Рокировка

Почти тотчас после того, как юный скрипач исчез из виду за древними стенами собора, из калитки рынка на улицу Володарского вышли и встали по обе ее стороны двое внушительных уроженцев Кавказа, с лицами настороженными и не располагающими к интеллектуальным беседам. Они столько же напоминали своих собратьев с рынка, сколько лесной вепрь напоминает жирного домашнего борова.

Оглядевшись, один из них что-то сказал в мобильный телефон, едва выступающий из внушительного кулака.

Через минуту, обогнув собор, к калитке подкатил грузовичок «Газель». Рыночные чеченцы под презрительными взглядами своих лесных единоверцев проворно вынесли из калитки и загрузили под тент кузова несколько длинных дощатых ящиков, окрашенных в серый цвет и загруженных доверху мерзлым фиолетовым картофелем. Дадашев и Нахоев, они же — определенные сотрудниками ОПС как «Кубик» и «Ромбик», заглядывая в глаза приезжим, завели церемонию прощания, по мусульманскому обычаю прижимая каждого к своему сердцу вместо рукопожатия.

— Кланяйтесь уважаемому Ходже! — сказал по-вайнахски Нахоев. — И передайте, что...

Приезжий жестом прервал его, сверкнув глазами.

— Чего боитесь! — улыбнулся Дадашев. — Все чисто. Каждый день проверяем.

— Пусть боятся неверные. — пробурчал другой приезжий, испытывая явное желание поскорее уйти. — У них ослаб страх. Пора им напомнить. Ходжа хочет, чтобы никто из них не мог спать спокойно.

— Мы все этого хотим. — хитро улыбнулся низенький Дадашев.

— Тогда сделайте побыстрее, что велено.

— Мы сделаем. — хмуро ответил Нахоев.

— Аллах акбар, — синхронно выдохнули приезжие.

На колокольне собора ударил колокол.

Грузовичок отъехал.

Приезжие, косясь на кресты, морщась от колокольного звона, сели в темную неприметную «тойоту» с тонированными стеклами и московскими номерами и покатили следом.

— Что мы еще должны сделать? — спросил недовольно Дадашев.

— Скажу потом, — уходя в калитку, отозвался Нахоев.

— Эй! Это мой рынок! Если хочешь быть сам — иди в новые дома, или на вокзал! Там бери, воюй с русскими! Я не хочу, чтобы что-то было без меня!..

Они удалились, громко перебраниваясь.

На площадь, запыхавшись, выбежала неуклюжая дворничиха. Серые быстрые глаза ее пробежались по людям и машинам, но «Газель» и темная «тойота» уже пропали из виду. Не задерживаясь, она прошла вдоль ограды, но и калитка в окружавшем рынок заборе уже была заперта.

Кобра перевела дыхание и принялась подметать остановку автобуса, бурча что-то себе под нос. Очевидно, ругала некультурность горожан. Высокий мужчина в золотых очках и девушка-брюнетка посторонились, пропуская ее.

К остановке подъехали и встали серые «жигули».

Следом за ними, возмущенно сигналя и мигая фарами, петлял малиновый, словно искусственное датское повидло, которым брезгуют даже мухи, «мерседес Е-240» в стодвадцатьчетвертом кузове. Судя по изъеденным ржавчиной порогам и мутной светотехнике, седан был выпущен еще в конце восьмидесятых годов, а новое лакокрасочное покрытие нанесли на него непосредственно перед тем, как втюхать чадящий аппарат лоховатому покупателю.

Проскочив вперед и загородив «жигулям» дорогу, мечта начинающего нувориша остановилась. Из салона проворно выпрыгнул упакованный в кожу мордатый юноша лет двадцати и бросился к «жигулям» с криком:

— Я тебя, фофан, щас научу ездить по понятиям! Глухой, что ли?! Ты же мне чуть борт не стесал! А, ну, выходи из машины!

Оперуполномоченному Тыбиню еще предстояло работать в этом районе. Стать героем скандальной истории не входило ни в его планы, ни в планы Кляксы. Да и сам по себе Старый был человеком грузным, ленивым и до крайности флегматичным. Поэтому он только приоткрыл окно салона и в узкую щель примирительно пробурчал:

— Слышь, браток, извини. Торопился очень.

Лица его при этом сквозь запыленные специальным составом стекла не было видно. В «наружке» не применяют тонированных стекол, чтобы не привлекать внимания, а вот просто грязноватых — сколько угодно.

Однако названный по ошибке «братком» мелкий барыга разошелся не на шутку.

Обозвав Тыбиня «козлом», он пнул его машину ногой и пообещал разнести «жигули» вдребадан, если трусливый хозяин не выйдет.

Прохожие начали оглядываться.

Ничего не может быть неприятнее для разведчиков, чем оказаться в центре скандала.

Седая дворничиха подошла поближе, закрывая обзор прохожим, и, дыхнув перегаром, сказала:

— Че разорался? Лучше на опохмелку дай... ик!.. А то ментов позову!

— Пошла ты! — окрысился сопляк. — У меня твои менты все вот тут!

Начинающий бизнесмен показал Кире сжатый кулак, символизирующий «схваченность» гатчинских правоохранителей племенем коммерсантов, и снова развернулся к чуду российского автомобилестроения.

Всё дальнейшее было в излюбленном стиле Старого.

Стекло в окне «жигулей» приспустилось как раз настолько, чтобы туда можно было без труда просунуть руку.

Будто приглашало к этому.

Обрадованный хозяин «мерса» кинулся к нему и запустил внутрь салона обе клешни, пытаясь выудить врага. Кира глядела ему в спину, мрачно ухмыляясь и придерживая кончиком языка специальную прокладку, выворачивающую губы и кардинальным образом изменяющую внешность.

Внезапно мордатый юнец зашипел, оскалил зубы, выкатил глаза и широко открыл рот, точно ему не хватало воздуха. Колени его затряслись, он зашатался, даже не делая попыток вырвать руки.

— Только не орать. — предупредил его Старый, невидимый в глубине салона. — Хуже будет.

— А-ва-ва-ва… — шепотом проблеял начинающий коммерсант.

— Проси прощения.

— Да-да, конечно…

— Не так. Повторяй: дяденька, прости засранца.

— Дяденька... ой, больно!.. прости засранца...

— Еще разок.

— Дяденька, ну, прости...

— Кого простить?

— Меня...

— А ты кто? — безмятежно поинтересовался Тыбинь.

— Меня Игорь зовут...

— Неправильно.

— Ой, — заскулил юнец, чувствуя, что его пальцы через секунду вывернутся из суставов.

— Сколько костей в кисти руки? — спросил Старый.

— Н-не знаю...

— Двадцать восемь, — наставительно сказал Тыбинь. — Хочешь, их будет пятьдесят шесть?

— Н-нет, — простонал водитель «мерседеса».

— Тогда извиняйся.

— Дяденька, прости...

— Дальше.

— Засранца... Ой, я больше не буду!

— Вот теперь верю, — осклабился Старый. — Иди, садись в свою машину и не вздумай сразу ехать. Дай пальцам отойти... У тебя может быть перелом, — заботливо прибавил оперативник. — Множественный, со смещением...

При всей массивности фигуры ручки у Миши Тыбиня были маленькими, почти детскими. У всех новичков в ОПС это вызывало неуместную улыбку, но лишь до тех пор, пока Старый не демонстрировал какой-нибудь фокус — гнул пятирублевки или вязал из толстых гвоздей смешных человечков. В последние годы он делал это все реже и реже: надоело. Сила в его пальцах была неимоверная. При одном из задержаний он просто протянул наркокурьеру ладошку для рукопожатия и стиснул здоровенного таджика за три толстых пальца — больше не сумел охватить. Эффект был такой, точно пальцы таджику прищемили железной дверью.

Правильный, в общем, был эффект.

Главное, что у наркокурьера не возникло желание хвататься за спрятанный под брючным ремнем потертый девятимиллиметровый "Walter PPK[14]" и тем самым еще более ухудшать свое и так незавидное положение...

Неудачно наскочивший гатчинский нахал, побелев лицом и пошатываясь от пережитой боли, подошел к своей машине и безуспешно попытался открыть дверцу. Пальцы его распухали на глазах и бессильно скользили по ручке.

Кира пришлось ему помочь.

— Старый, ты где? — раздался в салоне «жигулей» голос Кляксы. — Почему не докладываешь?

— Мы с Коброй в третьем секторе. Была помеха, устранена. Дональда не наблюдаю.

14

Walter PPK (Policeipistole kriminal) — уменьшенная модификация пистолета «Walter PP». Выпускается в нескольких модификациях — под патрон 9х17, 7, 65х17 HR и .22LR. В данном случае речь идет о 9-миллиметровой модели с семизарядным магазином, начальной скоростью пули 290 м/сек. и прицельной дальностью стрельбы до 25 м.