Страница 5 из 13
— Для большинства именно это является главным, — комиссар притопнул ногой от холода. — А уж советская власть и прочее — на втором месте. Поэтому людям нужно внушить, что, если продолжим отступление, немцы придут к ним. К ним в дом. И это их дети будут рабами. Потому что фашизм — это страшно, поверьте мне, Коля, я… я знаю. А ведь я всякого повидал.
— Да кто меня слушать будет, — вздохнул Трифонов.
— Вас будут слушать на основании такой простой вещи, что вы являетесь их политруком, — жестко сказал Гольдберг, поворачиваясь и уходя в сторону взвода Медведева. — А вот как сделать, чтобы услышали — это уже другой вопрос…
— Я об этом и хотел спросить.
Идти по двое в лесу было трудновато, Трифонов то отставал, то выходил вперед, стараясь при этом не терять бдительности.
— Тут как раз все просто, Коля, — комиссар стряхнул с фуражки ком снега и на всякий случай перекинул СВТ дулом вниз. — Комиссара слушают, если видят его в деле. В бою, на марше, в общем, везде. Если он приказывает: «Делай, как я». К сожалению… К сожалению, так поступают не все.
Чтобы не потерять дыхание, Гольдберг говорил короткими, рублеными фразами.
— Война показала, кто чего стоит. Здесь за бумажку не спрячешься. По крайней мере, на передовой. Будьте впереди, Коля, будьте на виду.
— Есть, — ответил Трифонов.
Комиссар не сказал ничего нового, и Николай чувствовал себя немного разочарованным.
— Только это не значит, что нужно выскакивать вперед цепи и орать «ура-ура», — усмехнулся Гольдберг. — Ну, если этого не требует обстановка. Храбрость нужна обыденная. Так, а куда это мы вышли?
Они остановились на опушке рощи, справа на полкилометра расстилалось поле, пересеченное оврагом, впереди начинался пологий подъем, за ним, метрах в двухстах, темной стеной встали деревья маленького леска.
— А это «медвежьи» угодья, второй взвод, — ответил Трифонов. — Вон по тем кустам ячейки начинаются, вон там — «максим» на опушке. Расчет Зверева…
Он сам помогал пулеметчикам копать этот окоп да еще запасной на другой стороне леска. Гольдберг одобрительно хмыкнул, комиссару явно понравилась обстоятельность молодого политрука, даже в темноте прекрасно узнающего позиции своей роты. Они прошли еще немного, и из кустов донеслось повелительное: «Кто идет?» Стрелковая ячейка была замаскирована прекрасно, боец подпустил их на десять метров, и лишь потом окликнул. Назвав пароль, выслушав отзыв, Трифонов и Гольдберг подошли к небольшому окопу, от которого вдоль позиции уходил неглубокий ход сообщения. Ячейка имела вполне обжитой вид: стрелок оборудовал в стенках две ниши — под вещмешок и гранаты, в бруствере были сделаны две амбразуры — одна для стрельбы вперед, другая — чтобы бить по тем, кто обойдет взвод с фланга. В окопе сидел плотный, широкоплечий боец лет двадцати пяти и настороженно смотрел на политработников из-под надвинутой на самые глаза шапки. «Черт, как же его фамилия? — лихорадочно завспоминал Трифонов. — Та… Ту…»
— Здравствуйте, Тулов, — сказал комиссар.
Трифонов вздохнул — Гольдберг опередил его и здесь.
— Здравствуйте, товарищ батальонный комиссар.
Трифонов вздрогнул — в голосе бойца была странная настороженность, казалось, он не рад появлению политработников. От Гольдберга это тоже не ускользнуло:
— Где Медведев? — спросил он уже жестче.
— Не знаю, — ответил боец, избегая глядеть в глаза комиссару. — Я как греться ходил — его больше не видел. На позициях где-то.
— Греться? — переспросил Гольдберг.
Трифонов быстро объяснил, какие меры приняты в роте для обогрева людей. Комиссар кивнул.
— Далеко это?
— А вот идите по ходу сообщения, — показал Тулов за спину. — Там покажут. Только осторожней, у нас там из пополнения много, пугливые, не стрельнули бы.
Политрук понял, что этот боец как раз из тех, с кем Волков и Гольдберг выходили из окружения, — ничего удивительного, что Валентин Иосифович знает его.
— Идемте, Николай, — приказал комиссар.
Ход был едва по пояс — в бою по такому передвигаться только ползком, как видно, глубже строители отрыть не успели.
— Во взводе какое-то ЧП, — тихо сказал Гольдберг.
— Мне тоже показалось, что неладно, — ответил молодой политрук, придерживая карабин.
— Ладно, найдем Медведева — выясним.
Старшина Медведев нашелся быстро, как и командир первого взвода, он обходил позиции, следя за тем, чтобы никто не заснул. Увидев политработников, комвзвода-2 ощутимо подобрался и четко отрапортовал, что противник себя не открывал, пулеметчики и второе отделение греются. Гольдберг выслушал рапорт и сразу взял быка за рога:
— В чем дело, Денис? — спросил он холодно.
— Не понимаю вас, товарищ батальонный комиссар.
Луна зашла за тучи, и в темноте выражение лица было не разобрать, но Трифонову показалось, что старшина смущен и огорчен.
— Товарищ старшина. — Гольдберг умел быть жестким, и сейчас его голосом можно было резать стекло. — Что у вас произошло? Почему бойцы боятся политработников?
Тучи бежали по небу, луна выглянула снова. И Трифонов вздрогнул — широкое лицо комвзвода-2, обычно спокойное, даже сонное, сейчас выражало почти физическую муку.
— Денис, ты не можешь мне лгать, — уже мягче сказал комиссар.
Старшина вытер ладонью взмокший внезапно лоб, и Трифонов заметил, что на костяшках у Медведева засохла кровь.
— Что у вас с рукой? — резко спросил Николай.
— Я… — Медведев замолчал, глядя в землю.
— Вы кого-то ударили? — продолжал нажимать политрук. — Вы ударили своего бойца?
Трифонов знал, что, хотя с рукоприкладством и грубостью командиров в РККА идет борьба, такое случается нередко, но Медведев казался ему спокойным и выдержанным человеком. Судя по состоянию его кулака, старшина бил по-настоящему, от души, и здесь, на сыром ночном поле, в нескольких километрах от врага, это было очень серьезно.
— Ну… Ну, вылечил я тут одного от воспаления легких, — тихо сказал старшина, глядя прямо перед собой.
До Трифонова не сразу дошло, что имел в виду комвзвода, и когда он понял, ноги стали как ватные. В его роте…
— Кто-то из пополнения? — негромко спросил Гольдберг.
— Нет, из наших. Боец Коптяев.
— Почему не доложили? — Шок Трифонова сменился гневом.
— Симуляция — то же самое, что самострел, — заметил комиссар.
— Товарищ комиссар, поймите вы меня, ну доложу я — Коптяева под трибунал…
Спокойствие изменило Медведеву, он почти кричал шепотом, прижав огромные кулаки к груди, это было бы смешно, если бы не выглядело так страшно.
— Под трибунал, под расстрел, понимаете?
Он торопился высказать все, пока его не прервали, и Трифонов вдруг подумал, что этот огромный, сильный и жесткий с виду человек изо всех сил защищает своего струсившего бойца, даже не думая о том, что с него самого могут строго спросить за то, что не доложил о происшествии.
— Ну, сорвался он, начал кашлять, жаловаться. Я ему раз дал, сказал, что повторится — сам убью. А если под трибунал…
— Это произошло на людях? — резко спросил комиссар.
— Да, — снова опустил голову Медведев.
— Плохо, — сказал Гольдберг и повернулся к Николаю: — А вы что скажете, товарищ политрук?
— Я? — Трифонов вздрогнул от неожиданности.
— Вы, вы, — нетерпеливо подтвердил Гольдберг. — Это ваша рота, ваши бойцы, вы за них отвечаете.
Николай посмотрел на комиссара, потом на старшину. Решение могло быть только одно. Симуляция и самострел — то же дезертирство, Коптяева следовало арестовать и отправить в батальон, пусть капитан Ковалев решает — отправить в Особый отдел, или расстрелять на месте. Давать слабину нельзя, особенно сейчас, люди должны знать, что кара за трусость последует незамедлительно. И все же… Трифонов вспомнил Коптяева — невысокий, крепкий, с круглым, рябым лицом боец лет двадцати, обычный, каких тысячи. Он очень гордился медалью, политрук видел, как утром незадолго до выступления из Каширы, Коптяев показывал необстрелянным красноармейцам из пополнения свою «За боевые заслуги», потом завернул в чистую тряпочку и убрал в вещмешок. Было странно и страшно держать в руках жизнь человека, не врага — своего, и Трифонов понял, что не может обречь бойца Коптяева на смерть. Неизвестно, как подействует на людей расстрел их товарища перед боем, и потом… Николай не хотел себе в этом признаваться, но была еще одна причина. Он еще ничего не сделал для того, чтобы завоевать доверие и уважение бойцов и командиров своей роты, и если политрук Трифонов сейчас отправит красноармейца Коптяева под трибунал…