Страница 7 из 24
— Но душу свою он не продал фирме, — многозначительно промолвил Кар.
— Что вы хотите этим сказать? Хургес был коммунист?
— Он мыслил, как коммунист, — ответил Кар. — Вот и все, что я могу сказать. Он жил очень дружно со своим братом. Однажды при мне Бласко сказал Жуану: «Мы идем к одной цели, но разными путями, и, наверное, нам выгоднее реже видеться друг с другом, чтобы твоя «революционная популярность» не накликала подозрений и на меня, на «нашу революционную работу», — и он указал на меня. Да, на меня, — с гордостью повторил Кар. — Ибо мы трудились вместе, у нас не было секретов.
— И что же это за «революционная работа»?
— Революция в области науки и техники, которая призвана послужить революции пролетарской, — ответил Кар. — Мы изобретатели. Само собой, изобретал Бласко, а я помогал ему. Ах, у него была подлинно Эдисонова голова! Со времени Октябрьской революции Бласко жил мыслью о Стране Советов. Он трудился для нее и мечтал приехать туда не с пустыми руками. О, он готовил богатый подарок! И вот, когда… Ах, Бласко, Бласко!.. Такой осторожный даже в мелочах и… Почему ты не послушал меня?.. — Красные веки с рыжими ресницами снова задрожали, заморгали, словно Кар собирался заплакать.
Азорес догадывался, что здесь кроется великая тайна.
— А что это за изобретение, над которым вы трудились?
— Это изобретение… — Глаза Кара вспыхнули огнем вдохновения, однако он погасил этот огонь, быстро подошел к двери, приоткрыл ее, выглянул в пустой коридор и, оставив дверь полуоткрытой — так слышнее приближение шагов, — возвратился на место, сел возле Азореса и прошептал: — Камень мудрости. — Кар затаил дыхание и беззвучно рассмеялся.
«Не сошел ли с ума этот чудак?» — подумал Азорес. Но тот продолжал:
— Да, философский камень. Мечта алхимиков о превращении элементов. А по-современному — снаряд для расщепления атомного ядра. Переворот! Новая эпоха в химии, в истории человечества!
В увлечении он всплеснул сухими ручками и усмехнулся. Азорес отшатнулся к спинке стула и несколько секунд молча смотрел на Кара.
— Да, да, да, — пламенно зашептал Кар, выдерживая взгляд Азореса. — Не мечта, не проблема, не гипотеза, а факт. Вот здесь, вот на этом самом столе, мы завершили последние опыты. Вот здесь, на этом месте, стоял аппарат — новейшая «пушка» для бомбардировки атомного ядра. И что она творила! Какие чудеса превращения вещей делала она на наших глазах!
— И где этот аппарат? — спросил Азорес, чувствуя, что у него холодеет спина и бегут мурашки по телу.
— Нигде. — Кар тяжело вздохнул. — Такие вещи нельзя было брать с собой. Безопаснее возить их в голове. Но разве голову нельзя погубить в дороге? Хургес располагал большими деньгами и почти все их истратил на исследования. А на последние купил билет на лучший, казалось, безопаснейший пароход — пароход миллиардеров, как его звали в обеих Америках, — «Левиафан». Но нет такого корабля, который не мог бы затонуть… Хургес принял все меры предосторожности. Свои расчеты, формулы, выкладки — одним словом, весь «экстракт» своего наизнаменитейшего открытия он изготовил в двух экземплярах: один — на бумаге, он хранился у него в широком поясе…
— А второй? В металлическом ящичке? — с нетерпением спросил Азорес.
— Хургес был предусмотрительнее. Что такое ящик? Пароход может затонуть на огромной глубине, и тогда давление воды расплющит ящик и бумаги погибнут. Нет, Хургес поступил иначе. Он выгравировал все цифры, формулы, схемы и краткие пояснения на тонких металлических пластинках, сложил пластинки и края их запаял. Прекрасно придумано! — Кар сухо рассмеялся. — Если бы такой «портфель» затонул даже на десяти тысячах метров глубины, с ним все равно ничего бы не случилось.
Несчастный Бласко! Значит, ты погиб… До сегодняшнего дня у меня еще были надежды, — уже другим тоном продолжал Кар после паузы. — Теперь этой надежды больше нет. Ошибка, горькая ошибка!
— Но в чем же его ошибка? — спросил Азорес.
— А в том, что он не оставил мне копии.
— Разве вы без него не в состоянии соорудить «пушку»?
Лицо Кара выразило страдание.
— Что такое я? — простонал Кар. — Я был только руками Бласко, и Бласко очень хвалил эти руки. — Кар посмотрел на свои руки, поросшие рыжими волосами. — Ну, допустим, я видел, как строился аппарат, своими руками его делал. Но… Вы не знаете, какая это сложная вещь! По формулам и схемам я мог бы сделать, а формулы лежат теперь на дне океана… Не захотел оставить копию, вот и ошибка. Естественно, это было опасно. Жуан сидит вот… Шпики могли заинтересоваться и его братом, хотя бы и покойным, могли заглянуть сюда…
— Однако что же написал Хургес в своем шифрованном письме?
— Сейчас прочтем. Хотя я наперед, почти наверняка, могу сказать, что он написал.
Кар приподнялся, отворил большой шкаф и из кучи всяких электротехнических материалов и старых деталей вынул тонкую алюминиевую пластинку такого же формата, как и письмо. На пластинке были вырезаны в разных местах четырехугольные отверстия величиной с литеру печатной машинки. Кар наложил пластинку на письмо и прочел:
— «В случае моей смерти известите S3R».
— Что это обозначает? — спросил Азорес.
— Дорогой Бласко! Узнаю тебя. Даже в шифре ты прибегнул к формуле, — с мягкой грустью промолвил Кар, словно разговаривая с покойным другом. Обращаясь к Азоресу, он спросил: — Разве вы не догадываетесь? Эс-три-эр. Это СССР. Сообщить правительству СССР о том, что в глубине Атлантического океана хранится сокровище, предназначенное для Советского Союза. Но выдаст ли теперь океан свою тайну? — спросил Кар, обращаясь к Азоресу. — Если я не ошибаюсь, «Левиафан» затонул где-то около Азорских островов. «Портфель» Бласко Хургеса лежит на глубине двух-трех тысяч метров. Разве можно спуститься на такую глубину? Правда, чтобы найти «портфель», не нужно поднимать пароход. Бласко был предусмотрителен — я уже говорил об этом. Он собирался прикрепить дощечку к якорной цепи. И все-таки это мало облегчает задачу. Водолаз не может опуститься глубже чем на триста метров, и я боюсь, что тайна Хургеса погибла навсегда.
— Ну, это еще рано предрешать, — ответил Азорес. — Я, во всяком случае, исполню последнюю волю великого ученого и извещу Советское правительство обо всем, что знаю. Пусть решают, что делать. Благодарю вас, мистер Кар…
— Товарищ Кар, — с мягким упреком поправил Азореса Кар.
— Товарищ Кар… Благодарю вас, и разрешите проститься.
— Нет, обождите, — живо возразил Кар. — Вы догадываетесь, как мне дорого это дело. И потом… Ведь я могу быть и полезен. Мне хотелось бы, чтобы вы, товарищ Азорес, ставили меня в известность о дальнейшей судьбе этого дела.
— Ставить в известность — это нелегко, — смеясь, ответил Азорес. — Вы, конечно, понимаете, что о таких вещах писать нельзя.
— Зачем писать?! Можно поступить иначе. Мы будем говорить. И говорить так, что ни один человек нас не поймет. — Кар снова засмеялся. — Это также одно из последних открытий Хургеса. Не такое важное, как «пушка», но все же интересное. Он подарил его мне перед отъездом. Коротковолновая радиостанция. Для нее необходима энергия в десятые доли ватта — меньше, чем для батареи карманного электрического фонарика. Антенна — пять сантиметров, дальность действия неограниченна. Главное же — острая направленность гарантирует тайну передач. Вот этот прибор следит за направлением луча. Мельчайшие отклонения регистрируются и тотчас автоматически устраняются. Как вам нравится? — Кар снова засмеялся и потер руки. — Я дам вам одну приемно-передаточную радиостанцию. Или нет… Я дам вам схему и кое-какие пояснения на двух страничках записной книжки. В СССР, конечно, имеются опытные радисты?
— Разумеется.
— Так вот, мы будем разговаривать. Вручаю вам свой подарок. — Кар вынул из письменного стола бумагу, быстро набросал схему, пояснения к ней и все это передал Азоресу.
— Так вот, мы будем разговаривать и даже… видеться, если захотим. Да, да, по телевизору. В полдень по местному времени я буду ловить волну. До свидания.