Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 52

Началась церемония голосования.

– Кресло номер 1.

Встал толстый академик, похожий в своих латах на вспучившуюся от долгого хранения консервную банку, поднял жезл над головой и произнес:

– Да, согласен.

– Кресло номер 2.

Встал Астроном. Одуванчик его головы мелко трясся: казалось, сейчас облетит последний пух.

– Да, согласен.

“У одного старость, - думал Человек. - У другого дети. У третьего дело, благородная забота о своем деле. Или о своем теле? Получается, что всем нельзя. Кому же можно? И мы еще удивляемся, как в темные эпохи, эпохи подлости…”

– Кресло номер 56.

Встал Философ и сказал со вкусом, приятным глубоким басом, непринужденно отставив руку с жезлом:

– Да, согласен.

У Писателя поза равнодушия, неверия. Или просто пьянства? Медик знает одно - он приносит пользу людям, спасает их, а до всего прочего…

– Кресло номер 91.

Встал Физик и буркнул, не поднимая головы, нахохлив плечи:

– Да. Согла…

Чей-то голос, казалось, говорил над ухом: “Ты лично должен быть чист. Не пачкать рук кровью. Остальное - не в твоих силах. Общий ход вещей изменить невозможно. Это не по силам отдельной личности. В этом марксисты правы”.

Чей это юлос? Президента с его спасительной подагрой? Или Писателя?

“Не то грядет, что прекрасно, а то грядет, что грядет. Понять необходимость и простить оной в душе своей”.

– Кресло номер 116.

Встал Актер, сказал положенное и попросил разрешения прочитать стихи.

Он добр, он мудр, и разуму его Потомки будут удивляться…

Чей-то голос говорил в самое ухо: “Заблуждения человечества удручающи. Оно не заслуживает того, чтобы мы о нем заботились, думали, чем-то для него жертвовали. Люди лживы, неблагодарны, забывчивы. Сколько героев отдали свою кровь - а мир не стал ни на грош лучше…” И другой голос бубнил: “Эй, глупый баран, не ходи по горам…” Детская присказочка. Откуда это? Из какой дали? Голос старухи няньки, которая умерла добрых тридцать лет назад. “Эй, глупый баран, не ходи по горам, там волки живут, тебе лоб разобьют!” Встал в свой черед Океанограф и сказал медленно, трудно, с усилием:

– Да. Согласен.

Не делать зла человеку - определенному человеку. А зло людям - как с этим быть?

У кого сыны. У кого чEрные лебеди. Сколько уважительных причин.

Но ведь кто-то должен… Почему должен? И почему…

– Кресло номер 199.

Нет! С какой стати? Да почему именно я?… Ни в коем случае. Потому что нет семьи? Есть мои ученики. Есть моя незаконченная книга. Есть мой Зверь. Да я даже и не думаю об этом. Скажу, как все… Уши бы залить воском, как гребцы Улисса, когда не хотели слышать пения сирен. Себя не слышать.

– Кресло номер 202.

Изгиб подлости. Неужели и вправду так может быть - позвоночник уже изуродован, не распрямляется, а ты этого не замечаешь, привык, прижился в согнутом, искривленном положении?

– Да, согласен, - монотонно сказал Писатель, кажется даже не вдумываясь.

“Нет, ни за что. Никогда. Я хочу жить. Жить, дышать, работать. Как все. Как последний…”

– Кресло номер 203.

Человек встал, поднял жезл над головой, твердо, отчетливо сказал:

– Не согласен.

И сел, такой же, как всегда, может быть, еще немного бледнее. Наступило замешательство. Некоторые переспрашивали у соседей: “Что? Что он сказал?” Монотонная процедура укачала многих, они не вслушивались в вопросы и ответы.





Хилый человечек на сцене со съехавшими очками повернул свое искаженное гримасой лицо в сторону правительственной ложи. Пауза тянулась и тянулась. Стояло тяжелое неловкое молчание.

Глава Государства, чуть поморщась, сделал легкое движение кистью руки. Это надо было понимать так: “В чем дело? Продолжайте, ничего особенного не случилось”. Потом приближенные к нему люди утверждали, что Глава Государства пробормотал сквозь зубы что-то вроде: “Дурак”, - очевидно, в адрес растерявшегося председателя.

Он бросил короткий взгляд в зал, и глаза их встретились - Главы Государства и Человека. Встретились на одну малую секунду. Глава Государства отвернулся, оперся на жезл и продолжал сидеть с незаинтересованным, совершенно спокойным лицом, в позе изящной скуки - сильный и опасный враг, Черный Принц Зла.

– Кресло номер 204, - сказал человечек, точно возвращаясь с того света, поправляя очки.

10. НАДО СПЕШИТЬ

Человек ехал в машине обратно с заседания, возвращался к себе.

Цвела сирень. Сирень была всюду: на дешевой кофточке простоволосой огненно-рыжей девчонки, на берете ее паренька, в промчавшейся навстречу машине, в окне, распахнутом ветром, умытом ливнем.

Да, в этом было что-то жестокое. Мертвые пусть спят, узники пусть томятся в каменных мешках - сирени ни до чего нет дела. Она цветет…

Человеку хотелось попросить шофера свернуть в сторону, на старое кладбище, хотелось посидеть с полчаса на могиле учителя, успокоиться. Но этого нельзя было делать. Он должен был спешить, если хотел закончить все свои дела.

Низкое небо уже прогибалось, нависало над головой, обещая очередной ливень. Первые пятна зарябили на асфальте.

Начали раскрываться зонтики. По стене сирени с разбойничьим посвистом пробежал ветер, точно шаря грубыми руками в поисках цветка счастья, цветка с пятью лепестками.

Когда Человек вошел к себе в комнату, звонил телефон, и, видна, давно уже звонил.

– Да, слушаю.

Говорил президент - со своей загородной виллы, той самой, где водились черные лебеди и цвели черные тюльпаны.

– Ну, натворил дел!

– Я не мог…

– Оставь декламацию для любителей декламации. Зачем полез? Давно сказано - не поддавайтесь первому движению души, оно всегда благородно. Ладно, все уладим. Переработался, тяжелое мозговое переутомление… полная невменяемость…

– Позволь…

– Нет уж, не позволю. Дам команду Медику, они подберут соответствующую терминологию… Подашь прошение о помиловании в почтительных выражениях. Это придется сделать. Шефу это будет приятно. Может быть, даже обойдется дело без изоляции. Или на самый короткий срок. Но одного ты добился, умник, - у тебя отнимают… твоего ребенка. Ты меня понимаешь?

– Понимаю.

– Придется расстаться. Теоретическую часть, возможно, со временем удастся отвоевать, оставить за тобой, а вот мастерские и этот самый… твое детище…

– Кому же? Ученику?

– Зелен еще. Нет, вице… Ясно?

– Ясно.

– Эта лиса давно подбиралась к винограду. Надо отдать тебе справедливость, ты ему сильно облегчил задачу. Словом, оставайся дома, лучше всего ляг, лед на голову. Кто приедет - ты в забытьи. Без меня - ни одного слова! Ну, не падай духом. Неужели ты думал, что я могу тебя покинуть в беде? Не такая я свинья. Ложись!

Человек опустил трубку на рычаг и пошел вниз к Зверю.

Так, так. Значит, президент уже знает. Быстро. Или у него свои источники информации?

Перед алюминиевой вертушкой, где стоял охранник и проверял пропуска, Человек чуть замедлил шаги, сердце его сжалось - вдруг уже сообщили? Вдруг есть рапоряжение не пускать?

Охранник, белокурый солдат, даже не взглянул на пропуск и почтительно, как обычно, приложил руку к каскетке. Он был молод. Его глаза восторженно смотрели на знаменитого конструктора, ученого в расцвете славы, первооткрывателя подземных путей. Вот это жизнь, вот это настоящее счастье.

Дежурным по ангару и стартовому полю Человек сообщил, что хочет вывести Зверя в небольшую непредусмотренную прогулку, просто так, без заданной цели. У него свои соображения. Маршрут он фиксировать не будет. И в диспетчерском журнале в графе “Маршрут” написал: “Произвольный, с выключенным Большим Ориентиром”. Это означало, что маршрут потом невозможно установить, воспроизвести.

Зверь ни о чем не спросил.

Они погрузились. Приборы работали как положено. Ход был чистый.

– Тебе надо научиться новому, - сказал Человек.

Щелкнуло реле, и неторопливый металлический голос ответил с педантичной серьезностью:

– Я рад научиться новому.