Охотник

Кошелев дважды ухнул филином. Любой охотник или егерь посмеялся бы над таким сигналом. Где это видано, чтобы сова или филин ухали среди бела дня? А городской житель и не поймёт. Для него что сова, что сорока, что филин — всё одно.

Разведчики поднялись и пошли к деревне.

— Чисто, товарищ сержант. Немцев и полицаев нет. Деревня от дорог в стороне, чего им тут делать?

— Как называется деревня?

— Воробьино.

— Хату для отдыха присмотрел?

— Так точно. Вторая отсюда. Хозяев двое, места много — вся группа поместится.

— Веди.

У избы, деревянной пятистенки, Фирсов группу остановил.

— Леонов, на часах остаёшься. Тебя минёр сменит.

— Есть.

Группа вошла в дом. Лицо и руки сразу ощутили тепло. Только тот, кто долго находился на морозе, оценит тепло домашнего очага.

— Хозяйка, мы не надолго — на постой, — не то попросил, не то распорядился Фирсов.

Старик за столом кивнул головой, хозяйка полезла в печь, достала чугунок с вареной картошкой и поставила его на стол.

Каждому досталось по две картофелины — ещё тёплые, духовитые. Разведчики положили на побеленную печь хлеб и сало, иначе их угрызть было невозможно.

Картошку вмиг съели. В боевых условиях выдавались каши, а картошку разведчики уже и не помнили, когда ели. Потом они принялись за оттаявшие хлеб и сало — после ночной пробежки есть хотелось ужасно. А ещё — спать. Фактически двое суток они были на ногах и на холоде.

Командир распорядился:

— Всем отдыхать! — самая долгожданная команда в армии.

Разведчики улеглись на пол и отключились сразу. Алексею показалось, что он едва веки сомкнул, а его уже будят.

— Леонова смени, — шёпотом сказал Фирсов.

Глава 3

В РАЗВЕДКЕ

В тёплой избе удалось согреться и поспать, и потому мороз не казался теперь Алексею таким сильным. А морозец был ядрёным, градусов двадцать пять.

Чтобы не маячить и не привлекать внимания, Алексей взобрался на крышу хозяйского сарая. На ней лежал снег, и он в белом маскхалате не бросался в глаза, зато с крыши было видно лучше и дальше. Только приходилось вертеть головой, держа под наблюдением оба конца деревушки.

Небо было хмурое, солнца не видно, ветер северный, пронизывающий, мела позёмка, и с подветренной стороны за Алексеем намело целый сугроб.

Сменить его вышел Михаил. Он покрутил головой из стороны в сторону, но часового не увидел.

Алексей видел растерянность разведчика.

— Эй, парень, ты не меня ли ищешь?

Посмеялись.

— Иди в избу, согрейся да поешь. Хозяйка картошки полный чугунок наварила, тебе оставила. Через час-два уже уходить будем.

Кто был бы против? Алексей спрыгнул с крыши, тотчас утонув в снегу едва ли не по пояс. Михаил в свою очередь забрался на крышу, а Алексей поторопился в избу.

Там было тепло, и стоял неповторимый, ни на что не похожий запах варёной картошки. Разведчики уже поели и оставили Алексею его долю: хлеб, сало, картошку в миске и солёный огурец из хозяйских запасов. Голод не тётка, Алексей быстро подхарчился. Жизнь явно стала веселее.

Разведчики отоспались, согрелись и теперь подшучивали друг над другом. Фирсов разложил карту на столе и водил по ней пальцем, что-то бормоча.

За окном стало сереть — день заканчивался.

— Оправиться, приготовиться к выходу, — прозвучала команда.

Разведчики засуетились. Группа забралась в немецкий тыл километров на пятьдесят, и теперь им предстояло идти параллельно немецкой передовой, а потом, повернув направо, переходить линию фронта. Передвигаться было теперь сподручнее — не было взрывчатки, съедена большая часть провизии, и «сидоры» были почти пустыми.

Лица разведчиков обветрели на морозе, и кое-где от небольших отморожений на коже отваливались корочки — прихватило всё-таки морозом. За три дня отросла щетина, и теперь разведчики выглядели страшновато — как бандиты.

— Выходим! Хозяева, за беспокойство простите, а за угощение спасибо от всей Красной армии.

Разведчики вышли во двор. Михаил спрыгнул с крыши. Вокруг было уже совсем темно, лишь кое-где из-за прикрытых ставень пробивались слабые лучики света.

Деревенские пользовались лучинами, как их прадеды в старину — достать керосин для освещения или свечи было невозможно.

Гуськом, след в след разведчики вышли из деревни. За ночь предстояло прошагать десяток километров вдоль передовой, а потом идти к ней. Фирсов планировал за ночь подобраться поближе, понаблюдать, определить удобное для перехода место, и следующей ночью перейти к своим.

Они шли по полю, каждые четверть часа меняя впереди идущего. Ему приходилось тяжелее всего: снег был глубокий, а первому надо было торить дорогу для всех.

Этот десяток километров дался трудно, выдохлись все. Дороги в этих местах шли в основном с запада на восток, а разведчики шли с юга на север. Легче стало во второй половине ночи, когда они повернули к передовой. Сначала вышли на санную дорогу, потом — на укатанный шлях. Теперь шагалось быстрее. Впереди, метрах в ста шёл дозорный.

Пройти по дороге удалось километров десять, и это была просто удача. Бойцы взбодрились — это не по степной целине пробиваться. Но потом дозорный остановился и поднял руку. Вся группа бросилась с дороги в поле и залегла.

Вдали послышался шум моторов, мелькнули синие огни фар — приближалась колонна автомашин. Впереди ехал мотоцикл с коляской — его-то и засёк издалека дозорный.

Маскхалаты не позволили немцам засечь разведчиков — их фигуры сливались со снегом. Мимо разведчиков, совсем рядом, обдавая их бензиновыми выхлопами, прошли пара «Опель-блитцев» и восемь тяжёлых «Бюссингов». Колонна уже скрылась, а в морозном воздухе ещё долго держался запах сгоревшего бензина.

Разведчики снова вышли на дорогу и двинулись прежним порядком.

Едва они прошли пару километров, как увидели впереди большое село. На улицах, в непосредственной близости к домам, стояли автомашины.

Разведчики обошли село стороной, сделав изрядный крюк.

До утра, где по дорогам, а где и по снежной целине они добрались до ближайших немецких тылов. Сначала наткнулись в деревне на немецкий госпиталь. С ним определились легко — по машинам с красными крестами на бортах фургонов. Только обошли их, как в роще напоролись на батарею тяжёлых гаубичных орудий. Фирсов определился на местности и нанёс расположение батареи на карту.

А уж потом они то шли, то ползли, поскольку немецкие подразделения стали встречаться чаще. Пока выручала темнота и помогал холод — без нужды немцы нос на улицу не показывали.

Когда небо на востоке начало сереть, они улеглись в чистом поле на небольшом пригорке. Отсюда наблюдать было удобно: видно дальше, и никто не заподозрит, что в открытом поле, можно сказать, на виду, находится группа разведки. Сам Фирсов и двое разведчиков наблюдали, остальным позволено было отдыхать.

Метрах в двухстах впереди находилась вторая линия немецких траншей. На каком удалении от неё первая, пока непонятно.

Солдаты во второй линии чувствовали себя, как дома. Они выбирались из траншей, собирались группами, не таились. Потом к ним подъехала полевая кухня, и солдаты выстроились в очередь к ней с котелками.

— Нам бы сейчас к этой кухне, горяченького поесть, — мечтательно произнёс Михаил. — Интересно, чем немцев кормят?

Судя по поведению немцев, до первой линии их траншей было километра два-три. Было бы меньше — остерегались бы, опасаясь выстрелов снайперов или пулеметного огня.

Внезапно немцы забегали, скрылись в траншеях и открыли огонь из миномётов по невидимому отсюда противнику.

И эту батарею Фирсов нанёс на карту — всё нашим помощь будет, артиллерия или авиация нанесёт удар, подавляя батареи.

Для разведчиков батарея вражеская — это хорошо, это слабое место в обороне противника. Пехотинцев в траншее больше, ракеты осветительные пускают чаще. А миномётчики сидят тихо, надеются на пехоту — на всю батарею ночью только один часовой.