, — ответил Локтев. — Что-то я проголодался. — И когда мальчик убежал на кухню, сказал мне: — Не нравится мне это… У меня есть одна скверная привычка: я люблю, чтобы меня всегда обслуживал один и тот же официант, стриг один и тот же парикмахер, чтобы в бане подавал пиво и простыни один и тот же банщик. Но здесь, в Душанбе, никак не получается иметь постоянный персонал. Только начинаешь доверять человеку, только налаживаются отношения, а он вдруг — шпок! — и исчезает. И никто не знает, где его найти. Это уже не первый случай… Да-а, — протянул он многозначительно, глядя на кухню, — сначала он разносит еду, моет столы и посуду, потом сам будет готовить и считать деньги, потом научит этому своих детей. А поговори с ним — счастливейший человек! Интересно, ты, Кирилл, счастливый?
— Конечно.
— Надо же, — покачал Локтев головой. — Никогда бы не подумал.
— Ты вызвал меня для того, чтобы поговорить со мной о счастье?
Локтев ненатурально рассмеялся, откинулся на спинку стула, покачался на двух ножках.
— Все разговоры, собственно, сводятся к проблеме счастья. Потому что каждый человечишка на земле хочет, так сказать, его обрести.
— И альтруисты?
— В первую очередь альтруисты! Делая бескорыстно добро другим, они получают от этого удовлетворение. По сути, они те же эгоисты, но лишь в извращенной форме.
— Я двумя руками за такой эгоизм.
— Я тоже. — Локтев протянул мне свою крепкую ладонь и неожиданно поменял тему разговора: — А ты, значит, уже успел отличиться? Я читал рапорты командира полка и начальника заставы. Завтра персонально по тебе буду докладывать комдиву.
— Я стал такой заметной фигурой в дивизии?
— Случилось чепэ. У пограничников и у нас есть потери. К сожалению, так было когда-то давно заведено: командиры в большей степени виновны в гибели солдат, чем противник, им и отвечать.
— Значит, ты считаешь, что я виновен в гибели солдат?
— Пока я ничего не считаю. Я хочу выслушать тебя.
— Я не хочу оправдываться.
Локтев усмехнулся и положил мне на плечо свою тяжелую волосатую руку.
— Ну-ну, не надо эмоций и обид. Мне вовсе не нужно твое оправдание. Я выслушал одну сторону, теперь, чтобы докопаться до истины, я хочу выслушать тебя.
— И ты мне поверишь?
— Естественно.
Я рассказал Локтеву о прибытии на границу, о конфликте с начальником заставы, о пастухе, его овчарне и людях, которые появлялись там в те ночи, когда заставу обстреливали.
— С двумя сержантами я снял миномет. Боя, как такового, уже не было, выстрелы почти затихли. За тот час, пока меня не было, на границе ничего существенного не произошло.
— И что ты выяснил?
— Что обстрелы застав — отвлекающий маневр.
— Это не бог весть какая новость.
— Граница во многих местах дырявая.
— И это, к сожалению, нам известно. Больная тема.
— Пастух работает на контрабандистов. Я думаю, что он выясняет и сообщает моджахедам, на какие участки выставляются пограннаряды.
— А вот это интересно. Но эта информация для таджикской службы безопасности. Все?
— Нет, не все.
Мальчик принес тарелки с пловом, шашлыками и несколько лепешек. Мы одновременно принялись за еду и некоторое время молчали.
— Ну так что еще? — спросил Локтев, вытирая губы платком.
— Я пытался выследить, куда от границы переправляется контрабандный товар, но группа оторвалась от меня.
Локтев подносил ко рту очередной кусочек мяса, но рука его остановилась на полпути.
— Ты все еще думаешь, что они переправляют его сюда, в дивизию?
— Да, я предполагал это.
— Ну и голова у тебя! Бог с тобой, Кирилл! — с возмущением прошептал Локтев и, сравнивая мою голову со столом, постучал ладонью по дереву. — И как ты себе это представляешь? Группа бородатых чурок на ослах ввозит на территорию штаба дивизии тяжелые баулы?
— Я не думал, что у тебя такое примитивное мышление, — сказал я тоже не очень вежливо.
— Тогда изложи мне так, чтобы не было примитивно.
— Повторяю: я всего лишь предполагал такой вариант.
— А теперь?
— Теперь я располагаю другой информацией.
— Ты поделишься ею со мной?
— В Москву поставляется не сырье, а готовый продукт. Героин чистейшей пробы.
— Ты хочешь сказать, что наркоделы таскают через Пяндж не соломку, не опий, а героин?
Я отрицательно покачал головой.
— Не думаю, что в Афгане есть условия для производства героина. Насколько мне известно, это довольно сложный процесс.
Локтев курил и постукивал пальцами по столу в такт восточной музыке, которая доносилась из кухни. Я разламывал лепешку и кидал кусочки в воду. Лебеди медленными грациозными движениями вылавливали хлеб и проглатывали, не вынимая его из воды.
— Если твоя информация не ошибочна, — сказал он, — то можно сделать вывод, что героин производится в Таджикистане.
— Я думаю, что так оно и есть. Но меня больше интересует, каким образом наркотик затем переправляется в Москву.
— Забудь о дивизии, — сразу ответил Локтев. Я намекнул на его территорию, его владения, и это его задело. — После гибели Алексеева и моего назначения в Душанбе отправить нелегальный груз военным бортом невозможно. У меня тройная система проверки. Взятки или халатность исключены. Ищи, если хочешь, в другой области.
— А я как раз собирался искать в дивизии.
— Ты не доверяешь мне?
— Я тебе доверяю, — ответил я, но тотчас почувствовал, что сказал это не искренне. Локтев или не заметил, как мой голос предательски дрогнул, либо сделал вид, что не заметил.
— Хотел бы я знать, — сказал он, глядя в пустую тарелку, — как ты намерен выследить контрабандистов в дивизии?
— Пока не знаю. Для начала я должен выяснить, куда перебрасывают сырье с нашего берега. Если найду базу, где производят героин, то выйти на следующий этап контрабанды уже не составит большого труда.
Локтев как-то сдержанно усмехнулся, лицо его исказила гримаса.
— Кажется, друг мой боевой, ты старательно роешь мне могилу.
— В каком смысле? — спросил я, хотя догадывался, что-он имел в виду.
— Ты страшней любой инспекторской комиссии из Москвы. Но с теми можно полюбовно договориться. А с тобой?..
Он поднял глаза. Мурашки побежали у меня по спине от неприятной мысли, молнией промелькнувшей в сознании.
— Володя, — я опустил ладонь на его руку. — Что с тобой? Я перестаю узнавать тебя.
Он вдруг дернул рукой, словно его ударило током, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и с неприязнью посмотрел на меня.
— Вот что, борец невидимого фронта, — сквозь зубы процедил он. — Я не знаю, кто тебе платит за эту работу, не знаю, чего ты добиваешься, но думаю, что за твоей спиной останется не одна покалеченная жизнь. Ты суешь свой нос в дела, которые тебя не касаются, корчишь из себя героя, комиссара Каттанни, и не думаешь о том, что твои лавры будут сплетены из несчастья других людей.
Такого обвинения мне никто еще не предъявлял. Локтев был не из тех людей, которые в порыве эмоций могли впасть в истерику или преувеличить действительность до размеров абсурда.