Страница 58 из 67
— Пожалуйста, погромче — для всех.
— Хорошо, слушайте. Известный туркменский сатирик Кемине пришел на свадьбу в драном халате. Его усадили у порога, не дали угощения. В другой раз он надел дорогой халат — пригласили в красный угол, стали лестно говорить о нем. Тогда Кемине принялся размазывать еду по халату, приговаривая: «Ешь, мой халат, ешь! Видишь, какое почтение оказывают тебе?»
Эйхенбаум еще переводил сказанное Амет-ханом, а по залу уже катилась волна смеха. Французы — тонкие ценители юмора: им не нужно разжевывать смысл изречения.
Смех смехом, а за праздничным столом «нормандцы» и гости никогда больше не говорили о заслугах друг друга.
В новогоднюю ночь до утра звучали «Марсельеза», «Катюша» и прекрасно исполняемая штурманом дивизии майором Серегиным под собственный аккомпанемент на аккордеоне «Татьяна, помнишь дни золотые».
То, чем жили все последние дни, началось 13 января. В 9.00 тысячи орудий и минометов ударили по укреплениям врага. Целых два часа над его позициями бушевал огненный ураган.
Земля дрожала даже под ногами французов, находившихся в двадцати километрах от линии фронта.
У аспиранта Игоря Эйхенбаума лопнула барабанная перепонка. Это случилось потому, что Игорь находился непосредственно па НП артиллерийских батарей и батарей реактивных минометов — «катюш».
Накануне его вызвал генерал Захаров, приказал потеплее одеться и отправиться на передний край, откуда осуществлялось радионаведение самолетов на цели.
Эйхенбауму предоставили все лучшее: французскую штормовку, английские меховые куртку и штаны, русские толстенные унты на меху. Вручили также пистолет, автомат, планшет с необходимыми картами. Он захватил с собой флягу спирта.
От Мишеля (позывной Игоря) требовалось обеспечить передачу для полка «Нормандия — Неман» максимума информации о вражеской авиации. Она стекалась к нему по телефону с постов оповещения, разбросанных по фронту километров на двадцать. Кроме того, он мог получить команду от глубинной разведки обеспечить перехват группы самолетов противника, взлетевших где-то в его тылу.
Разумеется, подобную информацию по своим каналам получал и Дельфино. Однако штаб полка не был так близок к наземным советским войскам, не мог своевременно знать, что у них творится и в какой помощи они нуждаются.
13 января, когда в том была самая острая необходимость, ни одного самолето-вылета не состоялось. Летчиков накрепко прижал к земле густой, непроницаемый туман. Этот проклятый туман сыграл злую шутку с нашими штурмовыми группами. В 11.15, когда наступила мертвая тишина, они ринулись на вражеские позиции. Немцы, скрытые туманом, бешено отстреливались из всех блиндажей и окопов.
Траншеи, заваленные трупами и залитые кровью, без конца переходили из рук в руки. Лишь к вечеру нашим воинам удалось закрепиться на третьей линии обороны. А их было шесть.
Эйхенбаум, оглушенный канонадой, страдающий от боли в ухе, удрученный всем, что видел, не мог найти себе места. Он терзался от сознания собственного бессилия, от того, что во всей этой кутерьме для него не нашлось хоть какого-то мало-мальски стоящего дела. Нет погоды — он без работы.
Бои по взламыванию вражеской обороны продолжались.
Эйхенбаума сняли с НП, направили во 2-й Тацинский танковый корпус, с которым его полк взаимодействовал при форсировании Березины и Немана. Командир корпуса генерал Буркалин был краток:
— Полагаю, вы знаете свое дело. В одиннадцать ноль-ноль мои танки двинутся на прорыв линии фронта. Цель — Кенигсберг. Вот возьмите оперативную карту. В случае угрозы пленения — уничтожьте.
Игорь уже имел опыт наведения самолетов на цели с передовой линии. Но с танка, на ходу? Возникло много вопросов, только задавать их уже было некому — все занялись своими срочными делами.
«Хотя бы ветер поднялся, разогнал бы туман, низкие облака», — с тоской подумал Игорь. Природа как будто вняла его просьбам — к началу атаки наступило просветление.
Рев моторов и лязг гусениц возникли внезапно и как бы ниоткуда. Техника была так замаскирована под снегом, что никому и в голову не приходило, что здесь, на этом небольшом участке, находится целый танковый корпус.
Бронированная лавина рванулась вперед. За нею на радиомашине метнулся аспирант Эйхенбаум.
Случайный вражеский снаряд повредил ее. Пришлось пересаживаться на танк и, пользуясь его радиостанцией, настраиваться на нужную волну.
— Алло! Раяки! Я — Мишель. Квадрат четыреста сорок четыре — двести двадцать пять. Надо прикрыть наступление танков.
— Мишель! — раздался в ответ обрадованный голос Дельфино. — Ох и долго мы ждали твоего сигнала. Вылетаем!
Вызов пришелся в самый раз. В то время, когда наши танки сошлись в смертельной схватке с «тиграми» и «пантерами», над ними до сотни «яков» и «лавочкиных» сцепились в огненной карусели с «мессами» и «фоккерами».
Горели, взрывались, скрежетали земля и небо.
Игорю предложили пересесть на одну из машин, подвозивших снаряды. И только он покинул свой Т-34, тот напоролся на мину. От детонации взорвался боезапас, башня отлетела в сторону метров на тридцать…
У Эйхенбаума не было времени даже на то, чтобы испытать чувство ужаса: справа заходила в бомбовую атаку стая «хейнкелей».
Фино — так сокращенно обращаются французы к своему новому командиру — связан боем с «мессами» и «фоккерами». Их столько же, сколько и «яков». Но кому-то надо спасать танкистов от бомб!
— Фино! Фино! Справа внизу — «хейнкели».
Дельфино не нужно растолковывать, что к чему. Понял: может произойти беда — удары «хейнкелей» ему хорошо известны.
— Матрас! Бери на себя истребителей. Остальные раяки — за мной!
Через пять минут Игорь, по его выражению, не знал, куда деваться: на землю один за другим валились вражеские самолеты. Они тут же взрывались, осыпая обломками и осколками наступающие танки.
Эйхенбаум заметил: появилась новая группа «мессеров» с желтыми полосами. «Мельдерс»! Настигает группу Дельфино.
— Фино! Я — Мишель. Берегись. Сзади — «мессы». Вдруг в эфирный хаос врывается бодрый, задорный голос Амет-хан Султана:
— Французы, бейте «хейнкелей»! Мы займемся «мельдерсами»!
Игорь с азартным интересом наблюдает за происходящим.
А происходит молниеносная, разящая атака.
Эйхенбаум, по номерам самолетов определяя их пилотов, только успевает загибать пальцы: «Лавриненков — сбил, Головачев — подбил, Амет-хан «сковырнул» двоих, Борисов — поджег. Ура-а-а! «Желтые» бегут, бегут!»
Радиопередатчик был включен.
— Мишель, спасибо за мастерский репортаж с места боя! — прозвучал голос Дельфино. — Матрас, а Матрас, как дела?
— «Фоккеры» рассеяны.
В тот день войска 3-го Белорусского фронта прорвали вражескую оборону. Французы сбили восемь, гвардейцы 9-го истребительного авиационного полка десять самолетов противника.
К сожалению, «нормандцы» недосчитались Шарля Микеля.
Морис Робер занес его в длинный список пропавших без вести.
Теперь на Робера была возложена обязанность заниматься личными вещами не вернувшихся с задания. Он произвел тщательную опись всего, что осталось у Шарля, сложил в мешок, готовился опломбировать его, чтобы с первой оказией отправить в военную миссию, когда подошел Дельфино.
— Не торопись. Может, дождемся…
Он надеялся на способности Эйхенбаума, которому лично поручил разыскивать следы тех, чьи койки оставались пустыми.
Игорь принялся опрашивать пехотинцев, местных жителей, военнопленных. Находились очевидцы падения самолетов. Но речь шла большей частью о немецких, реже о советских, а вот с трехцветным коком видеть никому не приходилось.
Каким тяжелым ни был день, с наступлением ночи сон не сразу всех сваливал с ног. У каждого пилота накопилось много впечатлений, переживаний, просившихся наружу.
— Я веду огонь, — рассказывает Матрас, — и вдруг чувствую: «як» самовольно опускает нос. Что за чертовщина? Оказывается, заглох мотор. Осмотрелся, нет ни дыма, ни огня. Пробую подкачать бензин ручной помпой. А тут «фоккер», которого я преследовал, разворачивается, пристраивается в хвост. Что делать? Уже включил передатчик, чтобы предупредить о нависшей надо мной угрозе. И тут мотор заработал. Я свечой вверх — перебои. Стал одной рукой качать насос, а второй заводить «як» в атаку. Вот как пришлось добивать зверя. Это стоило вот чего. — Матрас показал ладонь левой руки, на которой кровоточила мозоль.