Страница 43 из 101
Но ты заставил лгать и его, — ответил Никита. — Он ведь должен быть рассказать инструктору о твоем полете, но промолчал. Вот это его и тяготит.
Ха! Если бы меня тяготило каждое мое вранье, я давно околел бы, — не сдавался Нечмирев. — Да и вообще вы с Андрюшкой шибко честные. А мне наплевать. Я никому больно не сделал.
Бравируешь ты, Вася, — сказал Никита. — Мне кажется, что тебе самому от всего этого больно. И не стоит казаться хуже, чем ты есть на самом деле.
Мне больно? — засмеялся Нечмирев. — Чудишь ты, парень. Больно, это когда кто-нибудь стукнет по затылку. А я чувствую себя сейчас прекрасно, хоть бы вы все перестали меня узнавать.
Есть восточная пословица, Вася, — проговорил Никита — «Сколько ни кричи рахат-лукум, во рту от этого сладко не будет». Дошло?
Не дошло, — признался Вася.
Сколько ты ни кричи, что тебе на все наплевать, легче тебе не будет, и ходишь ты, как в воду опущенный. Поговорил бы ты лучше с Андреем.
На твой совет мне тоже наплевать с высоты тысячи метров! — сказал Нечмирев. — Пока, Никита. Я пошел.
Он пошел не к Андрею, а к инструктору Быстрову. Пошел с твердым намерением рассказать ему обо всем, чего бы это ни стоило. Потому что ему действительно было больно и за то, что он солгал инструктору, и за то, что Андрей презирает его за малодушие.
Выслушав признание курсанта, Быстров не удивился. Он только спросил:
Почему же вы молчали до сих пор, Нечмирев?
Пороху не хватало, товарищ инструктор. И, правду сказать, думал: «Пройдет все как-нибудь, худа от этого никому не будет». А сам-то я свою ошибку понял давно, еще тогда…
Хорошо, Нечмирев. — Инструктор подумал с минуту и предложил: — Вы расскажите о своем поступке всему отряду. Ведь знают об этом только Степной и Безденежный?
Да.
А надо, чтобы знали все. Все, понимаете?
Все? — переспросил Вася и опустил голову.
Да. Если хотите, чтобы ваш инструктор Быстров относился к вам с прежним уважением.
Сделаю! — решительно согласился Вася. — Об этом будут знать все. Даю вам слово.
Я верю вам, Нечмирев.
«Вот черт! — подумал Вася, отходя от инструктора. — Удружил мне Непоседа».
Два дня он ходил злой и угрюмый. Уже несколько раз собирался выполнить свое обещание и рассказать всему отряду о злополучном полете по маршруту и о своем обмане, но всегда, как только весь отряд собирался вместе, откладывал объяснение «на другой раз».
«Засмеют, черти! — думал Вася. — Затуркают…»
Никита спрашивал:
Ну, как, Вася, решил поговорить с Андрюшкой!
Пошли вы к миллиону дьяволов! — сердился Нечмирев.
Наконец он решился. Вечером отряд возвращался с аэродрома и кто-то предложил:
Зайдем на стадион, выкупаемся под душем.
Курсанты согласились и по звеньям приняли душ.
После купания приятно было полежать на траве, отдохнуть, поговорить о том, о сем, покурить. И престо помолчать, наблюдая, как одна за другой в далеком небе загораются звезды…
Когда последние курсанты возвратились из душевой, Вася вдруг весело заявил:
Братишки, хотите послушать о «трансатлантическом» перелете известного пилота В.Н.?
Давай, Вася! — быстро откликнулся Никита.
Не хотелось рассказывать об этой истории, но Человек-Непоседа упросил: «Расскажи, говорит, всем, на пользу дела». Что ж, если на пользу дела, пожалуйста.
Пилот В. Н. — это вы будете? — уточнил Яша.
Можешь не сомневаться. Маршрут у меня был третий: аэродром — Ольгинск — Гравий. Чудесный, маршрутик, я вам скажу! Озера, рощицы, хуторки. Лечу, а сам думаю: «Эх, какая красота неописуемая!» Овечки внизу, барашечки, пастушки руками машут. Задумался я: вот, мол, летаем, а красоту не всегда и замечаем. Нехорошо! Природу любить надо. Задумался, и чуток отклонился от маршрута…
А в «чутке» сколько было? — поинтересовался Яша.
В «чутке»? — Вася мельком взглянул на Андрея. — Да так, километра три… (Андрей кашлянул). Километров тридцать…
Самая малость, — подтвердил Андрей, улыбнувшись.
Дело же не в этом, — продолжал Вася. — Глянул я вниз, а там — девушки. Ха, как обалдели: прыгают, руками машут, сядь, мол, хоть на минутку, в жизни своей летчика в глаза не видали. «Эх, черт, думаю, сяду, поговорю, наши ведь, советские девушки». Приземлился, спрашиваю у Андрея: покурим? Он говорит: «Можно и покурить». Правильно, Андрей?
А с картой зачем отошел от самолета? — спросил Андрей, приближая Васю к истине.
С картой? Интересно, думаю, соображают ли девчата что-нибудь в картах? Показал им планшет, одна водит пальчиком по карте, потом как крикнет: «Вот наши Чернушки, миллион чертей!»
Она так и крикнула: «Миллион чертей!» — засмеялся Никита.
Она? Чудак ты, Никита. Чего бы это она так кричала… Ты не мешай. Я смотрю — Чернушки, правильно. Соображает, думаю. Чернушки… Ага, значит отклонился, подвернуть малость надо…
Вася закурил, посмотрел на курсантов. «Смеются, черти! — подумал он. — А Андрюшка будто недоволен. Что ж, могу конкретней…»
Ну, взлетели мы, — продолжал он, — и понеслись дальше. Летим, а я все вспоминаю, как она по карте пальчиком туда-сюда водит. Потом глянул на компас…
Миллион чертей, не тот курс взял, — крикнул Яша. — Правильно я говорю, Вася?
Курсанты громко рассмеялись.
А стрелка компаса туда-сюда, туда-сюда, как она пальчиком, — добавил Яша.
«Вот язва, — подумал Вася. — Как в воду смотрит». Он взглянул на Андрея и решил все же продолжать.
Это точно, Яша, как она пальчиком, — согласился Вася. — Вроде перед носом машет, не плутуй, мол, Вася. Братишки! Да я разве плутую? Вот и сейчас говорю: пришлось в этих Чернушках еще раз приземлиться. А почему? Все равно, думаю, от курса отклонился, дай-ка опять порадую бабенок. Та, что пальчиком водила, как, увидела меня, чуть не упала от восторга. «Товарищ летчик! — кричит. — Опять к нам? Вот спасибо! Весь район теперь завидовать будет. Скажут: два раза в Чернушках аэроплан садился, наверно, экспедиция какая-нибудь, может, нашли что…» А чего там найдешь, кроме неприятностей! Докажи потом, что не заблудился… Инструктору вот рассказал, а он…
А он что? — спросил Никита.
Говорит, что блудил.
А ты? — Андрей посмотрел на Васю и переспросил: — А ты что сказал?
Я? Что я? Я ничего не скрываю… Пожалуйста…
Глава шестая
1
Сколько раз уже Андрей держал это письмо в руках! Оно было для него не только скрытым упреком, но и раскрытием тайны человеческой низости.
«Она так и сказала: «Твой мирок — серенький, тусклый мирок, будто смотришь ты на него сквозь маленькое запыленное оконце», — писал Игнат. — Не помню, что я ответил. Потом она сказала: «Мне не так приятно быть каменщиком, как тебе. И еще меньше хочется всю жизнь быть женой каменщика…»
«Лиза… Девушка — золотые руки… Вот, оказывается, чего она искала!»
Андрей давно хотел написать ей письмо, но все откладывал. «О чем писать! И стоит ли вообще о ней помнить? — думал он. — Вычеркнуть из памяти, как дурной сон, и все забыть».
А Лиза писала. Терпеливо, настойчиво. Красивые, нераспечатанные конверты быстро загорались от спички.
— И предали их геенне огненной, трын-трава! — говорил Никита, когда Андрей сжигал их.
Сегодня Андрей все-таки решил написать ей. Не об Игнате, не о себе. Он напишет всего несколько слов о ней самой, и больше ничего.
…Это было самое короткое письмо, какое он писал когда-либо Лизе, девушке, которую он любил когда-то: «Если тебе удастся встретить Лизу, ту Лизу, что шла с нами плечом к плечу, скажи ей: Андр Юшка от души желает ей счастья. Но встретишь ли ты ее? Честность ведь не дружит с подлостью…»
Он уже закрыл конверт, когда в комнату вошел Никита. Увидев Андрея с письмом в руках, он улыбнулся:
Решил все-таки?
Да. — Андрей показал на конверт. — Кажется, я зачеркнул кусочек прошлого.
Больно? — Никита приложил руку к груди. Андрей долго молчал, словно прислушиваясь к самому себе. «Больно ли? — спрашивал его внутренний голос. — Жаль ли этого кусочка прошлого?»