Шпага чести

— Браво, Делен, и этот сбит!

«Все это хорошо, — подумал Мартен, — но дело идет к развязке. У нас кончаются бензин и снаряды. Положение безнадежное».

Он всаживал в одного из «мессов» свою последнюю очередь, когда над ним промелькнул краснозвездный Ла-7. «Наверное, почудилось, — подумал Мартен, — откуда здесь взяться ему?» Но услышал в приемнике возбужденный голос Блетона:

— Русские! Группа Лавриненкова! Как всегда вовремя.

— Мартен, — донесся голос Игоря-Мишеля. — Фино приказывает выходить из боя. Он поднимает группу.

Игорь из-за дымки плохо видел, как разворачивались события, но по времени боя, да и по неравенству сил мог судить, в каком положении оказались его собратья. Именно с помощью Эйхенбаума через Дельфино и Захарова группа Ла-7 была переброшена на выручку французам из другого района действий. Продолжение боя дорого обошлось гитлеровцам — недосчитались еще семи самолетов.

Лишенный связи, Мартен вышел из боя, встал в круг, ожидая ведомых. Пришел Делен, за ним — Блетон.

Менью все нет. И нигде не видно его.

Надо уходить. Хотя бы хватило горючего. Уже приближались к аэродрому, когда в наушниках раздалось:

— Не двадцать пять! Не двадцать пять!

Это что есть силы кричал капитан Луничкин. Он не знал французского языка. Обычно его распоряжения кто-то переводил. «Двадцать пять» означает «посадка разрешена». «Не двадцать пять» — видимо, садиться нельзя. А вдруг он что-то путает? Куда идти на последних каплях бензина? Ответить без передатчика не могу. Как поймут меня ведомые?» — думал Мартен.

— А черт вас побери, не двадцать пять, не двадцать пять! — снова загремел Луничкин и добавил несколько крепких русских слов.

Тут уже сомнения рассеялись — надо уходить на ближайшую точку. Но что там внизу произошло? Мартен присмотрелся — на аэродроме вспыхивают султаны взрывов. Артиллерийский обстрел! Вот те на! Хорошо, что еще хоть немного можно продержаться в воздухе.

Сели на запасную площадку с остановившимися винтами.

На основном аэродроме было повреждено несколько самолетов. Это уже не первый артобстрел по нему. Тут что-то нечисто. Начальник штаба майор Вдовин послал своего заместителя капитана Профателюка с группой солдат «прочесать» близлежащий лес. Они вернулись, ведя под конвоем переодетого в гражданское немца, имевшего при себе рацию для корректирования огня.

Дельфино понял, что здесь, в Восточной Пруссии, нужны особые меры предосторожности. Это прибавило забот: начали перекочевывать с места на место чуть ли не каждую неделю и всякий раз приходилось начинать все заново.

Вернулись разведчики — Дешане и Углофф.

— Немцы бегут через пролив, — доложили они.

— Оттепель, лед ненадежный! — удивился Дельфино.

— Проложили дощатые переправы.

— Любопытно.

Рядом с «нормандцами» на аэродром Витенберг приземлился 139-й истребительный полк во главе с полковником Александром Петровцем. Быстро все перезнакомились, узнали, что командир еще в начале войны был сбит, взят в плен, бежал, проделав дыру в вагоне, партизанил, вернулся в полк.

— Надо же! — удивился тогда Дельфино. — У тебя почти такая же судьба, как у Лавриненкова.

А узнав от Дельфино, каким образом переправляются через пролив немцы, Петровец попросил:

— Надо моим ребятам ударить по переправам! Наши Як-девять больше приспособлены для этого.

Стартовала четверка во главе со старшим лейтенантом Долголевым. Пробившись сквозь завесу зенитного огня, они пулеметными и пушечными очередями прошлись по переправе, а когда двинулись на второй заход, ведущий отвалил в сторону, стал снижаться: в самолет попал вражеский снаряд. Долголев садится на лед с убранным шасси. Пилот выскакивает из кабины, видит, что к нему отовсюду бегут гитлеровцы, и извлекает из кобуры пистолет. Ведомый лейтенант Михеев доложил Петровцу о случившемся.

— Прикрыть Долголева, — последовал его приказ. — Не дать врагу возможности взять его в плен.

Комполка тут же послал к месту происшествия еще одно звено самолетов. Фашисты, несмотря на ураганный огонь с неба, приближались к советскому летчику.

У его ведомых кончается бензин. Они торопятся домой, чтобы тут же вернуться. Но уже без Михеева. Тот по разрешению Петровца пересел на По-2, на котором собрался снять со льда своего командира.

— Над заливом появились «желтые», — доложили летчики.

Александр Кузьмич звонят Дельфино:

— Луи, подними дежурное звено, прикрой моего По-2, нужно спасти Долголева.

— О чем разговор! Сделаем!

Дельфино поднял эскадрилью. Под ее эскортом Михеев благополучно приземлился возле машины Долголева, взял его на борт, доставил домой. А французы сцепились со старыми «знакомыми» — «мельдерсами».

«Нормандцам» давно хотелось захватить в свои руки хоть одного из них. Кажется, сейчас такая возможность представится. Четверка — Шаррас, Анри, Дешане, Блетон, плотным клином врезавшись в строй «мессов», отбила одного из них, зажала сверху, снизу, сзади и повела к своей территории. Остальные ринулись ему на выручку, но перед ними стеной встали французские и советские «яки», подоспевшие на помощь.

«Пленник» забился, как рыба в сети, бросался из стороны в сторону, чуть не врезался в Дешане и, не находя спасения, взвивался вверх, потом, теряя скорость, заваливался в штопор.

— Хитрая бестия! — говорит Шаррас. — Блетон, отруби ему крылья, а то уйдет у самой земли.

Из последнего пополнения Пьер Блетон считался лучшим стрелком. И на этот раз он подтвердил свою репутацию — превратил «месса» в щепки. Над летчиком раскрылся купол парашюта. Он садится прямо в расположение наших пехотинцев.

«Вот и поговорим», — подумал Шаррас.

На следующий день пленного по просьбе Дельфино доставили на аэродром. Он был щуплый, беловолосый, средних лет.

— Что интересного расскажете нам? — спросил комполка.

Переводил Жорж де Фрид, немного знавший немецкий.

— Мне нечего сказать.

— Сколько на вашем счету сбитых самолетов?

— Ни одного.

— Как же так? Ведь вы в отборной эскадрилье.

— Все сбитое мной принадлежит великому асу ему командиру барону фон Бренделю.

— Как это понимать?

— Все победы, почести и награды принадлежат тому, кого мы призваны защищать в бою.

— И вас это устраивает?

— Я — ведомый, тень своего командира, делаю все ради него.

— До каких же пор?

— Пока сам не стану командиром.

Слушали это с удивлением. Нигде, кроме немецкой армии, такого не встретишь, А он, этот щуплый плюгавец, еще и гордится тем, что обеспечивал победы своему «великому асу».

Стало, наконец, проясняться, почему эскадрилья «Мельдерс» не оправдывает надежд Геринга. Если ведомые только защищают ведущего, если им ничего не перепадает от пирога славы, откуда же браться инициативе, дерзости, отваге?

После этого у французов снизился интерес к «желтым»: отнесли их к разряду обычных «мессов».

Допрос немца подходил к концу, когда примчался запыхавшийся Ромер:

— Командир, пришла радиограмма. К нам летят генералы Пети, Захаров и Левандович.

— Прекрасная новость, Морис! Приготовь данные о нашей работе с января.

— Уже готовы, мой командир.

— Тем лучше. Передайте всем: пусть приведут себя в надлежащий вид. А то я видел сегодня в воздухе небритого.

— По тревоге поднимались, не успел…

— Сейчас должны все сделать.

Но что тут можно было успеть, если Ли-2 уже показался на горизонте.

А генералы приехали не смотр устраивать — привезли награды. Полку вручили орден Красного Знамени; Луи Дельфине, Рене Шаллю и еще семнадцати летчикам — ордена Отечественной войны 1-й степени. Всего 44 летчика получили высокие советские награды. Старший лейтенант Жозеф Риссо, еще не вернувшийся из отпуска, удостоен ордена Александра Невского. Печально было слышать имена Казанова, Панвена, Ирибарна, Менью, Микеля, Монжа, Пикено, Вердье, Керна, Гастона, значившихся в Указе Президиума Верховного Совета СССР. Их уже не было в живых. Но за них фашисты заплатили шестьюдесятью самолетами.