Страница 97 из 108
ГЕННАДИЙ ХРОМУШИН
ТЕОРИИ, ПРОГНОЗЫ И ФАНТАСТИКА
Будущее… Какое оно? Мало кто из нас не задумывался об этом.
Огромные возможности, которые открыли перед людьми современная наука и техника, послужили исходной базой одной из популярнейших тем научной фантастики — человек и будущее общество. Эта фантастика, родившаяся в классовом, антагонистическом обществе, оказалась далеко не однозначной. Прогрессивные, гуманные идеи сплошь и рядом соседствуют в ней с реакционными, мрачными предсказаниями гибели мира и деградации человечества.
На пороге опустевшего города — мыслящие машины.
На одной из улиц они встречают «аборигена» — последнего оставшегося в живых человека Земли. Это эпизод из рассказа Б. Олдиса «Но кто же способен заменить человека?».
…Утро в доме. По комнатам деловито снуют автоматы.
Но людей в доме нет. Лишь на стене остался выжженный когда-то страшный отпечаток фигур мужчины, женщины и двоих детей, играющих в мяч. Такими своеобразными символами предупреждает человечество об угрозе термоядерной войны известный американский писатель-фантаст Р. Брэдбери в рассказе «Будет ласковый дождь». «От некоторых моих произведений, — заметил недавно в интервью итальянскому журналу «Панорама» Брэдбери, — складывается впечатление, что я настроен к технике враждебно. Это не так. У меня множество рассказов о технике. Одни написаны с целью предостеречь, другие — чтобы заставить почувствовать прелесть жизни, облегченной машинами».
Как видим, позиции этих двух авторов весьма различны.
Б. Олдис видит будущее мрачным, а человека — уничтоженным машинной цивилизацией. Р. Брэдбери верит в силу человеческого разума и предупреждает против безумия, могущего обернуться катастрофой.
Тема наступления эры господства машин, порабощения и гибели человечества настойчиво повторяется в научно-фантастических произведениях буржуазных писателей. Они сознательно доводят до крайности тенденцию капиталистического использования техники и не представляют иных направлений развития, кроме тех, которые порождены капитализмом.
И как бы ни варьировалась этими писателями данная тема, ее социальный смысл остается общим и неизменным.
В рассказе «Акдроид» Г. Каттнер описал мир роботов. Человек неожиданно понимает, что вокруг него в облике служащих фирмы работают не люди, а роботы. Человек решает предупредить остальных людей об опасности, но роботы, надвигаясь со всех сторон, выбрасывают его из окна…
На почве капиталистической действительности расцвела и фантастика, рисующая будущее этаким «сытым раем» для бездушного и послушного стада. Его жизнь строго регламентирована и подчинена железной воле правящей элиты.
Эта нить тянется еще от философии Платона. Узкий круг избранных пользуется плодами труда других, верно служащих этой элите. Подобная фантастика сплошь и рядом оборачивается антикоммунизмом. Социальная почва таких фантастических мифов одна и та же: классовые, антагонистические отношения, уничтожающие человеческое в человеке.
История нашего столетия убедительно доказала, что подлинный оптимизм связан с социалистическим будущим человечества, когда техника придет на службу потребностям человека, а его духовный мир раскроется во всем своем богатстве[1]. Именно об этом повествуют произведения советских писателей-фантастов А. Толстого, А. Беляева, И. Ефремова, А. Казанцева и других. Они страстно верят в силу ума, величие и гуманность людей, освобожденных от власти капитала.
По мере развертывания научно-технической революции попытки представить себе облик будущего перестали быть достоянием только научной фантастики. К решению этой проблемы всерьез подключилось возникшее в науке направление теоретического анализа, получившее название футурологии.
Футурологическими исследованиями занялись десятки научных организаций: «Рэнд корпорейшн», Гудзоновский институт, Чикагский университет и др. (США), «Группа 1985» (Франция), «Институт проблем будущего» (Австрия) и т. д. Работы футурологов Г. Кана «Год 2000. Тема для размышлений», «Следующие 200 лет», О. Тоффлера «Шок будущего» и «Экоспазм» и т. п. выдержали десятки изданий.
В чем же причина бурного развития футурологии? Немецкий ученый О. Флехтхайм, который еще в 1943 году предложил название «футурология», не скрывал, что основная задача футурологии сводится к попыткам опровержения марксистско-ленинского анализа движущих сил, характера и направления общественного прогресса. И действительно, футурология формировалась прежде всего как форма буржуазной апологетики и пропаганды антикоммунизма. Однако развитие НТР и государственно-монополистического капитализма, необходимость использования достижений науки в управлении общественными процессами, поиск средств укрепления капитализма ради его выживания в современном мире заставили футурологов и разделяющих их взгляды и теории писателей-фантастов наряду с пропагандой заняться реальными проблемами, с которыми столкнулось человечество во второй половине XX вежа.
Взлет технического прогресса за последние два десятилетия оказался могучим и стремительным. 90 процентов ученых, которые когда-либо работали или работают на планете, оказались нашими современниками. За последние 17 лет получено больше половины результатов исследований, находящихся в распоряжении человека. Объем знаний во всей науке удваивается за 10 лет, в биологии — за 5 лет, в генетике — за 2 года, в ядерной физике и космонавтике — за 1,5 года[2].
Техническая революция до основания потрясает материальные основы человеческого общества, изменяя его судьбы за одно десятилетие быстрее, чем за сотни лет прежде.
В сознании людей все более прочно утверждается мысль о безграничности возможностей науки и техники. Одновременно с беспощадной прямотой встает проблема социальных целей развития науки, проблема моральных и социальных аспектов технического прогресса. Отец французской футурологии Бертран де Жувенель поставил вопрос: «Как будто с каждым годом мы все лучше оснащены для достижения того, чего мы хотим. Но чего же, мы, в сущности, хотим?» Это вопрос не просто растерявшегося одиночки. Проблема существует, она реальна. Известный физик М. Борн писал: «Хотя я влюблен в науку, меня не покидает чувство, что ход развития естественных наук настолько противоречит всей истории и традициям человеческого общества, что наша цивилизация просто не в состоянии сжиться с этим процессом»[3].
Такая глобальная постановка проблемы буржуазными учеными делает ее рыхлой и расплывчатой, лишает социально-исторической четкости.
Чего хотим «мы»? И кто это «мы»?
Еще в 1925 году Е. Замятин опубликовал антикоммунистический фантастический роман о будущем человечества, не без умысла озаглавив его «Мы». В его представлении «мы» — коллективное стадо, в котором личность растоптана и угнетена правящей элитой, захватившей контроль над современной техникой. Не ясно ли, что, если речь идет о желаниях стада, картина одна — серая, убогая и безысходная. Совсем иначе, как известно, строятся желания социально-активных классов, передового общества свободы, где, говоря словами «Коммунистического манифеста», свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.
Слова физика М. Борна невольно вызывают вопрос: что он подразумевал под «нашей цивилизацией», которая не в состоянии сжиться с ходом научно-технической революции?
«Наша» — как общепланетарная? Но такой, увы, не существует в мире, расколотом на противоположные социальные системы. Если же под «нашей цивилизацией» имеется в виду мир современного капитализма, то Борн во многом прав, ибо система отношений буржуазного общества действительно оказывается все более несостоятельной в эпоху бурного развития производительных сил под влиянием НТР.
Однако коренные преобразования, меняющие материальную базу, весь характер производительных сил в мире являются и результатом глубочайших социальных преобразований, наступивших под воздействием главного события XX века — Великой Октябрьской социалистической революции в России.
1
См.: Г. Шахназаров. Социалистическая судьба человечества. М., 1978.1
2
См.: «Проблемы мира и социализма», 1976, № 2, с. 40
3
Цит. по кн: Братья по разуму. М., «Мир», 1977, с. 13.