Страница 9 из 15
Когда я почти дошла до своего подъезда, мне позвонил Эдуард. Я убедила его погулять на свежем воздухе. Дома я поставила тушить голубцы и начала собираться на свидание. Впервые в жизни не ощущала радости от этого действа.
В начале шестого домой пришла мама.
– Привет, ма! – крикнула я из кухни, выключая плиту.
– Привет, дочка! Как твои дела?
– Нормально! Сегодня ездила по городу, так классно, а еще учила фигур…
– А про Эдика не хочешь мне рассказать? – спросила она лукаво.
Ну, ё-ё-ё-ёптить…это что ж за мужик такой, уже мам ввел в курс дела…Вот баба вонючая…
– Ма, как ты думаешь, мне может понравиться парень, который о каждом своем шаге почти в тридцать лет докладывает маме? Ты себе такого зятя хочешь? Рохлю?
– Не говори так об Эдичке!
– Ладно, он не рохля…он тюхтя…
– Александра!
– Да мамочка, – сделала я невинные глазки.
Мама выкладывала из пакета продукты на стол, а ее ноздри были похожи на паруса, так усиленно раздувались.
– Не злись, ма. Я сдержу свое обещание, сегодня иду с Эдуардом на свидание. Но у него уже есть минус за его доклады мамочке. И не пытайся в дальнейшем делать вид, что он больше ничего не рассказывает. Не прокатит. Я знаю, что он маменькин сосунок, и будет за ее юбку держаться до самой пенсии. Своей пенсии, в смысле. Так что этот минус очень-очень-очень большой!!!
Я пошла в свою комнату. Даже не стала думать, чего же одеть, натянула свитер, на котором устроился спать кошак. Пришлось почистить кофту от волосни, а коту дать шлепок. Он только лениво сполз со свитера и продолжал спать дальше. Потом влезла в джинсы, достала куртку потеплей, шапку с помпоном. Пока было время до выхода из дома, сидела за компом, вбивая отчет. Пришлось еще позвонить в пару магазинов.
Когда я уходила, мама обиженно отворачивалась. Мне так хотелось остаться дома, никуда не ходить, не слушать гнусавый голос Эдика. Вообще-то я делаю это ради мамы. А она тут дуется еще.
Я понуро спустилась по лестнице. Потом вышла на улицу, воткнула наушники и жизнь стала прекраснее. К памятнику я пришла вовремя. Место встречи не изменилось, Эдуард уже стоял там с веткой хризантемы.
Нда, букетик совсем поредел. Была метелка из трех веток, стала из одной. Хотя…суть-то не в цветах, если человек тебе симпатичен, то и ветка ободранной хризантемы покажется букетом орхидей…
– Привет, – сказала я.
– Привет, – видно было, что он замерз. К вечеру значительно похолодало. Его нос был красным, голова вжата в плечи, он прыгал с ноги на ногу. Одет был Эдичка в пальто. Я понимаю, что он хотел создать образ эдакого делового человека…Блин, я, наверное, цепляюсь к нему, но пальто на нем сидело ужасно. Как мешок из-под картошки.
– Может быть, все-таки в музей? – с надеждой в голосе спросил он.
Мне стало его жалко, холодно ведь.
– Нет, в музей мы не пойдем, а вот в кафешку пошли! Чай с пирожным я бы заточила!
Не скажу, что Эдуард был очень рад, но понимал, что пока права голоса не имеет. Пошли в кафе, стоящее на главной площади города еще с моего советского детства, под названием «Морозко». Раньше там продавали офигенно вкусное мороженое с шоколадной крошкой в пластиковых тарелочках. Сейчас тут торговали и мороженым, и пирожными и даже хот-догами. Хотя, Морозко и хот-доги никак не сочетались, но без сосисок в булке сейчас никуда.
Мы сели за столик у окна, нам принесли меню. Щеки с холода горели, было тепло и хорошо. Даже мой сосед не портил настроения…пока не открыл меню.
– Александра, здесь все так дорого! Сто грамм мороженого стоит семьдесят рублей! А чай…
Ёё-ё-ё-ёптить….он еще и жадоба…Нет, вот этого я не знала. Хотя по засохшим веникам хризантемы можно было догадаться, но что все так запущено…Как никак первое свидание. Мог и заткнуться по поводу цен. Тем более я не собираюсь его за его счет, потому что для меня это все не по-настоящему. Это все так…бутафория. Показуха для мамы.
Эдуард судорожно шевелил губами и бровями, повиснув над меню.
Я позвала официантку.
– Пожалуйста, пирожное «Тирамису» и чай со сливками!
Девушка записывала заказ, а Эдик судорожно шелестел страницами, пытаясь найти «Тирамису» и узнать, сколько же стоит сие пирожное. Судя по тому, как через минуту, увеличились в диаметре его глаза, он нашел.
– Эдик, я сама заплачу за себя.
– Да…что ты…нет…, – он начал мяться, как красна девица и краснеть, кстати, тоже, как она.
– Это не обсуждается!
– Ну, хорошо! – якобы нехотя согласился он. Ё-мое…И вот это …ОНО хочет, чтоб мы были парой?
– Эдик, а что, у вас на кафедре нет девушек, которые любят музей, историю?
– У нас на кафедре все любят музей и историю, – резковато сказал он.
– Логично, – я кивнула. В это время мне принесли чай с пирожным.
Я подождала, когда Эдик закажет себе черный чай без ничего, только с сахаром…Хорошо хоть с сахаром, не пожалел два рубля…
– Эдик, я имела ввиду, нет ли девушки, близкой тебе по духу? Которой интересно с тобой общаться, которая тебя понимает с полуслова? Ведь много преподавателей женского пола?
– Ну…есть Нина, мы с ней ходим на выставки, она пишет работу на тему…
И понесло-о-о-ось, а я слушала с замиранием сердца. Боже, вот оно мое спасение! Ее зовут Нина! СТОП!
– А Нина замужем?
– …А? – в это время Эдуард говорил что-то Елизавете Петровне.
– Нина замужем? – терпеливо повторила я.
– Нет, не замужем. Так вот, она изучала последние десятилетия ее царствования, если ты не знаешь, в этот период царица болела, мало появлялась на людях…
Дальше я не слушала, пофиг мне на Елизавету, главное Нина.
– Эдик, – гаркнула я.
– Что ты меня все время перебиваешь? Разве тебе неинтересно? Это же…
Так, его и правда не заткнуть, если он начинает говорить о своей истории. Интересно, Нина тоже такая чокнутая? Надеюсь, что да. Иначе она его не полюбит.
– Нет, мне неинтересно. А тебе Нина нравится?
– Что? П-причем тут Нина…ведь мы, у нас…
– Эдик, какие мы? О чем ты говоришь? Мы с тобой сейчас тут сидим, потому что наши мамы сошли с ума, давят на нас и заставляют с тобой встречаться. Вот скажи, тебе со мной интересно?
– Ну, если бы ты молчала и слушала меня, то…
– О Боже…какой ты…, – я доела пирожное, Эдик глотнул чай.
– Пошли по домам, а?
– Уже? – удивился он.
– А что делать-то? Я не хочу слушать про Елизавету, а ты больше ни о чем говорить не можешь.
– Как это не могу? Могу! – он был оскорблен.
– Да? Ну-ка скажи мне, понравился ли тебе фильм …мм-м-м… «Прометей»…
– Я смотрю научные фильмы…
– Вот и прекрасно! А я нет! Поэтому мы с тобой друг другу не подходим, пошли по домам!
Я вложила деньги в книжечку со счетом, натянула куртку и пошла к выходу. Эдик догнал меня на остановке.
– Ты ужасно себя ведешь! Девушки так себя не ведут, – строго сказал он.
– Ну, Слава Богу, – прошептала я, кажется начинает понимать.
– Я еще подумаю, хочу ли с тобой встречаться.
Он повернулся и ушел. Я сначала улыбнулась, а потом расхохоталась, кажется, меня только что бросили! Наверное, еще никто никогда не радовался тому, что вас бросали! А я рада!
Когда я села в автобус, дождь разошелся не на шутку. Я прислонилась лбом к стеклу. Васька наверняка сейчас бы сказала, что там бацилл немерено. Но было плевать. Я улыбалась, глядя на серое небо. Очень хотелось для полноты счастья смс от моего инструктора получить. Но…сомневаюсь, что люди в сорок лет пишут смс с розовыми соплями…
И вообще…нужно выяснить побольше о его жизни, особенно о личной. Я тряхнула головой, точно сумасшедшая. Видела человека, причем взрослого, два раза в жизни. Уже готова на все. Неизвестно, кто там ждет его дома…помимо мамы.
Прокрутив в голове все варианты источников информации о биографии Матвея Николаевича, я вспомнила нашего препода по теории. Этот дядька был…даже не знаю, какие слова подобрать. Зовут его Самат Кейеркенович, он очень монотонно и нудно рассказывает о правилах дорожного движения. Ужасно клонит в сон. Но это все фигня. Самый ржач, когда он неожиданно вставляет свои истории из жизни и так увлечется, что может все полтора часа рассказывать о жене, дочке или о том, как его подрезали. При этом он такое несет, мы просто ржем с Леркой до слез.