Страница 2 из 47
Когда мы пришли в Киев, это было примерно 15–17 июля 1941 года, то командующий фронтом Кирпонос пополнил нашу дивизию, потому что мы, конечно, имели потери большие. Дивизия перекрывала Черниговское шоссе в районе Бровары. Дивизия там находилась до 19 сентября.
При отходе из Киева потопили мы Пинскую речную флотилию, не взорвали, а аккуратно потопили на Подоле, в черте города. Взорвали три моста — два железнодорожных и шоссейный мост Киев — Чернигов, стали выходить. Я с ротой в районе Борисполя столкнулся с немцами, человек 10 автоматчиков. Разгромили их и пришли в село Большое, километров 20–25 от Киева. Я сориентировался: что дальше делать? Дивизия пошла в обход, а я, поскольку прикрывал, оказался в тылу у немцев. Я с заместителем по политчасти, Саркисян у меня был такой замполит, решил посоветоваться. Спрашиваю:
— Ованес, что будем делать?
— Ты — командир, принимай решение.
— Единственное решение — озеро Гнилое, 18 километров идти. Прикинул по карте, где оно проходимое, где непроходимое.
— Я буду идти первым, а вы за мной гуськом. Я с кочки на кочку буду прыгать, и вы прыгайте.
И мы за ночь эти 18 километров прошли. На рассвете мороз ударил, вода холодная, вы сами понимаете. На рассвете вышли в лес, и я принял решение: обмундирование быстренько отжать, опять надеть на себя, тело обтереть — война есть война. И пришлось нам потихонечку идти по тылам врага. Днем мы устраивали дневку, потому что пройти было нельзя. А ночью немцы отдыхали, ночью мы сколько могли, столько проходили. Питались, конечно, худо-бедно жители помогали: кто вареную картошку давал, кто еще что, снабжения-то никакого нет. И я месяц с лишним шел по тылам врага со своей ротой.
Был конец октября, когда мы к своим вышли. Всех выходящих из окружения было приказано направлять в город Лиски Воронежской области, там располагался сборный пункт. Я с бойцами на попутных машинах, на железнодорожных платформах добрался до Лисок. Представились начальнику сборного пункта, он нас разместил по жилым квартирам и поставил на довольствие. В Лисках мы пробыли, наверное, с месяц. Все старое обмундирование сняли, новое дали. Приходит время — посылают меня в Воронеж в штаб округа. На вокзале в Воронеже у коменданта спросил, как мне найти заместителя командующего округом по инженерным войскам, он сказал, где тот находится. Я прибыл туда, генерал хорошо принял меня, говорит:
— Товарищ Рябчуков, есть решение вас назначить в вашу прежнюю дивизию…
— А мою роту? Ведь со мной 30 с лишним бойцов!
— А мы их переподчиним кому-нибудь.
— Нет, я вас прошу. Мои люди со мной воевали в Финляндии, Польше, эту войну начали. Это будет неправильно, если вы их оторвете от меня. Давайте, раз меня посылаете в дивизию, я их в дивизию возьму с собой.
Командиром дивизии был полковник Берестов[4]. Ему позвонили, он сказал, что не возражает, пополнение все равно брать, какая разница откуда. Они находились в домиках в городском саду, он сказал, чтобы я туда пришел. Я пришел, представился, и командир дивизии принял решение:
— Василий Николаевич, ты был командиром роты. Давай назначим тебя полковым инженером.
Должность не выбирают, на должность назначают. Война есть война, и меня назначили полковым инженером 781-го стрелкового полка 124-й стрелковой дивизии.
Дивизия называлась 124-й, поскольку сохранила знамя и формировалась на старой базе. Знамя вынес один боец, он обвязал его вокруг себя и вышел к своим. 5 января 1942 года — дивизия размещалась в поселке Придача на окраине Воронежа — ночью нас подняли и отправили маршем на вокзал. Были поданы платформы для техники, вагоны для бойцов. Высадили нас в районе Белгорода, дивизия вошла в состав 21-й армии. В ее составе мы находились до 28 июня 1942 года.
28 июня 1942 года немцы решили взять реванш за поражение под Москвой и на рассвете нанесли мощнейший удар при поддержке более двухсот танков. Дивизия с боями начала отходить, мы потеряли в этом бою Берестова. Дивизию временно возглавил начальник штаба полковник Таварткиладзе Николай Тариэлович, через несколько дней принял дивизию полковник Белов[5], который до этого командовал бригадой. Он мне говорит:
— Вы кто?
— Я полковой инженер.
— Ты будешь командиром батальона[6], приказ поступит. Не хватает командного состава, а ты имеешь опыт, как мне тут подсказали.
— Есть! — Я возражать не стал.
На Дону, в районе города Серафимович, завязались тяжелые бои. Мы там немцев разгромили и тут же в ночь на 17 октября 1942 года получили задачу захватить плацдарм в районе хутор Кузнечиков — станица Усть-Хоперская. Белов мне говорит: «Рябчуков, что будем делать?»
А табельных средств нет, потому что дивизия потеряла все. Я приказал у жителей ворота поснимать и сделать плоты из них, потому что три полка надо переправить. И мы в ночь на 17 октября переправили дивизию — немцы не ожидали. Мы им нанесли тяжелый удар, отбросили их на 12–15 километров, аж на дорогу Клетская — Серафимович. Я сразу приказал саперам минировать дорогу, прикрыли тут дивизию. Немцы пытались нас выбить — не смогли. Мы воевали на этом плацдарме до 25 октября примерно. Потом стали видеть, что на левом берегу сосредотачиваются войска; 21-я армия сначала занимала оборону на широком фронте, потом на узком. 19 ноября Донской и Южный фронты нанесли удар по немецкой группировке.
Далее дивизия участвовала в контрнаступлении под Сталинградом, освобождении Донбасса, обороне под Ворошиловградом с ноября 1942 года до лета 1943 года, в боях на реке Миус в составе 5-й ударной армии.
В конце августа 1943-го наша дивизия перешла в наступление на узком фронте в направлении Саур-Могила; наш саперный батальон прикрывал балку Камышеваха, это примерно 5–7 километров от Саур-Могилы. Немцы решили дивизию потеснить, вернуть утраченные участки. Мой батальон в балке Камышеваха действовал не как саперный, а как стрелковый. На нас пустили 10 танков, из них 4 мы подбили из ПТР и два танка взорвались на минных полях. 27 августа в бою немцы, видимо, заметили, что у меня из-под маскхалата выглядывал бинокль. Видимо, они сразу поняли, что это командир. Со второго снаряда они меня тяжело ранили.
Ординарец подбежал — у меня изо рта кровь идет и нога перебита. Я говорю:
— Рви халат, затягивай мне рану, подними бедро кверху!
Ездовой был в кустах с дрожками, на дрожки меня взвалили. И генерал Белов меня встретил в лесопосадке:
— Рябчуков, что с тобой?
— Ранили, — говорю.
— Ну как же так?
— Товарищ генерал, всякое бывает на фронте!
Он ординарцу говорит:
— Вези его на хутор Политотделец, там медсанбат. Быстро!
И он меня привез в Политотделец, сделали мне первую операцию. Операция была долгая, тяжелая, около четырех часов осколки вынимали и прочее. И врач сказала:
— Василий Николаевич, ты не вернешься в дивизию. Если вернешься, то не скоро.
— Как не скоро?! Командир дивизии сказал, что…
— Ну, мало ли, что он сказал. Вы же без ноги практически.
Ординарцу врач сказала, что по приказу генерала Белова он должен доставить меня во фронтовой госпиталь. Госпиталь № 1459 находился в Астрахани.
Меня ординарец доставил в Сарепту, такой населенный пункт под Сталинградом, — там уже стоял пароход, который всех больных и раненых отправлял в Астрахань. В этот же день мне сделали перевязку, и на пароход. А ординарец мне говорит:
— Товарищ командир, а ведь я сам саратовский.
— Ну, это очень хорошо.
— Вот Волга, тут рядом дом мой!
— Кто же дома у тебя?
— Дома у меня мама осталась одна, а брат в Ленинграде воюет.
— Ладно, Саш, решим, когда приедем туда.
Приехали в Астрахань. Госпиталь размещался в бывшем рыбацком техникуме, стоявшем прямо у Астраханского Кремля. Привезли туда, хирург вышел, посмотрел, сказал, что надо ампутировать. Я отказался, и ординарец рубит:
4
Полковник Берестов Александр Кондратьевич, командир 124-й СД, погиб в бою 06.07.1942.
5
Полковник, затем генерал-майор Белов Александр Иванович. В дальнейшем командир 29-го (3-го гвардейского) стрелкового корпуса. Тяжело ранен в бою и умер от ран 5 апреля 1944 г.
6
225-й отдельный саперный батальон 124-й СД.