Страница 19 из 98
Покрытые мхом камни были скользкими, и все же дорога показалась обоим друзьям слишком короткой. Они добрались до полуобвалившегося входа в считанные мгновения.
— Что, вот так и погибают барды? — пробормотал Делвин, остановившись возле осыпающейся каменной стены. Его голос заметно дрожал.
— Да, — ответил Хелгрим. Хотя он говорил шепотом, его голос прозвучал холодно и сурово, — Да, именно так.
Бок о бок они протиснулись сквозь проход в обитель призраков.
Преддверие Дома Безмолвия некогда представляло собой парк с пышными кустами и ухоженными клумбами, а потом превратилось в место захоронения внебрачных детей баронов, их любимых слуг и куда более дорогих сердцам правителей лошадей и собак. Но уже на протяжении долгих лет здесь беспрепятственно разрастался лес, и теперь в этом окруженном рассыпающимися от старости каменными стенами пространстве деревья, казалось, пытались загасить льющийся с неба лунный свет, и потому покосившиеся обелиски и даже гробницы размером с крестьянский домик появлялись из темноты пугающе неожиданно.
— Опустите меня на землю, — прошипел женским голосом мокрый тюк, переброшенный через плечо латника, — Опустите, разрази вас гром, вы…
Эмбра негромко вскрикнула — что-то с писком вцепилось в ее свисавший влажный локон.
— Не разобрал ваших последних слов, — рявкнул тащивший ее гигант. Впрочем, голос его прозвучал не удивленно, а скорее сердито. — А теперь перестаньте дергаться, а то я не удержу вас и уроню на какой-нибудь камень.
Тут Хоукрил как раз поскользнулся на влажном камне, резко дернулся, чтобы устоять на ногах, и девушка, которую он тащил на плече, снова взвизгнула. Он на самом деле оступился, а если Эмбра подумала иначе, ну и что из того?
У них были и куда более серьезные основания для тревожных и печальных размышлений. Позади, у подножия холма, кто-то выкрикивал приказы, и слышалась тяжелая поступь вооруженных до зубов воинов. Отряд людей Серебряного Древа гнался за ними, чтобы убить. Хоукрил в ярости зарычал.
Летучие мыши, пронзительно попискивая, мельтешили над головами. Краер пробирался вперед, уверенно и бесшумно, как тень, но латник, обремененный своей мокрой разъяренной ношей и болтавшимся мешком с драгоценностями, который при каждом шаге шлепал его по бедру, спотыкался все чаще и чаще.
И вскоре случилось неизбежное: он обеими ногами наступил на скользкий камень, и земля ушла у него из-под ног. В тот же миг руки Хоукрила оказались пустыми: драгоценные камни, разлившись гремящим потоком, посыпались в темноту в одну сторону, а Эмбра со сдавленным криком отлетела в другую.
Она тяжело грохнулась на плоскую могильную плиту, ободрав оба локтя и ударившись головой о выщербленный непогодой камень. А когда ей удалось немного прийти в себя, то она разразилась такими яростными и крепкими проклятьями, что перепуганный латник поспешил укрыться в темноте.
Эмбра Серебряное Древо резко обернулась, чтобы лицом к лицу встретить солдат своего отца; она поднялась на ободранные, кровоточащие колени и воздела обе руки. Будь она проклята, если безмозглый маг, прах его побери, не наколдовал еще одного ночного червя… Точно, и еще одну призрачную пиявку!
Она выкрикнула, почти провыла заклинание, которое сшибло растрескавшуюся арку ворот и швырнуло камни в темневшую на фоне звездного неба тушу ночного червя. Чудовище даже не успело издать ни единого звука.
Разбрызгивая из многочисленных дыр кровавую пену, безголовая туша, дергаясь в конвульсиях, рухнула на землю, уничтожив по пути призрачную пиявку: она была разорвана на куски слишком большим количеством жизненных сил — а именно ими и питалась эта пиявка, — все еще остававшихся в околевающем чудовище.
Эмбра следила за всполыхнувшими перед окончательной гибелью чудовищами, гневно сжав губы в тонкую белую ниточку. Несомненно, скоро здесь, дрожа, спотыкаясь и испуганно озираясь, появятся воины Серебряного Древа, послушные ее отцу и исполненные решимости довести до конца то, за чем их послали сюда. Каким бы бушующим пламенем ни взрывалось колдовство, дело всегда заканчивали простые тупоголовые вояки, не так ли?
Эмбра внезапно содрогнулась. Она снова почувствовала себя слабой и больной. И неудивительно — ведь ей пришлось несколько раз пользоваться волшебством. Бросить вызов и нанести поражение троим магам, которые, без всякого сомнения, много ее сильнее и, конечно, куда хитрее. Пора снова удирать, и…
Она неуверенно соскочила с могильной плиты, почувствовала под ногами свои собственные драгоценные камни, невидимые в темноте, и тут поняла, что осталась одна. Где же этот тупой вол, этот латник?
Эмбра продолжала ругаться: бешенство настолько овладело ею, что она даже не в состоянии была вспомнить его имя, зато лицо достаточно хорошо запечатлелось в памяти, и этого было вполне достаточно.
Владычица Самоцветов хрипло выкрикнула заклинание, и Хоукрил Анхару вдруг остановился на бегу. Он чуть не упал, а безжалостные силы стремительно овладевали его телом, опаляя словно огнем и вытягивая жилы. Он даже не смог выругаться, когда невидимые руки резко повернули его кругом. Внутри у него, казалось, бушевал пожар, и он даже не сразу заметил, что, внезапно оказавшись пленником собственного тела, бежит неверными шагами туда, где осталась волшебница.
Эмбра окинула яростным взглядом дрожащего воина. Лицо Хоукрила было белым от страха и перекошенным от гнева, сдержать который позволяли только ее неусыпное внимание и железная магическая сила, но то, что его мышцы все время вздувались буграми, а шаги были неестественно широкими, говорило о том, что он изо всех сил пытался противиться ее волшебству. Он с видимой неохотой вытянул руки, и Эмбра бросилась в эти отнюдь не нежные объятия, даже не удосужившись оглянуться, чтобы посмотреть, насколько близко подошли преследователи.
Мгновением позже латник со своей ношей снова, задыхаясь, мчался среди бесчисленных могил; рассыпанные драгоценности были позабыты, а громкие крики передовых воинов Серебряного Древа раздавались, казалось, совсем рядом.
— Сюда! Скорее! — послышался впереди голос Краера, и Эмбра позволила своему упрямому коню повернуть на голос. Квартирмейстер махал им рукой от зияющего темного входа в склеп, не уступающий размером особняку какого-нибудь городского купца. При лунном свете дверь была похожа на пустую глазницу гигантского черепа, наполовину зарытого в землю.
— Дом Безмолвия, — процедила Эмбра сквозь стиснутые зубы, словно сплюнула. — Так это и есть ваше «безопасное» убежище?
Краер кивнул и жестом поторопил ее войти.
— Прошу вас быть первым, — с любезностью, достойной придворного бала, ответила волшебница. — Там живут длиннозубы, а у меня не осталось волшебства, чтобы разделаться с ними. Помашите перед ними вашим мечом, и, может быть, они разбегутся. Я устала и начинаю терять контроль над нашим могучим другом.
Краер ответил ей взглядом, в котором можно было прочесть сразу и удивление, и тревогу, и предостережение, и метнулся в темноту, держа кинжал наготове.
Эмбра отскочила на несколько шагов от разгневанного, трясущегося от бешенства Хоукрила, прежде чем латник успел дотянуться до нее. Если бы ему удалось схватить девушку, то он, без всякого сомнения, размазал бы ее по дверному косяку. Освободившись от ее тяжести и большей части ее власти над собой, он ринулся вперед в то же мгновение, когда она отскочила в сторону. Ну и что, не только он один тащил на себе этой ночью через лес бремя смертельной ярости. Ее выбор был сделан, она воспользовалась жалким, ничтожным шансом, и, если она сейчас допустит ошибку, ее может ожидать только смерть.
Она заставила себя повернуться, хотя и видела показавшихся невдалеке солдат. Искоса окинув их гневным взглядом, Эмбра Серебряное Древо произнесла спокойным голосом, обращаясь к луне:
— Отец, я знаю, что вы сейчас слышите меня. Так имейте в виду: я не желаю, чтобы меня так или иначе использовали против моей воли. Отныне и впредь можете следить за мной — и бойтесь, как бы я не вернулась.