Страница 11 из 13
Сказал — и сам устыдился. Волков пристально посмотрел на своего политрука и покачал головой:
— Эх ты… Политработник. Ладно, куда ты сейчас?
Трифонов не успел ответить — тишину промозглого утра разорвал далекий винтовочный выстрел, за ним другой, потом затарахтели очереди, и стало ясно, что где-то на западе началась перестрелка.
— Это у нас. — Волков казался неестественно спокойным. — Там второй взвод, но стреляют дальше.
— Это секрет, Зинченко! — крикнул Трифонов и бросился вверх по склону.
Он добежал до КП, где бойцы уже перекинули винтовки на сторону, откуда доносилась пальба. Из своего угла высунулся телефонист с трубкой в руке и крикнул:
— Товарищ лейтенант, комбат на проводе!
Ротный прыгнул в окоп и выхватил трубку.
— Есть! Есть — Ракита!
Трифонов обвел глазами связных и ткнул в одного пальцем:
— Виткасин за мной, бегом! — выбор политрука диктовался главным образом тем, что он запомнил необычную фамилию этого приземистого бойца с узкими, внимательными глазами. — Сашка, я к Медведю, Виткасина отправлю с донесением!
— Давай, — прикрыв трубку ладонью, кивнул лейтенант. — Нет, товарищ капитан. Думаю, секрет вступил в соприкосновение. ВСТУПИЛ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ!!! НЕТ! СЕЙЧАС ВЫЯСНЯЕМ!
Связь, судя по всему, была не очень, и лейтенанту приходилось орать во весь голос. Трифонов, не оглядываясь, бежал в расположение второго взвода, выстрелы бухали часто, словно кто-то торопливо опустошал магазин, запихивал новую обойму и снова сажал пулю за пулей в страшные, враждебные сумерки. Автомат больше не стрелял, зато на полпути до позиций Медведева Трифонов едва не упал, услышав два взрыва, один за другим, — дело дошло до гранат. Роща, в которой еще недавно грелись бойцы второго взвода, была пуста — все заняли свои позиции. Николай вдруг понял, что больше не слышит выстрелов, и прибавил ходу. Виткасин — приземистый, широкоплечий, держался рядом, скользя между деревьями, ухитряясь при этом не стряхивать снег с ветвей. У самой опушки политрук спрыгнул в неглубокий ход сообщения и, пригибаясь, побежал к линии стрелковых ячеек.
— Где Медведев? — крикнул он, подбежав к первому окопу.
— Там, — отмахнул красноармеец вправо, глаза из-под надвинутого низко шлема смотрели испуганно.
Старшина нашелся на позиции станкового пулемета. В широком, на три амбразуры, окопе было тесно — помимо пулеметчиков, здесь был сам Медведев и трое бойцов в грязных мокрых шинелях. Четвертого комвзвода держал за грудки и мерно бил о бревенчатую стенку:
— Где Зинченко? Где Зинченко, сука, я тебя спрашиваю? — Старшина не повышал голос, но говорил ровно и страшно.
— В чем дело, старшина? — спросил Трифонов, стараясь выглядеть таким же спокойным, как комвзвода.
Медведев отпустил бойца, который сполз на дно окопа, нервно вздрагивая, и повернулся к Николаю.
— Эти четверо были в секрете, Зинченко — старший. — Медведев поморщился. — Говорят: на них вышли немцы, начали стрелять… Как оказались здесь, не помнят, где командир, не знают.
— Понятно, — кивнул Трифонов и, чувствуя холодок в груди, расстегнул кобуру и вытащил наган. — Сдать оружие.
Красноармейцы переглянулись, затем, как один, повернулись к старшине.
— Выполнять, — тихо подтвердил Медведев.
— Товарищ старшина… — начал было один.
— Лучше ничего не говори, — предупредил командир.
Четверо молча поставили «трехлинейки» к стенке.
— Подсумки и гранаты, — приказал Трифонов.
— Кто идет? — внезапно окликнул второй номер пулеметного расчета, загоняя патрон в патронник.
— Кто-кто… Дед Пихто с конем в пальто! — донеслось из-за бруствера. — Ты мне там еще пощелкай!
— Зинченко! — Медведев, что мгновение назад был страшнее зверя, расплылся в улыбке.
— Нет, тень отца Гамлета! — В окоп с лязгом соскочил высокий, худой сержант, похожий на умного грача. — Товарищ старшина, тут мои оболтусы не прибегали?
Наполовину еврей, наполовину украинец, до войны Зинченко работал в строительном тресте и, по его словам, был прославлен как самый аккуратный и честный бригадир на всю область. В аккуратность Трифонов, видевший, как подготовлены позиции второго отделения, верил, в честность поверить не мог — уж больно хитрый взгляд был у сержанта. Даже сейчас — мокрый, облепленный грязью, с трофейными автоматом и винтовкой на плече, он смотрел, словно кот, стянувший со стола что-то вкусное.
— Прибегали, — ответил Трифонов, чувствуя какой-то подвох.
— Здравия желаю, товарищ политрук, — вытянулся Зинченко, словно только сейчас заметил Николая. — Я им приказал отходить, а сам пошел барахлишко собрать.
Он тряхнул трофеями.
— Да ну? — нехорошо удивился политрук, опустив тем не менее револьвер. — А что это они нам ничего не сказали?
— Испугались, наверное. У вас с наганом такой грозный вид, товарищ политрук, — нагло ответил сержант.
— Это уж пусть Особый отдел разбирается, — ласково сказал Николай, убирая оружие в кобуру.
Он тоже не любил Зинченко, но сейчас выяснять отношения не собирался. Трифонов выразительно посмотрел на старшину, и тот, кивнув, повернулся к командиру отделения.
— Докладывай, — приказал Медведев.
— Минут двадцать назад обнаружили немецкую разведку, — уже серьезно заговорил сержант, — вышли из балочки, я о ней докладывал, как раз перед нашей позицией. Я говорил, что место неудачное…
— Я помню, продолжай, — резко сказал старшина.
— Шесть человек, кажется, точно не скажу, — уловив металл в голосе командира, Зинченко заговорил, на удивление, по-деловому. — Шли прямо на нас, в темноте не разобрать. Подпустили их метров на двадцать, чтобы наверняка, открыли огонь. Они залегли, начали отстреливаться. Одного мы, кажется, повалили сразу.
— Дальше, — приказал Трифонов.
Зинченко исподлобья взглянул на политрука и продолжил:
— Они начали отстреливаться. Я бросил две гранаты, и немцы отошли. Я тоже приказал своим уходить, а сам пополз посмотреть, что там.
«Врет», — подумал Трифонов. Он прибежал сюда через несколько минут после взрыва — за это время добраться от кустов, где располагался окоп с секретом, было невозможно. Зинченко покрывал своих, и только тут Николай понял, в какую ловушку загнал сам себя, решив не отправлять Коптяева в Особый отдел. Теперь, если он решит передать особисту этих трусов, история с «болезнью» тоже всплывет и спрашивать будут уже с него. Политрук скрипнул зубами — Гольдберг был прав, одно послабление тянет за собой другое, и все летит к чертям.
— Одного мы уложили на месте, — продолжал тем временем Зинченко. — И двух или трех зацепили, но немцы их утащили — кровищи там было море. Я по следу немного прополз — вот, винтовку подобрал, а с убитого — автомат, сумку, документы, вот, вынул…
Он протянул старшине сумку и немецкое удостоверение, Медведев передал маленькую книжку политруку. Познания Николая в немецком были весьма скромными, но их хватило, чтобы прочесть: «фельдфебель». Трифонову не нравился хитрый сержант, но нельзя было не отдать ему должное:
— Вы уложили их командира, товарищ сержант, — сказал Трифонов, складывая книжку и засовывая ее в сумку. — Вот они и сбежали. Объявляю вам благодарность.
— Служу трудовому народу. — Зинченко поднял руку к шапке, но «смирно» вставать не стал.
— Виткасин, — повернулся к связному политрук, — бери сумку, оружие и давай обратно на командный пункт. Доложишь: секрет вступил в бой с немецкой разведкой, один немец убит, с нашей стороны потерь нет. Немца убил сержант Зинченко, оружие захватил он же.
— Есть! — Боец легко вскинул на плечо трофейное оружие и сумку и, выбравшись из окопа, побежал обратно.
— Старшина, до выяснения всех обстоятельств этих четверых — под стражу, — приказал Николай. — Отведи в рощу и приставь часового.
Медведев хмуро посмотрел на беглецов. В его взводе было двадцать пять человек, теперь четверо выводились как арестованные, да пятый — охрана при них. Старшина хотел было сказать об этом Трифонову, но, вспомнив, что сегодня для него уже сделали одну поблажку, раздумал. Положение казалось безвыходным, беглецов увели в рощу, и комвзвода надеялся только, что им не придет в голову сбежать. Проводив взглядом арестованных, Медведев повернулся к сержанту: