Сатаки и я

Я побежал, чтобы прикончить его, но когда я приблизился, он выхватил большой пистолет и выстрелил. Я упал, моя правая нога оказалась перебита выше колена. Но, падая, я не потерял своего лука и стрел. Я сел и выстрелил в него снова, он захрипел и умер. И тут я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что мои друзья уже отнесли меня в рощу. Я спросил их, сколько человек из отряда у нас убито. Ни одного, нет даже раненых, отвечали они. А все враги нашли свою смерть и оскальпированы!

Вражеский костер в роще еще горел. Друзья положили меня около него на плащ, протерли мне ногу снегом, обложили ее нарубленными сухими палками и обвязали кожаными ремнями. Они сказали, что доставят меня домой на бизоньей шкуре. Но я заявил им, что не могу пойти на это, поскольку не перенесу такую боль.

На самом деле это был предлог, чтобы отклонить их предложение: я пришел сражаться с врагом и умереть. И раз мне не удалось погибнуть в бою, я собрался добиться этого другим путем. Я приказал сделать для меня хороший вигвам, снабдить топливом, добыть мясо, бизоний пузырь с водой и затем оставить меня поправляться, а самим возвращаться домой. Я не сказал им, что не собираюсь есть это мясо, пить воду и использовать заготовленные дрова.

Друзья построили вигвам – не там, где мы были, а в узкой, густо заросшей лесом ложбине, идущей к реке с юга и находившейся выше Бобровой Головы. Они соорудили его из многих упавших деревьев, шкур убитых ими бизонов, и снарядили его так, как я распорядился. Ложе сделали из удобных сучьев, травы и шкур. Чтобы все это построить, они работали напряженно два дня и на третий приготовились покинуть меня. Они полагали, конечно, что мой младший брат останется со мной. Так думал и он сам.

Но я велел им взять его с собой домой – дескать, он будет нужен там, чтобы помочь отцу и матери, а я могу прекрасно сам ухаживать за собой. Маство, конечно, протестовал и говорил, что меня не покинет. Друзья тоже просили меня разрешить ему остаться. Но я был тверд, и они удалились, уведя брата с собой.

Но они успели проделать лишь небольшой путь. Он скрылся от них и вернулся обратно. Им пришлось тоже возвращаться за ним. Но Маство так кричал и умолял наших друзей разрешить остаться, что они больше не стали слушаться моих распоряжений и отправились домой, оставив брата у меня. Мне пришлось притвориться очень довольным и счастливым и принять его заботу. Но себе я сказал, что постараюсь восстановить силы так быстро, как смогу, доставлю его домой, а затем пойду опять сражаться с врагом и погибну.

Вигвам, который построили наши друзья, был очень теплым и хорошо защищен от снега. У нас было много жирного бизоньего мяса. Имелся у нас и медный котелок, в котором можно было варить мясо, когда мы не хотели есть жареное. Некоторое время я страдал от сильной боли в перебитой ноге. Когда кости стали срастаться и я смог спать, я стал видеть странные сны о Сатаки – о днях, когда мы играли вместе. А в одном из снов я увидел нас вместе: мы угоняли у врага табун лошадей.

Проснувшись, я горько рассмеялся. Она и я угоняли лошадей, а она ведь теперь жена Трех Бизонов!

Теперь наступила настоящая зима. По ночам деревья около нас трещали от холода, а лед на реке звенел и тяжко вздыхал. Мы хорошо знали, что военные отряды не выйдут в поход в такой ужасный холод. Тем не менее, мой брат много раз в день поднимался на вершину утеса над ложбиной и осматривал обширную равнину – не приближается ли враг.

Мы полагали, что если даже враги направятся в нашу сторону, они нас не заметят, потому что наш вигвам был хорошо скрыт в узкой лесистой ложбине, а сухие тополевые дрова, которыми мы топили днем, почти не давали дыма.

Мой брат считал проходящие дни, делая каждый вечер отметку на палке. Настала сорок восьмая ночь нашего пребывания здесь, она была холодной. Вскоре после того как стемнело, я попросил брата зажарить мне мяса, и он сел у костра. Я полулежал, опершись на спинку, которую он сделал для меня.

Неожиданно мы услышали, как кто-то поблизости зовет:

– Апси! Ты здесь?

Мы оба молчали, но у меня по спине пробежал холодок, и я заметил, как вздрогнул мой брат. До нас опять донеслось:

– Апси! Апси! Ты здесь?

– Ты узнаешь этот голос? – прошептал я.

– Да, конечно. Там снаружи Сатаки, – ответил брат.

– Да, но это ее дух. Я должен сразить его и освободить ее тень, чтобы она ушла к Песчаным Холмам. Дай мне мое ружье и прикрой костер, – сказал я.

Маство прикрыл золой угли, и в вигваме стало темно. Я приготовил ружье. Снова и теперь уже ближе послышалось:

– Апси! Ты здесь?

Какой это был красивый, чистый и мягкий голос! Я по-прежнему любил его! Сатаки умерла! И теперь я должен поразить ее тень!

Одновременно мы услышали снаружи шаги – громкий скрип мерзлого снега. Шаги приближались ко входу в вигвам.

– Духи передвигаются бесшумно! – воскликнул Маство.

– Твоя правда! Верно! Открой костер. Хаи! Сатаки! Мы здесь, – закричал я и уставился на вход, закрытый куском шкуры.

Как только Маство открыл угли и вигвам осветился красным светом, шкура отъехала в сторону и в вигваме появилась Сатаки. Она бросилась ко мне, обняла, поцеловала и прошептала:

– О, Апси! Ты жив!

А потом заплакала, да так, как даже женщины плачут редко. Я гладил ее волосы, бесконечно повторяя:

– Не плачь. Все хорошо, сейчас все прекрасно, ты здесь.

Но прошло много времени, прежде чем она успокоилась.

Потом она поднялась и вышла из вигвама – мы не могли понять, зачем, пока не услышали, как она разговаривает со своей собакой:

– Ты сделал это, Короткий Хвост, – говорила она. – Без тебя и без того груза, который ты нес, я никогда, никогда не смогла бы добраться сюда. Ты получишь мясо! И пока будешь жить, будешь получать вволю мяса!

Маство уже опять разжег костер и стал жарить на нем мясо. Я велел ему добавить еще, чтобы дать этой замечательной собаке. Мне казалось, что схожу с ума, я все не мог поверить, что Сатаки явилась сюда. Но это было правдой! Она пришла! В мире нет никого счастливее меня, думал я.

Сатаки опять отдернула занавеску и забросила внутрь два полных парфлеша, плащ, топорик, котелок и кусок вигвамной шкуры. Затем зашла она сама вместе с Коротким Хвостом – рослой и сильной собакой.

– Это большой для нее груз. Что у тебя там? – спросил я, когда она уселась возле меня.

– Все, – воскликнула она, захлопав в ладоши. – Все, что нам необходимо. Принадлежности для дубления, иголки, шило, нитки из сухожилий, выдубленная кожа и несколько платьев. Я ведь пришла сюда, чтобы остаться здесь и заботиться о тебе и Маство.

– Я не понимаю, как тебе удалось уйти из лагеря, чтобы тебя не выследили! – воскликнул я.

– Подожди, пока я поем, и тогда вы все узнаете. Со вчерашнего дня я ничего не ела, – пояснила она.

Все это время она смотрела и смотрела на меня и улыбалась. Я тоже не отрывал от нее глаз.

– Я не спросила тебя о твоей ноге. Она все еще болит? Ты выглядишь хорошо, – сказала она.

– Нет, теперь боль несильная. Я вскоре смогу подняться и попытаюсь ходить, – ответил я.

Маство жарил ребра жирной бизонихи. Сатаки предложила сменить его у костра, но он заявил, что согласен всегда делать женскую работу – готовить пищу и собирать хворост, – если только Сатаки останется с нами.

– Я остаюсь здесь и буду следить за порядком в вигваме и ухаживать за вами обоими, – заявила она.

Мы поели жареных ребер и немного похлебки, которую разогрел Маство. Затем, накормив собаку, Сатаки обратилась к нам:

– Теперь я расскажу вам о том, что я перенесла с тех пор, как я сказала тебе, Апси, что пришло время опять идти в поход против Народа Раскрашенного в Голубое.

Ты помнишь, что я предупредила тебя: я боюсь Трех Бизонов, боюсь его похоти. Все произошло, когда мы разбили лагерь вблизи устья реки Лось. Однажды отец пришел домой и объявил мне: «Девушка, у тебя теперь есть муж и он большой человек. Я отдаю тебя за Трех Бизонов. Завтра одна из твоих «почти матерей» проводит тебя к нему. Поэтому собери вещи». «О, нет! Нет! Я не могу быть женой этого старого человека! – закричала я. – Ты же знаешь, что я почти принадлежу Апси. Ты знаешь, что я давала обет Солнцу, постилась и переносила жажду, участвовала в строительстве священного вигвама – и все это было для него!»