Страница 36 из 77
Эпизод пятый. Недалеко от станции Хотинец мы были вынуждены задержаться. Приказ же гласил, как можно быстрее перерезать железную дорогу Орел — Брянск. Немцы на небольшой высоте укрепились. Закопали танк и установили орудия. Попытка сбить противника с ходу успеха не имела. Танки отвели на расстояние, недосягаемое для прямого выстрела немецких танков и орудий. Вперед выдвинулись рота автоматчиков, рота ПТР и мотострелки. Атака не удалась. Потери были большие. Сообщения поступали о большом количестве раненых. Эвакуировано же было немного. Я пошел в роты разобраться и организовать эвакуацию раненых. Раненых действительно было много. Находились в нескольких бывших немецких блиндажах.
Легкораненые не уходили самостоятельно потому, что не знали расположения медпунктов. Оказалось, что офицеры этой информацией располагали, но не довели до всего личного состава. Санинструкторы и медсестры тоже оказались не на высоте. Легкораненых отправил. Они добирались самостоятельно. Для тяжелораненых вызвал машину. Остановилась она не так далеко. Боженко, Кузнецов и Беседа с помощью автоматчиков стали переносить раненых к машине. Машине потребовалось сделать не один рейс. Командовали ротами раненые офицеры. Я их тоже отправил с другими ранеными. Получилось так, что роты остались без офицеров. Командовали сержанты. Командиры рот просто не докладывали о своих ранениях. Телефонный звонок сверху. Требовали к телефону кого-либо из офицеров. Звонил начальник штаба бригады подполковник Щербак. Так как строевых офицеров не было, телефонист позвал меня. Для меня и сейчас не понятно, как получилось, что начальник штаба бригады через голову командования полка связался непосредственно с передним краем. Возможно, потому, что с нами вместе были и мотострелки. В резком тоне, с угрозами требовал опрокинуть немцев. Я пытался доложить, что я доктор. Мало смыслю. Ругань и опять угрозы, и положил трубку. Так как угрозы частенько исполнялись, мне стало не по себе. Доложил в штаб полка. Заместитель начальника штаба старший лейтенант Меркулов ответил: «Ты получил приказ, вот и выполняй». Надо было что-то делать. Собрал в землянку младших командиров, старых солдат, личный состав больше десятка человек. Сколько, точно не считал, и объяснил суть дела. Откровенно сказал, как выполнить этот приказ, я не знаю, давайте думать вместе. Такая постановка вопроса для присутствующих была неожиданна. Через пару минут молчания начались высказывания. Предложения встречали возражения, даже споры, перепалки. Я пока помалкивал. Наконец пришли к наиболее выгодному варианту. Ночью, перед рассветом, снять без шума часовых и опять же тихо с флангов добраться до немцев. Все получилось. Я уже говорил, что немцы продолжали быть самоуверенными и беспечными. Ночью положено спать. Завязалась драка уже на позиции немцев. У немцев паника, и они побежали. Наши солдаты сразу же развернули в сторону немцев пушки и башню танка. Наши потери были небольшие. Несколько раненых. Заняли позиции для обороны. Я доложил в штаб полка и просил как можно скорее прислать помощь. Немцы могли вот-вот перейти в контратаку. Возглавить подразделения пришел заместитель начальника штаба Меркулов. По его поведению я понял, что он не среагировал на мой доклад о получении приказа Щербака и получил хорошую взбучку. Доклады об этом бое пошли по инстанции. С большим удивлением узнавали, что бой выигран под командованием доктора. Так я невольно стал известен старшим начальникам. Для себя сделал вывод: надо не пренебрегать советами младших. Это осталось на всю жизнь. С утра наши части пошли вперед. Немцы всякими путями старались задержать наше движение вперед. Но полк с десантом мотострелков выбил немцев со станции Шахово. Поставленная задача была выполнена. Железная дорога перерезана. Бросилось в глаза то, что железнодорожные рельсы через каждые 25–30 метров были взорваны. Еще не полностью выветрился запах взрывчатки. Боевых эпизодов было множество. Обо всех не расскажешь и все не опишешь. Орловская операция подходила к концу. Освобождено от врага много населенных пунктов. От многих деревень остались головешки после пожаров и печные трубы, как памятники. Если на немецкой стороне зарево, то это говорило о том, что немцы жгут селения и отступают. Освобожден г. Орел. Первая благодарность Верховного Главнокомандующего и первый салют освободителям Орла и Белгорода. В их числе и мы — наша 4-я танковая армия. У нас в полку осталось мало сил и средств. Не только у нас. В других частях такая же картина. 4-я танковая армия была выведена на переформирование. Нашему полку было отведено место дислокации на опушке брянского леса, около трех километров от села Песочное и в семи километрах от г. Карачева. О Карачеве надо сказать несколько слов. Ни одного дома не разрушенного не было. Руины. В Карачеве действовали специальные подразделения подрывников и поджигателей. Карачевский метод они использовали на протяжении оставшихся лет войны.
Итак, в Орловской операции полк был без врача, но медработники со своей задачей вполне справились. Об этом заявил командир полка на совещании офицерского состава, когда давал характеристику подразделениям и службам полка в период прошедших боев. Авторитет медработников полка был высокий. Лейтенант медицинской службы Боженко, старшина Голубев, санитар рядовой Беседа, медсестра Шпер были награждены. Первые трое — медалями «За отвагу», а Шпер — медалью «За боевые заслуги». Награжден медалью «За отвагу» и я. Позже я получал награды не раз, но медаль «За отвагу» самая ценная. Итоги боев подводились на всех уровнях. На счету подразделений полка много уничтоженных танков, бронетранспортеров, орудий, дотов и живой силы противника.
Итоги работы медицинских служб частей и подразделений подводил начальник медицинской службы корпуса. В целом была дана высокая оценка. Однако в выступлении командира медсанбата в мой адрес было высказано несколько нелестных слов. Он назвал меня «медицинским извозчиком».
Раненые с полка поступали без достаточной медицинской обработки ран, просто с первичными перевязками. В мою защиту высказался начальник медсанслужбы бригады майор медицинской службы Скляренко. Он говорил, что лейтенанта медицинской службы Козубенко надо не упрекать, а благодарить за то, что первая медицинская помощь оказывалась непосредственно на поле боя и раненые в короткие сроки доставлялись в медсанроту бригады и в медсанбат. Конечно, с санитарно обработанными ранеными справляться было легче, но в полку два фельдшера без врача. Эту мысль поддержал и начальник медсанслужбы корпуса в своем заключении.
Но гладко все не бывает. Врачи бригады при осмотре на форму-20 — это на вшивость — обнаружили у ряда танкистов вши, и мне серьезно попало. В боях за этим просто никто не смотрел, да и я не думал об этом. Организовали помывку личного состава, прожарку белья и обмундирования. Недостатки устранили.
Полным ходом шло обустройство санчасти. В палатке развернули амбулаторию, вырыли и оборудовали землянку для личного состава и землянку для медсестер. Вновь беготня за получением медимущества. Это было на мне, а амбулатория на Боженко. Началась повседневная медико-санитарная служба. Общее санитарное состояние жилых палаток. Много внимания забирал пищеблок, занятия по медподготовке, да и амбулаторный прием. У некоторых были открытые раны. Шла интенсивная подготовка к предстоящим боям. Занятия шли по планам боевой подготовки. Медработники проводили занятия по оказанию самопомощи и взаимопомощи при ранениях, как пользоваться индивидуальными перевязочными пакетами (ИПП). По вечерам старожилы делились опытом. Каким образом надо покидать подбитый или подожженный танк, а главное, как себя вести в бою. Эти беседы поощрялись и даже направлялись командованием.
В один из дней мне доложили, что в полку начальник медицинской службы армии полковник медицинской службы Васильев. Навести марафет не успели. Минут через десять группа офицеров во главе с полковником медицинской службы пришла в санчасть. Как положено, отдал рапорт. Тот поздоровался и сказал: «Так вот ты какой, вояка, расскажи о бое у Хотынца, хочу послушать». Я сказал, что там воевал не я, а солдаты. Я присутствовал. «Скромность, это хорошо. Показывай санчасть», — сказал полковник. Он осмотрел амбулатории, там ему представился Боженко, посмотрел землянку. Остался доволен. Спросил, а где живут медсестры. Я показал на землянку. Она была несколько в стороне. Полковник заглянул туда. Там было грязно, не убрано. Остался недоволен. Обращаясь ко мне, сказал: «Почему допустили до такого безобразия?» Я вздумал обратиться к нему с просьбой, чтоб двух медсестер убрали из санчасти. В боях я их не видел, да и сейчас редко вижу. Полковник, обращаясь к начальнику медсанслужбы корпуса, сказал, чтобы разобрались, так как положение явно ненормально. Начальник ответил, что разберется, и тут же доложил, что в полку израсходовано более двух комплектов индивидуальных перевязочных пакетов. Полковник обратился ко мне. В чем причина? Я доложил, что ранения танкистов, как правило, множественные, обширные ожоги. Одного пакета не хватает на перевязку. Поэтому танкисты имеют, как правило, два пакета. Санинструктору таскать большое количество пакетов невозможно. Полковник Васильев выслушал и сказал, что доводы лейтенанта имеют под собой почву. Начальство уехало. Для меня начались нервозные денечки. Командир полка сразу же после убытия полковника набросился на меня. Его матерщине мог бы позавидовать и флотский боцман. Когда сказал, что выгонит из полка, я додумался ответить, что дальше фронта не пошлют. Ругань продолжалась еще интенсивнее. Это все слышали, не только кто был рядом, но и танкисты. Причина ругани была в том, что одна из медсестер была пассией командира полка. Неприязнь командира полка усилилась. Мне сочувствовали. Благо, что его — подполковника Артемьева — скоро отозвали из полка. Танкисты, и особенно офицеры, не любили его из-за высокомерия, грубости, да и трусливости. Отъезд его из полка восприняли с облегчением. В полк прибыл новый командир полка подполковник Сергеев. Считаю нужным остановиться на особенностях нашего полка.