Страница 31 из 101
Летную биографию своего инструктора Андрей и Вася Нечмирев узнали случайно. Однажды, когда Быстров проводил с летной группой наземную подготовку, его зачем-то вызвали в штаб училища. Старшекурсник, который пришел за Быстровым, с интересом оглядел курсантов и сказал:
Повезло вам попасть к Чики-Туко.
Куда попасть? — спросил Вася.
К Человеку-Непоседе, — засмеялся старшекурсник. — К инструктору Быстрову. С ним не пропадете.
Вася достал коробку «Казбека» (сам он курил «Ракету», но на всякий случай всегда имел при себе хорошие папиросы) и услужливо предложил:
Закурите, пожалуйста. А почему вы говорите, что с ним мы не пропадем?
С Чики-Туко? — старшекурсник даже удивился. — Да он же… За четыре года он не отчислил ни одного курсанта! На себе вывезет, а человеком сделает. Кто-кто, а Быстров знает, что такое отчислить курсанта. Да об этом вы, наверно, уже слышали?
Ничего не слышали, — признался Вася и попросил: — Расскажите.
Курсант взглянул на часы, сел на траву:
Садитесь. Самого меня тогда в училище еще, конечно, не было, но, знаете, из поколения в поколение… В летной группе, где Быстров был курсантом, инструктор свирепствовал зверски. Часа три-четыре повозит, видит, что плохо получается с расчетом или посадкой, — и все. Собирай чемоданчик, до вокзала и пешком дойдешь. А то уже и самостоятельно выпустит, в зоне человек часа три налетает, потом вдруг — отчислить. «Как, почему, за что?» — «Не получается вираж. Понятно? Не получается и не по-лу-чит-ся! Советую идти на техническое отделение».
Отчисляли тогда быстро, лишь бы инструктор сказал свое веское слово. А Быстров, говорят, после первого же полета заболел воздухом. В самолет садится — дрожит от счастья. На инструктора смотрит, как на бога. Ночью бредит полетами. Увольнительных в город никогда не брал: друзья — на танцы, Быстров — в ангар.
Bce у него шло хорошо. Первым вылетел самостоятельно. В зоне виражи отличные, боевые развороты — мастерски, восьмерки — любо с земли посмотреть. Да! А вот — штопор… Был бы инструктор хороший человек, ничего бы не случилось. Не такая уж это сложная фигура — штопор… А он что делает? Приказывает: «Левый штопор, два витка». Заваливает Быстров машину, один виток, второй, третий… «Куда вы смотрите, черт бы вас побрал! — кричит инструктор. — Самолет угробить хотите?» Быстрое просит: «Разрешите еще попробовать?» Набирают высоту, Быстрое вместо того чтобы витки считать, прислушивается: скоро ли рявкнет инструктор. И опять — то же… Знаете, когда в чем-нибудь не уверен — трудно. Чики-Туко, конечно, волнуется, переживает, инструктор еще больше психует…
На другой день — не лучше. Еще перед вылетом инструктор «подбодрил»: «Вряд ли у вас что-нибудь получится». И точно: вместо двух витков Быстров уже четыре делает. На землю сядут, на Быстрова, говорят, смотреть было больно: кадык туда-сюда ходит — слезы глотает человек, губы до крови искусал…
Так инструктор и зарезал его на штопоре. Дал на проверку комэску, а сам смеется так, чтобы Непоседа слышал: «Смотрите, товарищ командир, чтобы он вас в землю не заштопорил!»
Вот на этом и кончилась бы, наверно, летная биография Человека-Непоседы, если бы…
Полетел с ним комэска и убедился, что инструктор прав: штопор делать курсант не может. Наверно, боязнь земли.
Сели, зарулили на стоянку. Быстров остался в кабине, комэска вылез и пошел на КП. Что он там говорил, Быстров не слышал, но увидел, как инструктор с усмешкой закивал головой: правильно, мол, другого выхода нет. Дежурный по КП курсант, слышавший их разговор, медленно отошел в сторону и руками показал Быстрову крест: все, Леша, отчислить, и отвернулся, чтобы не видеть его лица…
И вот тут-то Чики-Туко словно с ума сошел. «Отчислить? Никогда больше не подняться в воздух?! Ну так хоть последний раз! А там будь что будет!»
Он даже не вырулил на старт. Как был на стоянке, по газам. — и только пыль столбом. Инструктор ахнул: «Кто взлетел? Этот тип?!» На КП — переполох. Кто знает, что надумал курсант, который понял, что ему больше не летать?! Комэска приказал выложить знак: «Полеты закрыть, всем немедленно на посадку».
А Чики-Туко набрал высоту — и в штопор! Один виток, второй, третий, седьмой, восьмой… До земли — двести метров! Комэска сел на стульчик, бледный, как полотно. Дежурный по полетам кричит: «Санитарную машину!»
Метров на сто пятьдесят Быстров вывел самолет из штопора, снова полез вверх. И опять — витков пятнадцать. Инструктор чуть не упал. Картинка, говорят, была не из веселых… Когда Человек-Непоседа в третий раз начал набирать высоту, на КП приехал начальник училища — старый летчик, друг Чкалова, комбриг (сейчас он в полярной авиации). Вышел из машины, комэска ему обо всем доложил.
Он знает, что вы хотели его отчислить? — спросил комбриг.
Наверно, догадывается.
Плохо…
В это время Чики-Туко набрал высоту, сделал штук пять петель, боевой разворот, одну за другой четыре глубокие восьмерки.
Отличный пилотаж, — проговорил комбриг, наблюдая за самолетом. — По каким причинам отчисляете?
У него какая-то боязнь при выполнении штопора. Чрезмерная нервозность…
Комбриг ничего не сказал. Он слышал, как Быстров убрал газ.
«Сейчас начнет», — подумал комэска…
Говорят, это был классический штопор. Никто не выдержал до конца, кроме комбрига. Позакрывали глаза, поотворачивались. Ждали: вот сейчас — удар, треск, взрыв и… конец. Комбриг стоял спокойно, только жадно затягивался папиросой и чуть-чуть побледнел…
На этот раз Чики-Туко вырвал машину из штопора метров на шестьдесят. Подвернул к «Т», рассчитал и точно притер у самого полотнища. Потом зарулил на стоянку, выключил мотор, вылез и, увидев начальника училища, пошел прямо к нему. Ни разу не взглянул ни на комэска, ни на инструктора. Подошел к комбригу, не торопясь снял шлем и бросил его в сторону.
Больше не пригодится, — тихо проговорил он. Встал «смирно» и добавил: — Я знаю, что меня ждет, товарищ комбриг… Я готов…
Комэска откозырял:
Разрешите арестовать, товарищ начальник?
Что?.. — Казалось, комбриг не расслышал. Долго смотрел на Быстрова, и все видели, — как он едва заметно улыбнулся. Потом отвел комэска в сторону:
Вы говорите, какая-то боязнь при штопоре?
Комэска промолчал.
Что же вы предлагаете? Арестовать?
Несомненно. Предать суду. Такой заразительный пример нельзя…
Комбриг не дал ему докончить:
— Вы видели, как он летал?
И уже садясь в машину, проговорил:
Хорошо. Арестуйте его на двадцать суток. После этого пришлите ко мне. Я думаю, вы не будете возражать о переводе его в другую эскадрилью? До свидания.
Потом еще раз взглянул на стоявшего без шлема Чики-Туко и сказал не очень громко:
Он будет отличным летчиком!
Уже через месяц после начала полетов Андрей почувствовал, что самое трудное для него будет — расчет на посадку. Вначале все казалось необыкновенно простым и несложным: правильно построить «коробочку», вовремя убрать газ, не поторопиться и не запоздать с четвертым разворотом — и самолет сам сядет у «Т». Но когда он без помощи инструктора начинал этот расчет на посадку, оказывалось, что все это не так просто. То он не учел силу ветра и самолет садился в двадцати-тридцати метрах от «Т» с «недомазом», то не до конца убрал сектор газа и «промазывал», то плотность воздуха была больше, чем накануне предыдущего полета, и самолет проносился над «Т» под неодобрительные восклицания финишеров.
Быстров терпеливо указывал на ошибки Андрея, но эти ошибки повторялись изо дня в день, и казалось, никогда не настанет время, когда инструктор скажет курсанту:
Вот теперь хорошо, Степной!
Андрей приуныл. Он, конечно, знал, что очень многие курсанты «болеют» такой же болезнью. Но все-таки большинство курсантов уже готовились к самостоятельному вылету, преодолев неудачи, а вот он ничего не может сделать. Никто его не упрекал, наоборот, все ободряли, а он приходил с полетов усталый и разочарованный, садился на подоконник и угрюмо смотрел на плывущие облака, словно в высоком небе хотел прочесть ответ на свой вопрос: «Что же делать?»