Страница 8 из 27
— Если ваши теоретические предположения оправдались на опыте, значит, задача разрешена!
— С крысами. С крысами, деточка, а не с людьми!
— Но, мне кажется, это дает вам право…
— Подвергнуть риску жизнь человека? Таким правом я не воспользуюсь, даже если мне его и предоставят.
Наступила неловкая пауза. Нина была сбита с толку и никак не могла понять, куда же клонит Лавров. Вдруг она вспомнила, что в отделение безнадежных хроников недавно прибыл новый больной — слабоумный старик Сурков, несчастное, неопрятное существо, одновременно возбуждающее и жалость и отвращение. Не его ли Лавров решил подвергнуть первому опыту?.. Быть может, профессор ждет теперь моральной поддержки, одобрения со стороны? Что ж, надо помочь ему, если дело только в этом. И Нина с горячностью заговорила:
— Иван Александрович! В отделении хроников имеется больной Сурков, старик-полуидиот…
Но Лавров не дал Нине договорить. При первом же упоминании имени Суркова он нахмурился и, явно взволнованный, горячо заговорил:
— И вы, молодой врач, предлагаете мне такие вещи? Нехорошо, стыдно, Нина! Не возражайте: я прекрасно знаю ход ваших мыслей. С одной стороны, Михеев, высочайший пик ума современного человечества, с другой — какой-то безвестный Сурков, бесполезное, грязное полуживотное, и так далее и так далее…
— Но ведь с завершением работы Михеева связаны интересы родины! — воскликнула Нина, задетая упреком Лаврова. — Разве каждый из нас не отдаст с радостью всю свою жизнь на благо родины?
— Свою, Нина! Свою собственную жизнь, а не чужую. Буду говорить прямо. Я решил начать опыт с самого себя. Но так как быть одновременно в двух ролях — подопытного кролика и экспериментатора-наблюдателя — трудно, то здесь я рассчитываю на вашу помощь и… вашу скромность. Я долго присматривался к вам: вы девушка не болтливая и дельная… Теперь вам все понятно? Дайте же мне ответ, согласитесь ли вы быть моей помощницей в этом деле.
— А если лучистая энергия разрушит клетки вашего мозга, вызовет кровоизлияние?
Лавров иронически прищурил глаз.
— Без некоторого риска здесь не обойдешься.
— Что ни говорите, но жизнь разных людей не равноценна…
— Каждый дает обществу по способностям, и в этом смысле полезность людей различна, но сама жизнь, всякая жизнь бесценна, — серьезно возразил Лавров. — Я допускаю право распоряжаться для блага родины лишь своей жизнью.
— А если вы погибнете, разве интересы родины в этом случае не пострадают? Я уж не говорю о вашей научной работе. Но ведь никто, кроме вас, не сможет вернуть Михееву работоспособность, а в этом сейчас весь вопрос… Нет, воля ваша: я не могу взять на себя ту роль, которую вы мне предлагаете!
— Значит, вы отказываетесь помочь мне?
— Не отказываюсь, но хочу предложить вам иное. Вы сами говорили, что общественная полезность людей различна. Давайте говорить прямо: в этом смысле ценность вашей и моей жизни несоизмеримы… Словом, я предлагаю для опыта себя.
Ведь каждый может распоряжаться своею жизнью, не так ли? Так пусть буду я подопытным кроликом, а вы экспериментатором.
Лавров посмотрел на Нину с удивлением. Несколько минут просидели они в глубоком молчании. Наконец Лавров твердо заявил:
— Вы хотите пожертвовать науке свою молодую жизнь? Это очень трогательно, но я ни в коем случае не соглашусь на ваше самопожертвование!.. Да вы и не годны для этого опыта. То, что может перенести ваш молодой мозг, окажется непосильным для мозга Михеева… Нет, разговор может идти только обо мне и ни о ком другом. Если вы откажетесь помогать, придется мне работать одному. Это несколько снизит шансы на успех, ну, и понятно… увеличит риск эксперимента.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Наконец Лавров поднялся, протянул руку и сказал:
— Завтра в институте вы дадите мне ответ.
Когда на другой день Нина вошла в кабинет Лаврова, старый профессор внимательно посмотрел ей в лицо и, ничего не спросив, сказал: «Вот и отлично», — и повел ее в лабораторию. За всю свою жизнь никогда еще Нина так не волновалась. Но ничего страшного не произошло. Все оказалось проще, чем она ожидала. Лавров уже давно изучил природу электромагнитных колебаний своего мозга, и аппарат был настроен соответствующим образом. Ученый надел на голову металлический колпак, поправил электроды у висков, протянул было руку к выключателю, но, не включив аппарата, обратился к девушке:
— Не исключена возможность, что я вдруг почувствую себя худо. Тогда вы должны помочь мне: выключить аппарат, снять колпак, оказать первую помощь… Но ваша роль этим не ограничивается: вы понадобитесь мне в качестве экспериментатора. Как только я поверну выключатель и электроволны пройдут через мой мозг, я превращусь в подопытное животное — и только. Вы будете наблюдать за мною и говорить в диктофон все, что заметите. Вот он перед вами. Садитесь. Итак, начинаем…
Нина заговорила срывающимся от волнения голосом. Ее слова немедленно ложились невидимыми знаками на тончайшей проволоке.
— Десять часов шестнадцать минут. Профессор Лавров включает аппарат. Его лицо спокойно. Он улыбается. Говорит, что не испытывает никаких изменений в работе мозга.
…Семнадцать минут! Все то же.
Девятнадцать! Нетерпеливое движение в кресле. На лице озабоченность.
Двадцать минут! Лицо проясняется. Улыбаясь, говорит, что «как будто посвежело в мозгу». Начинает вспоминать забытые имена, фамилии: «Вот тот, что приходил дней семь тому назад из Института мозга. Аспирант. Такая длинная фамилия…» Пауза пять секунд. «Скоробогатов! И приходил не семь, а девять дней тому назад… Как фамилия больного, который выписался двадцать дней назад?..» Пауза три секунды. «Воробьев».
Двадцать две минуты! «Мозг работает молодо. Совсем молодо. Попробую умножить в уме двадцать два на двадцать два…» Пауза одна секунда. «Четыреста восемьдесят четыре». «Двадцать девять на тридцать семь…» Пауза четыре секунды. «Тысяча семьдесят три». «Удивительно проясняется в голове! Сейчас я попишу, Нина. Набросаю кое-какие мысли…»
Вынимает перо, записную книжку, сосредоточенно пишет.
Десять часов тридцать одна минута. «Ну вот, на первый раз и довольно. Потом прочту». Прячет перо и книжку, выключает аппарат, снимает с головы колпак, проверяет пульс. Просит меня помочь ему определить давление крови. Пульс нормальный. Давление немного повышено, «как всегда…».
— Ну, вот и окончен наш опыт, — говорит Лавров, поворачивая к Нине улыбающееся лицо. — Знаете, у меня даже сейчас остается ощущение свежести мысли… Ну, я иду на обход больных, а вы тем временем заставьте диктофон медленно повторить ваши слова… Запишите все вон в тот журнал… После обхода я зайду за вами, и мы вместе отправимся к товарищу Михееву.
— К Михееву?
Нина обрадовалась, ей еще не приходилось встречаться с этим великим человеком.
— Ну, разумеется. Опыт удался, и я больше не хочу медлить ни одного часа. Понятно, нужна большая осторожность: Михеев много старше меня! Сейчас мы возьмем с собой только аппарат из лаборатории — определим характер волн, излучаемых мозгом Михеева.
И он вышел веселый и бодрый.
«Как удача молодит людей!» — невольно подумала Нина и под диктовку собственного голоса принялась записывать в журнал ход опыта.
На улице разыгралась метель. Нина сидела рядом с Лавровым и задумчиво смотрела сквозь прозрачные стенки электромобиля. Мелькали и уносились назад дома, сосны и серебристые ели, арки, колоннада, статуи, башни…
Машина нырнула в тоннель путепровода, круто повернула вправо и въехала на автостраду, проложенную к Институту физических проблем имени академика Михеева. По сторонам этой загородной дороги виднелись нарядные коттеджи, окруженные садами, огородами и грандиозными оранжереями пригородного плодоовощного хозяйства. Отсюда каждое утро во всякое время года двигались вереницы машин, снабжавших ленинградцев свежими овощами, фруктами и ягодами.
На автостраде движение было незначительное, и шофер пустил электромобиль со скоростью ста двадцати километров в час.