Страница 26 из 125
— Противник сбрасывает ход, начинает перестроение, — четко, по уставному, доложил вахтенный штурман.
— Им до нас еще полчаса ходу. Неужели почуяли?
— Спокойно, док, все в норме, — с легким напряжением в голосе отозвался Ковалев. — Они подходят к системе, здесь велика опасность встречи с метеорами, а резких разгонов-торможений их корыта не выдержат. Предпочитают, очевидно, потерять во времени, но выиграть в безопасности. Ну и перестроение делают заранее — так проще, не мешает никто.
Дальнейшее развитие ситуации показали, что он был прав — перестроение флот Диктатора проводил спокойно, да и тормозил не слишком интенсивно. Пожалуй что при такой интенсивности он как раз выйдет на досветовую у границ системы, а к планете, которую Диктатор собирался штурмовать, подойдут как раз на планетарной скорости. Идеально для боя в системе — похоже, Диктатор, или кто там вел его флот, хорошо знал свое дело.
Однако до системы их никто допускать не собирался — имперская эскадра стояла у них на пути и орудия главного калибра линкоров уже могли доставать до кораблей Диктатора. Стрелять, правда, никто пока не собирался — и точность на такой дистанции невелика, и расстояние сильно ослабляет энергетический удар. Да и рисунок боя планировался совсем другой, поэтому Ковалев пока что ждал.
Однако, когда флот Диктатора вошел в зону досягаемости среднего калибра (кораблям Диктатора даже для того, чтобы наиболее дальнобойные орудия его кораблей просто доставали до цели, было еще пилить и пилить), станция дальней связи флагмана передала заранее заготовленное и записанное сообщение которое, похоже, было для Диктатора полным шоком.
Ковалев помнил, как они его записывали. Лейтенант-аналитик из группы разведки, обладающий на редкость гнусавым голосом с врожденно-протокольной интонацией и внешностью типичнейшей канцелярской крысы надиктовывал его в микрофон и рожа его была на редкость довольная. В прошлой жизни он был офицером ГРУ, разжалованным и уволенным со службы за зверскую (по мнению журналюг и правозащитников) расправу над мирным населением. На самом деле он командовал группой, преследовавшей боевиков, незадолго до того запытавших до смерти нескольких пленных десантников. Когда боевики зашли в село, которое, как точно было известно, было родным для главаря, его брата и, по совместительству, подельника и еще трех членов банды, подполковник Веселов, командовавший операцией, вызвал помощь, обложил село со всех сторон и потребовал у боевиков сдаться. После первого же выстрела со стороны села оно было стерта с лица земли залпом «Градов». После обстрела выжило пятеро местных и один боевик. «Гражданских» (да какие они гражданские — днем улыбается, а ночью в спину стреляет) отпустили на все четыре стороны, а боевика Веселов просто посадил задницей на гранату. Тот сидел часа два, потом ягодичные мышцы устали и граната, соответственно, рванула. За это самоуправство он и еще трое офицеров были уволены и после громкого процесса, несмотря на протесты армейских офицеров (впоследствии протесты вылились во вполне конкретные действия, закончившиеся долгой и мучительной смертью трех писак и одного правозащитника, а также сломанными ребрами судьи) посажены. Впрочем, просидели они дня два, а потом исчезли, как испарились. И очень немногие знали, что они по-прежнему служат по специальности, только на новом месте, в немногочисленном пока подразделении разведки имперской эскадры.
А сообщение, которое ушло сейчас Диктатору и которое, без сомнения, было получено на всех кораблях его флота, сообщалось, что эти самые корабли вошли на территорию империи, вследствие чего являются нарушителями границы. Всем кораблям предписывалось немедленно лечь в дрейф, принять досмотровые группы и приготовиться к отконвоированию на имперскую базу для дальнейшего разбирательства. Ну и, естественно, предупреждалось, что в случае неповиновения будет открыт огонь. Ковалев все еще рассчитывал, что удастся обойтись без стрельбы, одним авторитетом империи. Но… Не удалось.
Было интересно наблюдать, как корабли вражеского флота начали поспешное и не слишком слаженное перестроение в боевой порядок. Вот теперь становилась видна основная проблема этого флота — во-первых, он был большим и, как и всякий большой флот, трудноуправляемым, а во-вторых, очень похоже, не все экипажи были хорошо подготовлены и, тем более, слетаны. Корявое перестроение, даже с учетом спешки, говорит о подготовке флота только плохое.
Но, тем не менее, действия флота противника были вполне ожидаемы. Ну что же, предсказуемость тоже бывает наказуема, особенно во время войны. В момент перестроения любое соединение наиболее уязвимо и в этот момент, по всем законам тактики, следовало нанести удар. Конечно, тот, кто командовал сейчас флотом Диктатора, не без основания полагал, что время у него еще есть — кораблей Ковалева он пока что не видел. Больше того, он мог предположить, что послание — вообще блеф отчаявшихся защитников планеты. Однако он не учел простой вещи — наличия у имперцев маскирующего поля и потому, когда атакующие эсминцы оказались вдруг совсем рядом, не успел уже предпринять ничего. Впрочем, он умер на боевом посту — смерть, достойная офицера. Она была бы еще достойнее, сумей он хоть что-то сделать, но когда имперский эсминец, огромный, как гора, материализовался из ничего совсем рядом с флагманом и всадил ему в борт две торпеды, он ничего не успел понять — он просто перестал быть.
В следующие три секунды были уничтожены еще четыре корабля, которые, по мнению аналитиков от разведки, могли взять на себя роль флагмана в случае его уничтожения, после чего оба эсминца, окутавшись маскировочным и защитным полями, полным ходом рванули с места боя — свою роль они уже сыграли и терять корабли и экипажи (а при плотности огня, которую мог развить флот, даже с учетом его маломощных орудий, не спасли бы никакие системы защиты) никто не собирался. По ним, естественно, открыли огонь из всего, что могло стрелять, три секунды — это очень много, но прелесть ситуации заключалась в том, что в момент перестроения, когда походный ордер уже разрушен, а боевого порядка еще не построено, стрелять особенно и некому. Слишком велика опасность попасть в своего, поэтому реально из всего флота огонь вели не более десятка кораблей. Накрыть невидимые для систем обнаружения, идущие с огромной скоростью и при этом отчаянно маневрирующие эсминцы в такой ситуации становится невыполнимой задачей.
Однако уничтожение флагманов дало не только отвлекающий и деморализующий, но и стратегический эффект. Командиры кораблей, лишившись централизованного командования, повели себя так, как и положено вести никогда не воевавшим в форс-мажорных обстоятельствах, да еще и с хотя бы равным противником, офицерам. То есть каждый начал делать то, что считал правильным в подобной ситуации, в меру собственного опыта и способностей. Одни продолжили маневр перестроения, другие попытались построить оборонительный порядок, третьи просто сбросили ход или начали бестолково рыскать на курсе. Вместо флота моментально образовалось сборище кораблей разных классов, вдобавок больше озабоченных тем, как бы не протаранить друг друга, чем противодействием неизвестному противнику. Ценность флота как боевого соединения была потеряна, воевать моментально стало некому.
Конечно, такой процесс не может продолжаться бесконечно — рано или поздно порядок будет восстановлен, вот только времени на это флоту Диктатора давать некто не собирался. Два имперских линкора, линейный крейсер и мониторы просто разрядили в образовавшуюся беспомощную толпу свои орудия и на том первая фаза боя, можно сказать, была завершена — как минимум пятая часть вражеских кораблей исчезла в облаках взрывов или продолжила свой путь в виде мертвой груды обломков. Потом последовал еще один залп по смешавшемуся, сбивающемуся в кучу противнику, а потом линкоры перешли на беглый огонь.
Менее чем за минуту потерявший почти половину кораблей флот Диктатора оказался в невыгоднейшем положении избиваемого — подойти под огнем на расстояние, с которого имелся хоть малейший шанс достать имперские корабли, было не то чтобы затруднительно, а просто невозможно. Однако, похоже, в командиры кораблей редко берут дураков. Все они как-то синхронно сообразили, что пытаться держать строй, как того предписывают тактические наставление и сам Великий и Непогрешимый Устав в такой ситуации — извращенная форма самоубийства.