Страница 8 из 60
На следующее утро начали штурм Бумбашера, но духи свалили накануне нашей стремительной атаки, оставив заминированные позиции. Их предупредили или сами почувствовали, чем им это отольется. Месть была страшной; «грады» буквально снесли с лица два кишлака, один из них назывался Арабат.
Афганцы почти всегда предупреждали душман о планах русских, и наиболее удачные операции были проведены без участия церандоя в их разработке. Утром заезжали за ними, т. к., их участие в шмоне было обязательным, но иногда мы наносили удар, не ставя афганцев в известность.
Достаточно часто проводили реализацию разведданных о том, что в Сартосане собираются силы для нанесения удара по Рамаку. Вот и в этот раз, поздно вечером объявили о том, чтобы завтра на рассвете были готовы к выезду на боевую операцию.
На рассвете техника выезжает из автопарка и выстраивается на углу. Командир полка и начальник штаба ставят задачу нашим командирам, а потом вкратце доводят до нас, куда едем, и что будем делать, кто кого будет прикрывать и поддерживать. Потом команда: «По машинам», и вскоре колона трогается.
В Союзе никогда не участвовал ни в чём похожем на боевую операцию. Учения проходили «насухую», почти без техники, с холостыми патронами, гильзы от которых заставляли сдавать по счёту. А если на бегу, гильза падала в песок (в учебке был в Ашхабаде и отрабатывал тактику действия отделения в песках Кара-Кума), то найти её очень трудно, почти невозможно. Поэтому ложились и стреляли вниз затвором, чтобы все гильзы упали в одну кучу. Набивали гильзами карманы х/б и бежали дальше в атаку. После атаки показывали гильзы командиру взвода, и если у кого-то не хватало, то всем взводом искали в пустыне.
В Афганистане меня поражал боевой порядок колонн, и как он менялся прямо по ходу стремительного наступления. Сверху колонну обгоняли несколько звеньев «крокодилов» — вертолётов Ми-24. Они простреливали из пушек и НУРСов кишлак, поражая отступающих духов. Одна часть колонны окружала кишлак слева, другая справа, а мы мчались на своей БМРке (боевой машине разминирования) на острие атаки, прямо в сердце Сартосана, легко давя глиняные заборы, увлекая за собой танки и БТРы пехоты.
По пути попадались расстрелянные с вертолётов духи. Один из них лежал пробитый насквозь, неразорвавшимся НУРСом. Меня это сильно поразило, и я долго провожал его взглядом.
В центре кишлака, пехота высыпала из БТРов, и мы сразу же пошли осматривать дувалы. Первым делом нагрянули в дом наместника. Он лежал, расстрелянный во дворе собственного дома, окружённый рыдающей роднёй. Наместники чисто формально были представителями власти и выбирались из числа почтенных людей, поэтому духи их никогда не трогали, так что по афганским обычаям, это событие было из ряда вон выходящее.
Офицеры были в гневе и настроены действовать жёстко, тем более, где дома непримиримых врагов правительственной власти все знали, и пошли прямо туда. Хозяев дома, конечно же, не было, только женщины и дети, но мы перевернули всё вверх дном. Афганцы живут очень бедно, и в этом доме не было ничего особо роскошного, но комнаты были просторные и в пристройке закрытый со всех сторон колодец-кириз.
Киризы — это верный союзник афганцев. Уникальная оросительная система, создаваемая веками. Начиналась она от предгорья и уходила в глубь долины. Состояла из глубоких колодцев глубиной 30–40 метров, соединенных между собой горизонтальными ходами на разных уровнях. По этим уровням духи уходили от погони и подбирались вплотную к позициям наших войск. Одно время при Рохлине даже вспыхнула «киризная война». Мы ездили по долине и минировали колодцы и ходы в них. Жутко спускаться в эти глубокие и узкие ходы на верёвке и обследовать их, потом минировать или взрывать.
Вот и этот колодец решили взрывать. Над колодцем был устроен ворот для подъёма воды. Кожаное ведро крепилось плоским кожаным ремнём длиной метров около 40, аккуратно и прочно сшитым в стыках. Вместо ведра привязали ящик тротила и вставили взрыватель с длинным хвостом бикфордова шнура. Подожгли бикфордов шнур и стали опускать ящик в колодец, когда ящик достиг нижней трети, заклинили ворот и побежали прятаться.
Через некоторое время грянул мощный взрыв, разворотивший крышу над колодцем. Когда рассеялся дым, мы заглянули внутрь, но разглядеть ничего не удалось через плотное облако взвеси. Если что-то и завалило, то на большой глубине.
Продолжили осмотр киризов в кишлаке. Чтобы увидеть, что творится на дне, поджигали газету и бросали вниз. Она плавно падала, освящая всё вокруг. В одном киризе, на дне обнаружили стволы миномётов. Зажгли ещё одну газету, чтобы убедиться. Да, это были они, но вытягивать их оттуда было делом тяжёлым и опасным, поэтому решили опустить ящик тротила и взорвать, в надежде, что после взрыва они уже не будут подлежать ни использованию, ни ремонту.
В одном месте, ближе к окраине кишлака, мы зашли за дувал напротив местночтимого источника. Издалека источник был похож на большой блиндаж с несколькими открытыми ходами. Вдруг в нашу сторону прошла очередь, причём первая пуля ударила в стену дувала рядом с головой Виталика (моего приятеля ещё по учебке), а последующие уходили в мою сторону, но немного выше.
Мы растерялись! Кто стрелял? Откуда? Вдруг церандоевец стал стрелять из ППШ в один из открытых ходов источника. Он начал стрелять стоя, короткими очередями, а потом пошёл вперед, не прекращая стрельбу. Мы тоже открыли огонь, и короткими перебежками побежали в сторону источника. Источник был устроен просто, но изящно. Вокруг колодца, был сводчатый потолок с несколькими открытыми арочными входами, возле одного из них лежал убитый душман с зажатым в руках автоматом. Подошёл церандоевец, и Виталик стал его громко расхваливать, какой он молодец, что завалил духа и спас нам жизнь. Виталик даже приобнял церандоевца и похлопал его по спине. Афганцу было лет 30–35ть, среднего роста, смуглый, добродушный мужик. Похвала ему была приятна, и он широко улыбался белоснежными зубами.
История источника противоречива, в следующий раз застал его полностью разрушенным. Слышал, что будто бы афганцы сочли его оскверненным и сами разрушили, но сейчас думаю, что его разрушили наши. Вода — великая ценность в засушливом высокогорье.
Прочёсывание Сартосана продолжалось, и мы устремились к следующему дувалу, перевернув всё вверх дном, перешли в следующий. В нём-то, в одной из просторных комнат, обнаружили замаскированный вход в киризы. Стали допрашивать хозяина, он отрицал всё, и только после того как собрались взрывать, сказал, что там находятся люди. Начались переговоры.
Посылали несколько раз хозяина к затворникам. Он лазил несколько раз в потайной ход, и мы его томительно ждали. Вылезал и говорил, что сейчас они начнут выходить. Но духов не было. Тогда готовили всё для взрыва, и он снова залезал в нору и снова вёл переговоры.
Для меня всё было новым и в высшей степени тревожным. Очень боялся первого столкновения с врагом. Через некоторое время они стали выползать, обдолбленные, с осоловевшими глазами. Мы ставили их к стенке. Один из душман в синем пиджаке качнулся в мою сторону. Глаза его были мутными, он широко раскрыл руки как для объятия и с пьяной улыбкой шагнул в мою сторону. У меня все нервные струны были натянуты до предела, и я испугался, что это отчаянная попытка прорыва, и изо всей силы ударил прикладом автомата в лицо.
Удар откинул духа, но не сбил с ног, выражение его лица моментально изменилось, он с ненавистью и страхом, потирая лицо, отступил к стене. Какой-то офицер прикрикнул на меня: «Спокойнее! Не надо бить!».
Мне всё равно было страшно, в сравнительно небольшой комнате оставалось трое вооружённых солдат вместе со мной, два офицера и переводчик, а напротив 17 душман, и нас разделяло несколько шагов. Казалось, что духи ещё смогут максимально «продать» свои жизни, прихватив с собою наши. Офицеры не были готовы к внезапной атаке, или нарочно демонстрировали беспечность и спокойствие. Мы были готовы, но нас было мало, а душман много, для того чтобы задавить нас собственным мясом и задушить голыми руками. Впрочем, их особенно и не обыскивали. Тут же выяснилось, что все они не местные, и только вчера прибыли из Ирана.