Рольф в лесах

Куонеб хотел табаку и… перемены. Рольф хотел добыть ружьё, повидать Ван-Трёмперов и… перемены.

Поэтому первое июня застало их в лодке. Куонеб сидел на корме и правил, а Скукум сидел на носу и лаял. Они направлялись к центру Уорренского посёлка — лавке с тремя домами, далеко отстоявшими друг от друга.

В реке было много воды, и они прошли реку Джуссепа без остановки и на ночь расположились на берегу Гудзона, в двадцати пяти милях от дома.

Длинные вереницы голубей тянулись к северу. Дикобраз на берегу и медведь в воде вызвали у Скукума самый неистовый восторг и самые честолюбивые помыслы, которые он вынужден был подавить.

К вечеру третьего дня они пристали к берегу около лавки Уоррена, где их ожидал радушный приём. Оставив других покупателей, торговец пошёл к ним навстречу.

— Здравствуйте, ребята. Господи, как ты вырос!

Это была правда. Рольф и Куонеб сами не заметили того, что теперь они стали одинакового роста.

— Ну, хорошо, а как ваши охотничьи дела?.. А, отлично! — сказал Уоррен, когда каждый из них выложил на прилавок по связке мехов. — Отлично. Выпьем по этому случаю, — и торговец несколько смутился, когда оба охотника отказались от угощения. Их отказ раздосадовал его, потому что это значило, что они не продадут мехов за бесценок. Но он скрыл огорчение и продолжал:

— Я на этот раз продам вам самую лучшую винтовку во всей округе, — и по лицу Рольфа он увидел, что мальчика соблазнить ружьём легче, чем выпивкой.

Начался осмотр мехов; торговался с торговцем, конечно, белый. Индеец застенчиво стоял в стороне и помогал издали многозначительными мычаниями и взглядами.

— Вот что, — сказал Уоррен, когда они разложили рядышком все свои тридцать куниц, — они светловаты. Я дам по три доллара пятидесяти центов за каждую, или уж, куда ни шло, по четыре доллара.

Рольф посмотрел на Куонеба; тот незаметно для торговца покачал головой, выдвинул правую руку ладонью вверх, потом быстро поднял её дюйма на два. Рольф сейчас же уловил его мысль и сказал:

— Нет, я не согласен, что они светлые. Я их считаю по цвету первосортными.

Куонеб растопырил на руке все пять пальцев, и Рольф продолжал:

— Каждая из них стоит пять долларов.

— Фу, — сказал торговец, — ты не знаешь разве, какая рискованная вещь мех; а моль, а мыши, ржавчина, низкие цены — что ты об этом скажешь? Мы очень рискуем. Но я хочу сделать вам удовольствие, пусть уж будет по-вашему. Пять за каждую. Тут у вас есть хорошая тёмная лиса; она стоит сорок долларов:

— Больше, — сказал Рольф, когда Куонеб сделал рукой лёгкое движение вправо, точно отбросил щепотку песку, что служило знаком отказа.

Они стали обсуждать ценность лисьего меха, и Рольф — сказал:

— Я слыхал, что одну черно-бурую лису продали за двести долларов.

— Где?

— В Стамфорде.

— Это близ Нью-Йорка.

— Конечно. А вы разве не посылаете ваши меха в Нью-Йорк?

— Посылаю, но ведь мне дорого стоят доставить их туда. Впрочем, если возьмёте часть платы товаром, то я прибавлю и дам сто долларов.

— Дайте за мех сто двадцать пять долларов, и я возьму винтовку.

— Фью! — свистнул торговец. — Странно ты рассуждаешь.

— Ничего тут нет странного: старик Сильвани дал бы столько же, если бы я пришёл с товаром к нему.

Эти слова произвели желаемое действие, показав, что у них есть и другие покупатели. Они, наконец, договорились.

Кроме лисьего меха, у них оказалось мехов на триста долларов. А на стоимость лисьей шкуры они набрали всяких необходимых им съестных припасов и материй. Но у Рольфа было ещё что-то в голове.

Он набрал несколько пакетов сластей, цветного ситцу, разноцветных лент, причём торговец сейчас же догадался в чём дело:

— Понимаю: вы собираетесь в гости. К кому? Должно быть, к Ван-Трёмперам?

Рольф подтвердил и тогда получил несколько весьма разумных советов.

Платье Аннете он не купил, чтобы не лишить её удовольствия поездки и собственного выбора; но он запасся несколькими великолепными брошками и ожерельями но десяти центов за штуку и лентами разных цветов.

Рольф с гордостью прижал к груди новое ружьё, положил в бумажник расписку на триста долларов и почувствовал себя значительным человеком. Когда он выходил из лавки, торговец спросил:

— А вам не попадался Джек Хог?

— Попадался? Гм!.. — и Рольф вкратце рассказал про их приключения с этим негодяем.

— Похоже на него, очень похоже. Поделом ему. Грязный мошенник! Послушайте, вы не возите ваших мехов в Лайонс-Фолс. Туда мехов подвозят мало. Я буду платить вам больше, потому что я на сто миль ближе к Нью-Йорку.

LI. Снова у Ван-Трёмперов

— Нибовака! — Куонеб всегда говорил «Нибовака», когда его поражала сообразительность Рольфа. — Как нам быть с челноком и припасами?

— Думаю, лучше оставить их здесь. Челнок одолжит нам Каллан.

Они вскинули ружья на плечи (Рольф крепко стиснул своё) и пошли через водораздел; меньше чем через два часа они пришли к дому Каллана.

— Конечно, мы вам дадим челнок, но раньше войдите и пообедайте, — приветливо, по обычаю жителей девственных лесов, встретил их Каллан. Но Рольфу хотелось поскорее добраться до места. Они сразу пустили в воду челнок, и их вёсла проворно замелькали над озером.

Дом показался им старым знакомым, когда они подъехали ближе. Урожай в полях был прекрасный, урожай цыплят на дворе тоже был хороший; а урожай детей перед домом был превосходный.

— Как я рад! Как я рад! — закричал толстый старый Хендрик, увидав их у ворот скотного двора. Минуту спустя он тряс им руки и широко, во весь рот улыбался. — Войди, войди, мальчик. Эй, Марта, вот Рольф и Куонеб. Как я счастлив!

— Бедная Аннета, у неё лихорадка, она больна, — и он подвёл их к углу, где на низкой койке лежала Аннета, худенькая, бледная и неподвижная.

Она тихо улыбнулась, когда Рольф нагнулся и поцеловал её.

— Что же ты, Аннета? Я пришёл проведать тебя. Я хочу взять тебя с собой в лавку Уоррена, чтобы ты выбрала себе платье. Видишь, вот тебе моя первая куница, а вот ящик — я сам его сделал; а за иглы, которыми я его украсил, ты скажи спасибо Скукуму.

— Бедная девочка, она хворала всю весну, — и Марта отогнала ветками москитов и мух, которые с громким жужжанием носились вокруг больной.

— Чем она больна? — с тревогой спросил Рольф.

— Этого мы не знаем, — ответили ему.

— Вот человек, который ей поможет, — и Рольф посмотрел на Куонеба.

Куонеб стал на колени у кровати больной. Он взял её горячую, сухую руку, прислушался к её короткому, частому дыханию, увидал её блестящие глаза и нетронутую миску с маисовой кашей.

— Болотная лихорадка, — сказал он. — Я принесу хорошего лекарства.

Он тихо вышел и направился в лес. Возвратился он с пучком змеиного корня и заварил его кипятком.

Аннета не соглашалась пить, но мать убедила её выпить несколько глотков из чашки, которую держал перед ней Рольф.

— Ей мешают мухи, — и Куонеб окинул взглядом душную, набитую мухами комнату. — Я сделаю ей палатку. — Он отвернул покрывало на кровати: несколько рыжих, плоских, крупных насекомых медленно поползли, прячась от дневного света. — Да, я сделаю палатку.

Настала ночь, и все разошлись; гости ушли в сарай. Не успели они туда войти, как среди кур поднялся ужасающий переполох; они бросились к птицам и нашли там не норку и не енота, а Скукума. При появлении хозяев он с виноватым видом выбежал из сарая и сам пополз к столбу, чтобы его привязали в наказание.

Утром Куонеб принялся строить палатку, а Рольф сказал:

— Я пойду к Уоррену за сахаром.

Сахар был только предлогом. Как только Рольф услыхал слова: «болотная лихорадка», он вспомнил, что в Реддинге могущественным средством против неё считалась иезуитская кора (позднее её назвали хинной коркой). Его мать много раз давала её больным, и всегда больные выздоравливали. Каждый поселенец, каждый торговец держит у себя запас лекарств, и через два часа Рольф вышел из лавки Уоррена с двадцатью пятью фунтами кленового сахару и бутылкой хинного экстракта.