Нереал

— Ну, представлял, — честно ответил Вася. — Но, скажем так, в определенной обстановке.

— Так вот, в ту минуту, когда ваше воображение рисует вам женщину, возникает так называемый микролептонный кластер, — убежденно произнес Астралон. — То есть сгусток, что ли, на который аппаратура реагирует. Раньше, еще в прошлом веке, это называли эктоплазмой — почитайте Конан-Дойла!

Мы с Васькой переглянулись — про Шерлока Холмса все, что написал сэр Артур, прочитали, но насчет эктоплазмы там вроде ничего не было...

— Его статьи по спиритизму, — сжалился над нами Астралон. — Итак, силой мысли вы можете создать микролептонный кластер, но будет ли он существовать дольше, чем одна — две секунды, — это уже зависит от ваших способностей. Дело в том, что ваше же воображение довольно быстро этот кластер разрушает. Вы не концентрируетесь на образе, вам в голову приходят другие образы, а этот, как правило, гибнет.

— Почему — как правило? — заинтересовался Вася.

— Потому что есть люди, способные его удерживать довольно долго... — маг помрачнел. — Дольше, чем им самим бы этого хотелось. Погодите...

Он замер, сдвинув брови, резко встал и сделал рукой вот этак — ладонь вперед, чтобы собрать наше внимание в центре этой самой ладони.

— Подойдите к стойке, возьмите что-нибудь и садитесь за соседний столик! — приказал Астралон, цапнул книгу и вместе с ней исчез. Ну, не совсем исчез — вполне заметно кинулся в ту самую дверь, откуда раз в два часа появляется бабка с мокрой тряпкой, чтобы обтереть столики.

Васька тоже вскочил — очевидно, их там, где он служит, натаскивают именно на такую реакцию: делай, как я! А я человек штатский, мне такие быстрые телодвижения вредны.

— Пересаживайся, идиот... — прошипел Васька.

Очевидно, какая-то опасность все же была. Я переместился.

Васька мгновенно очутился у стойки. Что он там мог выбрать, о бессмертные боги, что? И ведь то, что он принесет, нам придется есть!

Я знаю много. Я знаю, как стряпать при помощи утюга. Когда вырубили газ и оказалось, что дома нет ни электрочайника, ни плитки, ни самовара, я исхитрялся кипятить воду на поставленном вверх подошвой утюге и на нем же жарить гренки из белого хлеба. Я могу одним батоном и заплесневевшей коркой сыра накормить шесть человек. Но как варят кислый кофе — я не знаю! Честно говоря, и знать не хочу.

Я к тому, что кофе, невинный черный кофе, который притащил Васька, в рот взять было невозможно. Наверно, в этом заведении и водка бы прокисла...

А бутерброды с сыром, которые он выбрал за относительную безопасность, были старше самого Васьки лет этак на полтораста.

Он как раз ставил эти смертоносные бутерброды на столик, к которому я плюхнулся, когда в “Анжелике” возник еще один посетитель.

Это был грязненький дедок из тех, кто собирает по мусорникам стеклотару. В огромной клетчатой пластиковой сумке, которую он приволок с собой, позвякивала именно стеклотара. И он взором профессионала прогулялся под столами.

Удивительно было, что буфетчица, уже собравшаяся уходить в кухонно-складские дебри, не обратила на него ни малейшего внимания. Хотя сбор стеклотары был, как мне кажется, скорее прерогативой бабки с мокрой тряпкой.

Маленький, беспредельно вонючий дедок увидел что-то подходящее как раз у крайнего стола — у того, где мы только что сидели с Астралоном. Он без стеснения поспешил туда и стал тыкать палкой куда-то под столик, как/ бы пытаясь достать и выкатить нечто круглое. И достал, и нагнулся, чтобы изучить добычу, но это, наверно, была не стеклянная, а пластиковая бутылка, а их в тарных пунктах не берут. Разочарованный дедок выпрямился — и долю секунды, миллиардную долю, смотрел при этом в книгу с красной обложкой.

Он хихикнул. А потом сунул руку к себе в сумку, достал горсточку не пойми чего и широким жестом выкинул это самое на пол.

Мы с Васькой, как оболваненные кролики, следили за грязной морщинистой лапой. То, что там было, вылетело, рассеялось по полу — и вдруг оказалось, что это брызги жидкости.

Дед подхватил сумку и резво двинулся к выходу.

Мы переглянулись.

Что-то изменилось в подвальчике, воздух сделался другим, что ли?

Из кухонно-складских дебрей выглянул Астралон. Он оглядел помещение, в два прыжка оказался возле нас — и дал деру! У самых дверей повернулся и негромко приказал:

— За мной!..

Васька оказался умнее меня. А может, не умнее, а более управляемым. Если бы он не научился быстро и беспрекословно выполнять приказы — его бы давно уволили. Поэтому он вскочил и кинулся к выходу сразу.

А я — птица свободолюбивая. Я подчиняюсь с большим трудом.

И именно поэтому я не бежал, а шлепал по “Анжелике” под пронзительный визг буфетчицы. Потому что из всех щелей выступила и забила широкими плоскими струями вода!

Пока добрался до лестницы, ведущей из подвальчика, промочил штаны чуть ли не по колено!

Вася ждал меня в стойке бегуна, схваченного фотокадром: локти прижаты к бокам, шея вытянута, весь исполнен нетерпения.

— Он — там, задворками чешет! Ты — за ним, я-за дедом! — распорядился Вася. — Вон он уходит!

Имелось в виду, что мне поручен Астрален.

Но со мной произошло примерно то же, что с новорожденным утенком. Если ему, когда он только-только вылупится из яйца, показать вместо пернатой мамы любой другой движущийся предмет, то он за тем предметом и пошлепает. Поэтому когда Вася с высокого старта рванул следом за старикашкой, я как мог понесся следом. И надо признаться, что мокрые штанины очень неприятно хлопают по ногам! И сундучная сумка с тремя объективами тоже легкости бегу как-то не придает.

Зловредный дедок чесал перед нами ровненькой рысцой-трусцой, но клетчатая сумка куда-то подевалась. Я, не так уж далеко отбежав от “Анжелики”, сперва потерял из виду его, а потом и Ваську И встал, как вкопанный, соображая — а куда же я, собственно, бегу?

Тут-то и увидел я опять этого дедка. Он, непонятным образом проскочив мимо Васьки, уже чесал в противоположную сторону. И увидел меня.

Дед узнал меня, более того — он понял, что я его преследую! Почти не притормозив, он сунулся ко мне и сказал: “Га-а!”

С этим односложным и ни малейшего смысла не имеющим словом из его пасти вырвалась горячая струя густейшей вони. Она еще и плотностью обладала, потому как я ощутил буквально удар в нос!

Конечно же, я шарахнулся. Дедок понесся дальше со скоростью, даже неприличной для пожилого человека. Он обернулся и что-то увидел за моей спиной. Что-то, по всей видимости, очень страшное.

Припустил он, как спринтер-олимпиец.

Прямо перед моим носом возник Васька. От него разило, как... как... как от скотомогильника, наверно...

— Вот тварь вонючая! — и он добавил слова, которых я не ожидал от него услышать. — Развернулся на полном скаку, понимаешь! Куда его понесло?

Впервые в жизни я осознал, что такое азарт погони.

— Туда! — показал я рукой.

— Назад в “Анжелику”, что ли? — и, не задумываясь, логично ли это со стороны зловонного дедка, Васька устремился к “Анжелике”.

Там вовсю разворачивалось стихийное бедствие. Пока нас не было, вода поднялась чуть ли не до стойки. Из глубины подвала неслись страшные крики — надо полагать, тонули вековые запасы кислого кофе. Народ собрался у окон, заглядывал и комментировал. Даже спорили — когда приедет аварийка? И с особым наслаждением считали вскарабкавшихся на столы мокрых крыс!

— Что он такое сделал? — Васька повторил этот жест, классический жест сеятеля, с картины... тьфу, чья же это картина?..

— Магия, — округло разведя руками, сказал я.

Прохожие от нас шарахались.

Человек, способный выдуть такой мерзкий и прилипчивый аромат, должен быть взят на особый учет Министерством обороны, подумал я, и использоваться для разгона кавказских мятежников.

— Магия! — злобно повторил Васька. — Мало нам было инкуба?

Тут к “Анжелике” торопливо подошел парень в черных штанах и длинной черной майке, трепыхавшейся, как будто под ней не было даже скелета, а один позвоночник, раздвинул толпу и, присев на корточки, посмотрел вовнутрь. Я бы и не подумал обратить на него особое внимание, но Васька буквально стойку сделал, как сеттер с поднятой лапой. В общем-то, что тот парень присел на корточки, мне Васька потом сказал.