Страница 4 из 27
Он смотрел на меня, но мои губы шептали:
— Нет!
Тогда он начал пускать в питающие меня баллоны вещества, которые вызывали в моей голове новые мучительные боли.
Я был непоколебим.
Он ушел взбешенный, осыпая меня тысячью проклятий. Я торжествовал победу.
Несколько дней Керн не появлялся в лаборатории, и со дня на день я ожидал избавительницы-смерти.
На четвертый или пятый день он пришел как ни в чем не бывало, весело насвистывая песенку.
Не глядя на меня, он стал продолжать работу. Дня два или три я наблюдал за ним, не принимая в ней участия. Но работа не могла не интересовать меня. И когда он сделал, производя опыты, ряд ошибок, которые могли погубить результаты всех наших усилий, я не утерпел и сделал ему знак.
— Давно бы так! — проговорил он с довольной улыбкой и пустил воздух через мое горло. Я объяснил ему ошибки и с тех пор продолжаю руководить работой… Он перехитрил меня!..
С тех пор как мисс Адамс узнала тайну головы, она возненавидела Керна всеми силами души. И это чувство росло с каждым днем. Она засыпала с этим чувством и просыпалась с ним. Она, в страшных кошмарах, видела его во сне. Она была прямо больна ненавистью. В последнее время, при встречах с Керном, она едва удерживалась, чтобы не бросить ему в лицо:
— Убийца!
Она держалась с ним натянуто и холодно.
Возможно, что это настроение поддерживалось ее все более расшатывающимися нервами. Дни, проведенные ею в обществе оживленной головы трупа, — все, что она узнала здесь, все потрясения не могли пройти бесследно. Не мудрено, что во всем этом она считала виновным Керна.
— Я донесу на него! Я буду кричать о его преступлении! Я не успокоюсь, пока не развенчаю эту краденую славу, не раскрою всех его преступлений! Я себя не пощажу…
— Тише… успокойтесь… Я уже говорил вам, что во мне нет чувства мести. Но если ваше нравственное чувство возмущено и жаждет возмездия, я не буду отговаривать вас… только не спешите… я прошу вас подождать до конца наших опытов… Ведь я нуждаюсь сейчас в Керне, как и он во мне. Он без меня не может окончить труд, но также и я без него. А ведь это все, что мне осталось… Больше мне не создать. Но начатые работы должны быть окончены…
В кабинете послышались шаги.
Мисс Адамс быстро закрыла кран и уселась с книжкой в руке, все еще возбужденная. Голова Доуэля опустила веки, как у человека, погруженного в дремоту.
Вошел профессор Керн.
Он подозрительно посмотрел на мисс Адамс.
— В чем дело? Вы чем-то расстроены? Все в порядке?
— Нет… Ничего… Все в порядке… семейные неприятности…
— Дайте ваш пульс.
Мисс Адамс неохотно протянула руку.
— Бьется учащенно… Нервы пошаливают? Для нервных, пожалуй, это тяжелая работа. Но я вами доволен. Я удваиваю вам вознаграждение.
— Мне не нужно. Благодарю вас.
— «Мне не нужно»! Кому же не нужны деньги? Ведь у вас семья!
Мисс Адамс ничего не ответила.
— Вот что. Надо сделать кое-какие приготовления. Голову профессора Доуэля мы поместим в комнату за лабораторией. Временно, коллега, временно! Вы не спите? — обратился он к голове. — А сюда завтра привезут два свеженьких трупа, и мы приготовим из них пару хороших говорящих голов и продемонстрируем их в научном обществе. Пора обнародовать наше открытие.
И Керн опять с некоторым недоверием посмотрел на мисс Адамс.
Чтобы раньше времени не обнаружить слишком ярко своей неприязни, мисс Адамс заставила себя задать вопрос, первый из пришедших ей в голову:
— Чьи трупы будут привезены?
— Я не знаю, и никто не знает. Потому что сейчас это еще не трупы, а живые и здоровые люди. Здоровее нас с вами. Это я могу сказать с уверенностью. Мне нужны головы абсолютно здоровых людей. Но завтра их ожидает неизбежная смерть. А через час, не позже, после этого они будут здесь — на прозекторском столе. Я уж позаботился об этом.
Мисс Адамс, которая ожидала от профессора Керна всего, посмотрела на него таким недоуменным и испытующим взглядом, что он на мгновение смешался, а потом громко рассмеялся.
— Нет ничего проще! Я заказал пару свеженьких трупов в морге. Дело, видите ли, в том, что город — этот современный Молох — требует ежедневных человеческих жертв. Каждый день, с непреложностью законов природы, в городе гибнут от уличного движения несколько человек — не считая несчастных случаев на заводах, фабриках, постройках. Ну и вот, эти обреченные, жизнерадостные, полные сил и здоровья люди сегодня спокойно уснут, не зная, что их ожидает завтра. Завтра утром они встанут, весело напевая песню, будут одеваться, чтобы идти — как они будут думать — на работу, а на самом деле — навстречу своей неизбежной смерти. В то же время в другом конце города, так же беззаботно напевая, будет одеваться их невольный палач: шофер или вагоновожатый. Потом жертва выйдет из своей квартиры, палач выйдет с противоположного конца города из своего гаража или трамвайного парка. Преодолевая поток уличного движения, они упорно будут приближаться друг к другу — не зная друг друга — до самой роковой точки пересечения путей. Потом, на одно короткое мгновение, кто-то из них зазевается, и — готов! На статистических счетах, отмечающих число жертв уличного движения, прибавится одна косточка. Именно та, которой не хватало для статистика, чтобы оправдать его предвидение.
Тысячи случайностей должны привести их к этой фатальной точке пересечения. И тем не менее все это неуклонно совершится с точностью часового механизма, сдвигающего на одно мгновение в одной точке две часовые стрелки, идущие с различной скоростью.
Никогда еще профессор Керн не был так разговорчив с мисс Адамс. И эта неожиданная щедрость!..
«Он хочет задобрить, купить меня, — подумала мисс Адамс, — он, кажется, подозревает, что я догадываюсь или даже знаю о многом. Но ему не удастся купить меня!»
Тот сложный механизм, который называют теорией вероятностей, свел тысячи случайностей в одной точке времени и пространства, и наутро на прозекторском столе лаборатории профессора Керна действительно лежали два свежих трупа.
Две новых головы, предназначенные для публичной демонстрации, не должны были знать о существовании головы профессора Доуэля. И потому она была предусмотрительно перемещена профессором Керном в смежную комнату.
Первый труп принадлежал рабочему лет тридцати, погибшему в потоке уличного движения. Его могучее тело было разрезано пополам. В полуоткрытых остекленевших глазах замер испуг.
Профессор Керн, мисс Адамс и Джон — в белых халатах работали над трупами.
— Было еще несколько трупов, — говорил профессор Керн. — Один рабочий упал с лесов. Но у него могло быть повреждение мозга от сотрясения. Забраковал я и нескольких самоубийц, отравившихся ядами. Вот этот парень оказался подходящим. Да вот эта еще… ночная красавица. За доброкачественность ее крови не ручаюсь, но другого выбора не было.
Он кивком головы указал на труп женщины с красивым, но увядшим лицом. На лице сохранились еще следы румян и гримировального карандаша. Лицо было спокойно. Только приподнятые брови и полуоткрытый рот выражали какое-то детское удивление.
— Певичка из бара в порту. Была убита наповал шальной пулей во время ссоры пьяных матросов. Прямо в сердце — видите? Нарочно так не попадешь!
Профессор Керн работал быстро и уверенно. Головы были отделены от тела, трупы унесены.
Еще несколько минут — и головы были помещены на высокие столики. В горло, в венозную и артериальную аорты, были введены трубки.
Профессор Керн был в приятно возбужденном состоянии. Приближался момент его торжества. В успехе он не сомневался.
На предстоящую демонстрацию и доклад профессора Керна в научном обществе были приглашены научные светила. Пресса, руководимая умелой рукой, помещала предварительные статьи, в которых восхвалялся научный гений профессора Керна. Журналы помещали его портреты. Выступлению Керна, с его изумительным опытом оживления мертвых человеческих голов, придавали характер национального торжества. Вся честь открытия приписывалась Керну. Только в одном медицинском журнале, вскользь, упоминалось имя покойного профессора Доуэля, «производившего некоторые опыты в этом направлении».