Страница 10 из 12
С армейскими формальностями Женька столкнулся как-то после ужина. Прижали трое «дедов» на лестнице казармы:
– Забурел, салабон? Стрижка цивильная, сапожки носишь? Кавалеристом заделался? Кавалергардом?
Женька несколько растерялся:
– Я с разрешения майора Варшавина.
– Да ну?! Может, у вас там и ипподром заведен?
Женьку довольно ощутимо двинули в бок:
– Как у тебя от овса? Почки не ломит?
– Эй, да вы что?!
– Как сержанту отвечаешь? Что за «че» такое? Ты устав-то читал, салабон тепличный?
Внизу распахнулась дверь. «Деды» замерли.
– Ой, а кто у нас там так страстно дышит? – томно поинтересовался снизу знакомый женский голос.
– Так мы это, насчет обуви беседуем, – чернявый младший сержант торопливо поправил на Женьке куртку.
Екатерина взлетела на площадку:
– Кадочник, я тебя предупреждала?! Я ж тебя, б…, урою. Кастрирую, кот блудливый. Ссать жопой будешь. Вы у меня без всякого дисбата сдохнете, стурвормы шелудивые. Пошли на хер отсюда! Земляков, шагом марш в кабинет!
На улице сгребла Женьку за шиворот:
– Слушай, еще раз замечу, что так перед ними топчешься, переселю в их вонючий кубрик. Понял?! Блин, сопля жеваная.
– Так я…
– Что ты?! Струхнул в кальсоны? Позорник германофильский. Если в следующий раз не врежешь паршивцу под дых, я тебя сама так отметелю… Толмач лоханутый.
Был и следующий раз, закончившийся, можно сказать, почетной ничьей. Женьке надорвали карман, а один из комендантских слетел с лестницы и несколько дней хромал. После инцидента никаких оргвыводов не последовало, только Катрин как-то мимоходом бросила:
– Ты все-таки лягайся аккуратно. С травмами возни не оберешься.
Интерес комендантских явно подувял, а Женька понял, что наставница присматривает за новобранцем бдительно. Даже некоторую глуповатую гордость ощутил – не у каждого такая нянька. Хотя стыдно, конечно.
Следующий удар по самолюбию был нанесен в одно из воскресений. На увольнение Женька, понятно, не рассчитывал. Но после обеда позвонили с КПП, – оказалось, гость к Землякову.
– Мать там твоя, – хмуро пояснила Катрин, удерживая под мышкой стопку картриджей к принтеру. – Сан Саныч разрешил. У тебя полчаса. И без глупостей, Земляков.
Женька стоял у заснеженной лавки, жевал сырник и невнятно объяснял маме, что переводами завален по горло, ноут дали замечательный, и вообще практика исключительно полезная. Мама расспрашивала, подливала из термоса кофе и загадочно улыбалась.
– Ладно, жив-здоров, только глаза красные. Я пойду, к тебе вот еще гостья.
Женька увидел стоящую в стороне Ирэн и судорожно заглотнул недожеванный сырник.
Подруга повисла на шее, не дожидаясь, пока мама отойдет:
– Ну ты лузер, Джогнут. Как же ты влетел?
– Да вот… угораздило, – Женька обнимал плечики, укрытые пышным меховым капюшоном, и чувствовал, что некоторые мужские реакции в солдатском теле еще сохранились. Утешительно, а то появились уже сомнения.
Чуткая Ирэн прижалась плотнее. Была она вся такая хорошенькая, душистая.
– Как же у тебя теперь с универом? Ой, что я, идиотка, спрашиваю. Давай Джогнут, отойдем, покурим.
– Слушай, мне идти уже нужно.
– Пять минут. Тебе чуть затянуться не помешает, – открыла пачку, среди сигарет прятались две самокрутки.
– Ирка, да ты с ума сошла! – ужаснулся Женька.
– Ой, какие мы дисциплинированные. Тебя что, обнюхивают? Или детектором проверяют?
Женька вздрогнул, предчувствуя беду, но обернуться не успел.
– Так, боец Земляков, что такое происходит?
Катрин стояла в распахнутой «аляске». Злая, рослая. Яркая без всяких помад и теней.
– Ой, а вы кто? – изумилась Ирэн.
– Это мой командир… – промямлил Женька.
– Старший сержант Мезина, – рявкнула Катрин. – Вы – мама? Нет? Ну и брысь отсюда.
Пунцовый ротик Ирэн округлился:
– А вы по какому праву на меня орете?
– Ириш, ты иди, – взмолился Женька, но было уже поздно.
Взгляд сержантши упал на пачку сигарет. Ирэн успела только ойкнуть – пачка оказалась в руках светловолосой истязательницы.
– Так, «дурь» тут у нас?
– А вы что, из милиции? – воинственно поинтересовалась Ирэн.
Женька не подозревал, что почти полную пачку сигарет можно смять в шарик. У Катрин получилось с легкостью. «Мячик» увесисто стукнул Ирэн в лоб и отскочил в сугроб.
– Гэть отсюда!
Ирэн уже удирала, держась за длинную рыжую челку. Сержантша повернулась к Женьке.
– У меня и в мыслях не было! Я же не просил, – взвыл рядовой Земляков.
– Агнец невинный, – Катрин длинно сплюнула в снег. – Тискал гостью исключительно из вежливости? Ну, отгребешь.
Женька отгреб. После отбоя ему был выдан инструментарий в виде щетки и банки чистящего средства, и ночь рядовой Земляков провел, приводя в порядок санузел отдела «К». Вообще-то туалет был довольно чистый, но так казалось только на первый, сугубо непрофессиональный взгляд. Катрин пару раз заглядывала, проверяла. Зевая, объясняла разницу между чистым и девственно чистым унитазом. Женька осмелился спросить – зачем унитазу девственность? Оказалось, чтобы микробы от удивления в обморок падали. Под утро экзекуцию милостиво прекратили. Женька успел даже часок поспать до пробежки. Когда рысили по свежему снежку, Катрин сказала:
– Кстати, о девственности, дисциплине и «дури».
– Вообще-то Иришка нормальная девчонка, только легкомысленная слегка, – пробормотал Женька.
– Я об унитазе. Надо было бы тебя попросту отметелить. Не верю я в действенность затяжных педагогических унижений. Злой на меня?
– Э-э… лучше унитаз, чем иные методы. Я слышал, телесные наказания не признаются современной наукой.
– Кому ты говоришь? Я в свое время один курс педагогического отсидела. Вот же бездарно проведенное время! Еще и теперь злопамятные старшие товарищи припоминают. Вот – тебя на дрессировку подсунули. А насчет физического воздействия – ты напрасно. Пинок куда честнее любых нотаций. Там ты хоть увернуться вправе. И тонус физический такое воспитание поддерживает.
– Так точно. Можно я подумаю над этой дилеммой, товарищ старший сержант?
До второго моста бежали молча, потом Женька пропыхтел:
– Катрин, можно вопрос задать? Вы где еще учились? Я имею в виду по военному образованию?
– О, это отдельный вопрос. Отвлеченный. Давай-ка лучше я тебя по делу спрошу. Ты пойдешь?
Женька на миг задрал голову – вверху мелькали застекленные желтые фермы моста и выдохнул:
– Пойду, товарищ старший сержант. Я же вроде нужен. Готовился. И потом это ведь ненадолго.
– Ну-ну. Ты подумай в последний раз.
Свершилось всю буднично. После обеда позвал в свой кабинет майор.
– Ну, Земляков, как настроение? У нас с тобой сегодня обозначилась «точка невозврата». Решение имеешь?
– Готов идти, товарищ майор.
– Ну и славно. Подписывай.
Женька подписал очередную бумагу.
Майор сунул ее в сейф:
– А говорят, у нас молодежь несознательная. Врут. Как минимум в пяти случаях из ста определенно врут. Слушай, Евгений, ты, главное, геройствовать не готовься. Одна излишне азартная воительница у нас уже имеется – явный перебор получится. Твоя задача?
– Выполнять приказы. Уцелеть. Помочь с переводом во время вербовки.
– М-да, в целом с планом операции ты знаком. Но учти – появятся новые вводные той «кальки». Операции по безупречно разработанному плану почему-то никогда не проходят.
– Я понимаю, товарищ майор.
– Ничего ты не понимаешь. Не полностью ты готов. Беру я грех на душу. Ладно, Катрин тебя в любом случае выдернет. Шею тебе свернет, если глупости начнешь делать, но вытащит.
– Так точно. Я уловил.
– Ну-ну. Иди готовься. В шестнадцать «летучка».
Женька пошел готовиться. Готовиться к командировке на войну. Пусть в атаку бежать и не придется, но все равно. Передовая рядом будет. А в городе… Там и вообще никакой передовой не будет. Уличные бои. Хаос. И в каком подвале от снарядов ни отсиживайся, гарантий никто не даст. Черт, просто не верится.