Питер Брейгель Старший

Для многих мастеровых людей Европы за годами ученичества непременно следовали годы странствий, и в этом смысле Питер Брейгель был лишь одним из них. Но для какого мастерства подобные странствия важнее, чем для того мастерства, которое зовется художеством?

Обычно спрашивают, что Брейгель искал и что он нашел в Италии. Иногда говорят, что он мог обойтись без этого путешествия, пренебречь им, как сознательно век спустя пренебрег им Рембрандт. Для собратьев Брейгеля в этом путешествии всего важнее была цель: античные руины Рима, фрески итальянских церквей, мастерские прославленных художников. И покуда они не достигали этого, их глаза словно бы оставались закрытыми для окружающего. Для Питера Брейгеля дорога к цели была, пожалуй, важнее, чем сама цель. Никто не может сказать, чему он научился в Италии. Но зато можно твердо сказать, что он обрел в долгом пути. Он остался в природе и с природой без посредников. Лицом к лицу с холмами, реками, деревьями. Они обступили его, как живые существа, они вошли в него, они научили его смотреть на мир непредвзятым, запоминающим взором.

VIII

Попробуем же мысленно восстановить маршрут путешествия Брейгеля.

Покинув Антверпен весной, он, скорее всего, отправился с торговым обозом, спешившим на Лионскую ярмарку. То, что Брейгель побывал в Лионе, не догадка, а твердо установленный факт.

Когда в Риме умер современник Брейгеля, известный итальянский художник Джулио Кловио, в его завещании была упомянута «картина, написанная водяными красками и изображающая город Лион, что во Франции, работы мастера Питера Бруголе» (так в Италии писали фамилию художника). Существование такой картины, к сожалению, не сохранившейся, позволяет твердо отметить на карте первый большой отрезок путешествия Брейгеля: Антверпен — Лион.

Эту часть его пути мы можем представить себе более подробно и воспользоваться для того одним любопытным источником.

В мае 1517 года из Антверпена отправилась группа паломников в Иерусалим. В пути они вели записки, которые случайно сохранились, были впоследствии отысканы в архиве и изданы. Записки очень беглые и скудные, но кое-что интересное из них извлечь можно. Маршрут Брейгеля спустя несколько десятилетий, вероятно, повторил их маршрут, потому что паломники следовали по наиболее обычному пути из Антверпена во Францию. Так вот, эти путешественники 7 мая покинули Антверпен и в тот же самый день прибыли в Брюссель, 10 мая они были в Като-Камбрези, 12-го — в Реймсе, 13-го — в Шалоне, 18-го — в Дижоне и 22-го — в Лионе. Далее их маршрут расходится с предполагаемым маршрутом Брейгеля. Итак, паломники добрались от Антверпена до Лиона за пятнадцать дней. В описании паломничества нет указаний на то, как именно паломники передвигались, но они оставляли за собой километров по сорок пять — пятьдесят за день пути. Отсюда следует, что часть этого пути, если не весь путь, они проделали верхом. Брейгель, видимо, тоже никак не мог добраться до Лиона быстрее, чем за две, а может, и за три недели. И пешие стражники, сопровождавшие обоз, и тяжелогруженые телеги двигались, конечно, медленнее всадников, совершавших свой путь налегке. Обозы придерживались кратчайшего пути, который почти без всяких отклонений вел строго на юг. К Парижу они не сворачивали. Это понятно. Купцы не хотели ни задерживаться в пути, ни платить дополнительные пошлины и поборы, а на парижских заставах и мостах без этого бы не обошлось.

Но им никак не миновать было Дижона — столицы Бургундии. Он лежал на их пути. В Дижоне находится усыпальница бургундского герцога Филиппа Смелого и его жены и знаменитый колодец со многими скульптурными изображениями работы Клауса Слютера. Эти скульптуры уже и в те времена почитались городской достопримечательностью. Работа могучего и смелого резца Клауса Слютера, наверное, пришлась по вкусу Брейгелю.

Итак, Антверпен — Дижон — Лион. В Лионе Брейгель, видимо, задержался. Работа, которую упомянул в своем завещании Кловио, была не беглым наброском города, а картиной. Чтобы написать ее или даже чтобы сделать для нее подготовительные зарисовки, нужно было пробыть в Лионе какое-то время. Кипучая жизнь Лиона, толпа, похожая и непохожая на антверпенскую толпу, народные площадные представления, которые традиционно разыгрывались на Лионской ярмарке, — такие зрелища всегда занимали Брейгеля.

Настал день, когда нужно было подумать о дальнейшем путешествии. Лион был скрещением многих старинных торговых путей, и путешественники, следовавшие по своим надобностям, придерживались обычно именно этих дорог. Из Лиона можно было свернуть на восток и, следуя вверх по течению Роны, попасть в Швейцарию, чтобы пересечь Альпы с севера на юг. Это был обычный путь из Франции в Италию. Но за те недели, которые Брейгель провел в дороге от Антверпена до Лиона, и за те дни, которые он провел в Лионе, военные действия в Северной Италии отнюдь не кончились. Лионским купцам это было хорошо известно. И чтобы избежать опасностей, связанных с путешествием по горным дорогам и перевалам, занятым враждующими войсками, он, всего вероятнее, последовал из Лиона прямо на юг. Можно было взойти на борт речного судна, плывущего вниз по Роне. Южнее Лиона на берегу Роны находится город Вьенн. Сохранился рисунок того времени, изображающий этот город. Многие видят в нем руку Брейгеля. Есть еще один рисунок, бесспорно принадлежащий Брейгелю. Это так называемый «Героический город». Рисунок подписан художником. Он поможет нам продолжить его маршрут.

С тех пор прошло четыре с лишним века. И все-таки в смело и энергично схваченной панораме города, в узком шпиле вознесенной к небу колокольни, в могучем приземистом замке, в очертании окрестных гор узнается Авиньон — город Южной Франции. Конечно, чтобы узнать в этом рисунке Авиньон, нужно учесть не только изменения силуэта города за долгие годы, но и то, как Брейгель преобразил виденное: средний и дальний планы резко поднимаются по отношению к переднему, ландшафт, по меткому слову одного из исследователей, как бы дыбится. И все-таки сейчас уже все соглашаются видеть в этом рисунке Авиньон, а значит, и продолжить маршрут художника через этот город. Самое удивительное в этом рисунке, выполненном темными чернилами, — ощущение сильного южного света, прорывающегося через клубящиеся облака, резкий контраст света и тени.

Здесь все — воздух и свет — было другим, чем на родине. Минутами ему казалось, что с тех пор, как он покинул дом, прошло бесконечно много времени, минутами чудилось, что лишь вчера пересек он городскую черту Антверпена. Нигде и никогда чувство скоротечности и протяженности времени не бывает таким отчетливо острым, как в путешествии, особенно по чужим краям.

В русской прозе есть замечательные строки, посвященные ландшафту тех мест, где оказался Брейгель. Вот они: «С Авиньона начиная, чувствуется, видится юг. Для человека, вечно жившего на севере, первая встреча с южной природой исполнена торжественной радости — юнеешь, хочется петь, плясать, плакать: все так ярко, светло, весело, роскошно. Прованс — начало благодатной полосы в Европе, отсюда начинаются леса маслин, небо синеет, в теплые дни чувствуется сирокко». Это — Герцен. Волнующая перемена пейзажа, спустя несколько веков так тронувшая его душу, для Брейгеля, глядевшего на мир глазами художника, должна была быть огромным, физически ощутимым потрясением.

Забравшись так далеко на юг, Брейгель и дальше следовал по старой торговой дороге. Она по-прежнему шла вдоль берегов Роны, становившейся все полноводнее и шире, и привела его в Марсель.

Здесь Брейгель увидел море — теплое, густо- и ярко-синее, непохожее на море его родины. Здесь он, вероятно, взошел на палубу парусника, плывшего в Неаполь.

Откуда такое предположение?

Сохранилась ранняя картина Брейгеля «Гавань Неаполя». Пусть знатоки говорят, что она еще не обнаруживает руки большого, зрелого мастера. В ней и правда ощутима скованность, искусственная симметричность построения, странная застылость, хотя она изображает подвижную стихию — море и действенное драматическое событие — морской бой. Город был написан на ней, очевидно, потом, с натурных набросков, а они могли быть сделаны только с моря, с палубы корабля, подплывающего к Неаполю.