Земля Без Короля

— Я сама много раз это говорила!

Мужчины обменялись жалким подобием улыбок и, отвернувшись, принялись раздеваться.

Прошло совсем немного времени, и поляна озарилась жутким светом костра, в прыгающем пламени которого выгибалось и билось обнаженное тело громко кричавшей от непереносимой боли прекрасной женщины. Ее ноги были придавлены толстым тлеющим стволом дерева, а за руки ее крепко держал костлявый старик. Его лицо тоже было искажено гримасой боли, а из-под закушенной губы стекала капелька крови. В плечи старика вцепились двое мужчин — огромный и коротенький; они оба дрожали и негромко ругались, но не убирали рук.

— Ненавижу волшебство! — снова и снова рычал латник, но темные деревья, стоявшие вокруг, никак не реагировали на это признание.

Ловкие пальцы, отражавшиеся в полированной поверхности стола, внезапно разжались. Деревянная фигурка вспыхнула ярким пламенем и, казалось, издевательски улыбнулась Ингрилу Амбелтеру, прежде чем превратиться в кучку золы.

— Змея в Тенях! — прошипел потрясенный Повелитель Заклинаний. — Неужели она обладает такой мощью?

Барон Фаерод Серебряное Древо чуть заметно улыбнулся и развел руками.

— Ингрил, но ведь она моя дочь.

13

СЛИШКОМ МНОГО СОБЫТИЙ

ПОД РУКАМИ стражников, старательно сохранявших на лицах бесстрастное выражение, двери комнаты захлопнулись с холодным и очень решительным звуком.

— Станьте туда, — обратился барон Фаерод Серебряное Древо к двум своим младшим магам тем же самым ласковым голосом, каким обычно приветствовал их по утрам. Однако взгляд его обжигал ледяным холодом. Рядом с ним безмолвно стоял Ингрил Повелитель Заклинаний, и из широких рукавов его мантии виднелись две волшебные палочки, а на лице застыла холодная, жестокая улыбка.

Кламантл и Маркоун, не глядя друг на друга, так же молча передвинулись туда, куда указал барон, а правитель Серебряного Древа глядел на них, сложив руки кончиками пальцев, точь-в-точь как жрец, подбирающий утешительные слова для ответа молящимся.

— Нанимая вас, я считал вас волшебниками, и достаточно опытными, — продолжил барон все тем же шелковым голосом, — и даже более того: людьми, обладающими здравым смыслом. И то и другое редко встречается у магов… как оказалось, даже реже, чем я думал.

Он неторопливым изящным движением взял кубок, отпил из него и добавил:

— Вас стоит показывать в балагане за деньги как пару опрометчивых глупцов, годных лишь на то, чтобы разрушать и портить, глупцов, дальнейшая жизнь которых стала теперь предметом для серьезных раздумий, а не несомненным фактом. Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, какое количество денег, вложенных мною в Силптар, вы сожгли, взорвали и пустили по ветру нынче вечером?

Маркоун облизал сухие губы.

— Господин, я… — начал было он.

— Помолчи, — почти шепотом откликнулся барон. — Не разевай рот. Слушайте, оба, что я вам скажу; даже и не думайте проявить хотя бы тень неповиновения, хотя бы намекнуть на какую-то самостоятельность. Вы будете сидеть здесь, в этой комнате, пока вам не позволят куда-нибудь выйти из нее, и потратите все свои знания магии на то, чтобы вернуть мою дочь, краеугольный камень моей твердыни!

— Господин, — возразил Маркоун, — я хотел бы…

— Вспомни-ка, юный маг-дурак или дурак-маг, — перебил его барон, — разве я только что не приказал тебе молчать? Или моя власть кажется тебе таким уж пустяком?

Маркоун побледнел, снова открыл было рот, но тут же захлопнул его и покачал головой.

Барон медленно кивнул.

— Это уже лучше, — бросил он. — И все же я думаю, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы напомнить всем вам кое о чем. Вещи, принадлежащие вам троим, самым верным и преданным моим магам — и еще флаконы с вашей кровью, помните? — лежат, спрятанные, в тайниках этого замка, и их столько, что я могу быть уверенным в своей полной власти над Ингрилом, Кламантлом и Маркоуном. Если на какую-либо из этих вещей попадет хоть одна капля крови того мага, которому она принадлежит, его ждет неизбежная долгая мучительная смерть. Причем сразу же. А умирать он будет долго, сотрясаясь в конвульсиях, громко завывая от боли и ужаса, если, конечно, я верно запомнил кончину еще одного глупого волшебника, который некогда служил мне. А теперь — за работу.

Глазу, наблюдавшему за происходившим из укромного углубления в украшавшей карниз резьбе, представились насмерть перепуганные Кламантл и Маркоун, вприпрыжку бросившиеся к своим рабочим столам. Впрочем, если бы этот глаз смог уловить хоть один из взглядов, которые оба искоса кидали на Повелителя Заклинаний, то счел бы их убийственными.

— Сараспер.

Рядом не было никого, кто мог бы произнести его имя.

Целитель глубоко вздохнул. Караулить здесь, в чаще леса, означало прежде всего следить за тем, чтобы не заснуть, да прислушиваться к многоголосому пению насекомых — или к внезапному прекращению этих звуков.

— Сараспер, ты не забыл меня? — В голосе, звучавшем в голове целителя, отчетливо слышалось нетерпение.

— Нет, Предвечный Дуб, — молча ответил целитель.

— Вот и прекрасно. У меня есть для тебя задание.

Сараспер улыбнулся в темноту.

— Конечно.

— Смертный, для тебя будет куда лучше, если ты будешь меньше дерзить и станешь вести себя со священным почтением.

Целитель развел руками.

— Я таков, каков есть. Чем могу служить тебе?

— На волшебницу Эмбру Серебряное Древо наложено проклятие. Удали его.

— Без надлежащего руководства я не смогу даже взяться за это, — подумал Сараспер.

— В эту ночь ты все равно можешь рассчитывать лишь начать работу. Слушай меня и повинуйся.

— Приказывай, Предвечный Дуб, — ответил Сараспер.

С этого мгновения его руки и его сознание проделывали то, что говорил ему шепот в мозгу и к чему понуждали картины, представавшие перед мысленным взором.

Час шел за часом, а он продолжал трудиться. Пот струился по его лицу, как утренняя роса по камням. Краер, а затем Хоукрил отстояли свои смены, а старый целитель сидел, сохраняя почти полную неподвижность, держа раскрытые ладони с растопыренными пальцами над головой Эмбры. Мужчины еще с вечера, не договариваясь между собой, единодушно решили не будить Эмбру для несения караула.

Однажды пальцы Сараспера уловили в спящем разуме яркие магические нити, и целитель решил было, что разрушить проклятие будет несложно… но звучавший в его мозгу голос повел его в глубину переплетения и приказывал то перемещать одну из нитей, то убирать другую, то соединять две нити с третьей и делать множество других манипуляций. Ближе к рассвету всегда бывший начеку Хоукрил услышал какое-то движение неподалеку, впрочем, к поляне так никто и не подошел. Измотанный донельзя целитель пребывал в растерянности и говорил себе только, что все эти хитросплетения поверх проклятия, которые он устраивал, могут предназначаться лишь для того, чтобы внедрить колдовство еще глубже в сознание Эмбры… и сделать так, чтобы заклятие теперь подчинялось иному господину.

И для какой надобности Предвечному Дубу могло понадобиться проклятие, отбирающее у волшебницы по куску жизни за каждое заклинание, которое той приходилось творить?

Эта мысль как будто что-то переключила, и в следующее мгновение перед мысленным взором Сараспера появился дверной проем в изогнутой, осыпавшейся каменной стене. Затем вместо двери возникло изображение увенчанного куполом круглого здания. Оно было давно заброшено и густо оплетено диким виноградом. Именно его стену целитель увидел сначала.

— Это библиотека волшебника Эхрлута. Ищи Камень там.

В следующий момент изображение, казалось, начало стремительно уменьшаться в размере, удаляясь по длинному, темному туннелю, а Сараспер полетел в другую сторону: в долгожданное черное беспамятство.